"На пути к дикому полю" - Александр Сотник

"На пути к дикому полю" - Александр Сотник

В колонии под Липецком двух заключенных сварили в кипятке. А в перинатальном центре Орла за две недели умерли восемь новорожденных. А суд в Москве объявил в розыск престарелого антипутинского активиста Ионова. А Рамзан Кадыров заявил, что вот-вот начнет отстрел «врагов народа» – всех, кто против Путина. А Совбез назвал угрозой национальной безопасности состояние экономики России. И это – все, что вы должны знать о состоянии РФ на данный момент. Это – не вражье подверстывание «как все плохо», а будничное состояние моей несчастной страны.

Наше зазеркалье живет на стыке официальных фантазий с реальностью обреченности. Живет себе человек, живет, выходит на улицу, и на него падает сосулька. Насмерть. И ведь жил человек, глядя в телевизор, славил страну и руководство, захлебывался от восторга, что Крым теперь – наш, и Россия поднялась с колен, как вдруг в один момент оказалось, что дело не в коленях и не в «отжатом» полуострове, и даже не в Обаме, строящем козни против нашей Родины, а – в элементарной сосульке, которую никто вовремя не сбил с крыши. И теперь лежит он в морге, так ничего и не поняв, и никого не победив, и ожидает неизбежного погребения. Или кремации. А ведь он так любил Путина, что ни одного «путинга» не пропускал; исправно платил по вечно повышающимся тарифам ЖКХ, и вообще – был преданным государству настолько, что это про него было сказано:

Был послушен, боязлив,

Чтил начальство и традиции,

И скончался, испросив

Разрешения полиции…

Но государство, включая те же службы ЖКХ, как-то незаметно дошло до такого состояния, что не дало ему шанса испросить позволения «зарыться в земной шар». Кто-то возразит: «И в Европе подобное случается, и в лютой Америке – тоже. Балконы падают, и теракты происходят, и младенцы умирают, и в школах постреливают – мир у нас такой нестабильный», и это тоже будет справедливо. С одним лишь уточнением: ни в Европе, ни в США государство не устраняется от человеческих бед, поскольку не рассматривает граждан в качестве подданных и расходного материала. Мне трудно представить, чтобы действующий западный политик пригрозил оппонентам физической расправой. А если бы пригрозил – не оказался бы в клетке на следующий день, перейдя из ранга политика в разряд террориста. Мне сложно смоделировать такую реальность, чтобы западные клиники превратились в душегубки, и на такую систему правительство отреагировало бы позорным троллингом. Мне тяжело предположить, что после какого-нибудь теракта Президент США может исчезнуть непонятно куда и молчать несколько дней кряду, после чего появляться как ни в чем не бывало и утверждать, что он тут – самый главный руководитель. А если бы подобное вдруг и произошло – такой «Президент» вылетел бы из собственного кабинета в ту же минуту, «вместе с рамами». Если бы конгрессмен от штата Техас принялся пугать «ковбойскими наездами» оппозиционных деятелей – его бы затоптали свои же, и в тот же день.

Беда России – не в осатаневших чекистах. Ее беда – в непротивлении злу. Толстовство, помноженное на бессилие, и отрицательная селекция, поделенная на страх – вот истинная причина нашего общественного бедствия, стремящегося к неизбежной катастрофе. Безответственность общества рождает безответственную власть. В этой формуле важна именно первопричина.

В своей предсмертной работе «Соотношение времени и пространства в перспективе longue duree истории Руси/России/СССР/России» выдающийся русский мыслитель XX века Юрий Афанасьев писал: «Российское людское сообщество к началу ХХI века было уже почти полностью расчеловеченным за годы так называемого построения социализма. В строго социально-психологическом смысле это был, разумеется, уже никакой не народ, а человекомасса из атомизированных злостно и агрессивно ненавидящих и всегда готовых уничтожить друг друга индивидов. Это было людское сообщество в состоянии ресентимента. В то же время, эта человекомасса видела происходящее, думала о нем и даже чувствовала, вернее, оставалась бесчувственной к любому «Другому», особенно, если этот «Другой» в горе или ему очень больно. Словом, смотрела на происходящее и на боль и страдание «Другого» глазами, будучи в состоянии эмпатии, присущей одному-единственному человеку – безразлично, равнодушно безжалостно и с неизбывной ненавистью ко всем».

К сожалению, это – окончательный диагноз нынешнему российскому обществу: немощному, озлобленному, импотентному. Подвергшись на протяжении многих веков неослабевающему насилию – как извне, так и изнутри, – оно растворилось в нем, как в единственной парадигме восприятия жизненного уклада, отгородившись от внешнего мира имперским мифом о «величии и особенности собственного пути». Отсюда – «Веймарский синдром» поставленного «на колени», отсюда – жажда вечного противостояния и яростного отторжения «чуждых норм, навязываемых загнивающим Западом» и – в то же время – абсолютный инфантилизм в поисках собственного места в постоянно меняющемся мире. Сегодняшняя Россия отчаянно грешит и истово молится, избегая покаяния. Она искренне считает себя жертвой козней врагов, обложивших ее со всех сторон, а потому – огрызается и утверждает, что и каяться-то ей, несчастной не в чем. При этом внутренний враг – ее пубертатный инфантилизм – рассматривается как «народная черта», доставшаяся ей в наследство «от предков», и любой, кто укажет ей на него – автоматически сам становится ее внутренним врагом, достойным самого жестокого истребления.

Излюбленная формула русофилов «в Россию можно только верить» больше не работает не потому, что веры нет, но исключительно по причине исчезновения самой «русской идеи», столь долго занимавшей умы лучших представителей нации. Сегодняшняя Россия «выдавливает по капле» не раба, а – само понятие свободы, подгоняя кнутом тех, кто уже в полном ужасе бежит в сторону европейских границ. Еще немного – и она отгородится от цивилизации железным занавесом, чтобы приступить к окончательному пожиранию самой себя изнутри посредством выращенных поколений озлобленных варваров, не способных ни на что, кроме жестокого кровопускания.

Сегодня под Москвой закончились учения «по минированию подступов к Москве». Кремлевские стратеги ждут то ли НАТОвских танков, то ли пехоту, то ли нашествие инопланетных кораблей. Шизофрения, прошедшая искусственный отбор в лубянских кабинетах, окончательно победила здравый рассудок. На территории России построен огромный «сортир», в котором, помолясь, можно будет угрохать все живое с криком «Не доставайся же ты никому!» Царица богатейших недр, превращенная в униженную бесприданницу, в отражение хрестоматийной Настасьи Филипповны, будет зверски уничтожена Рогожиным, еще недавно вопившим в припадке истерики: «Все куплю! Всех куплю!..», но в итоге – отправленным на вечную каторгу в Сибирь.

В философском споре Пушкина с Чаадаевым побеждает невзрачный офицер охранки, прокравшийся в царские покои и путем обмана воссевший на трон, ныне окруженный казнокрадами и дикими головорезами, спустившимися с гор. А условный князь Мышкин, утративший рассудок между спорами о гуманизме и припадками политической эпилепсии, отправится в свою Европу – залечивать душевные раны. Если, конечно, по пути туда его не пристрелит какой-нибудь «оскорбленный джигит-силовик».

Если долго выкашивать лучшие всходы, отдавая предпочтение пустоцвету и репейнику – получится дикое поле. И нынешняя Россия пришла именно к нему. Последнее, что ей еще осталось – дойти до самого его центра и намеренно поджечь.

Источник