25-летие событий августа 1991 года воспринимается на постсоветском пространстве с повышенным вниманием. И участники тех событий, и те, чья молодость прошла уже после развала Советского Союза, пытаются понять, что же это было на самом деле. И оказывается, что сегодняшнее восприятие путча ГКЧП и его последствий оказывается совсем иным, чем в 1991 году.
Тогда, в августе 1991 года для россиян – и всех тех жителей Советского Союза, кто продолжал мыслить в русской исторической и цивилизационной парадигме – поражение ГКЧП означало, прежде всего, окончательный крах советского режима, запрет Коммунистической партии, переход к демократическим и рыночным преобразованиям. Горбачевская перестройка, окончательно забуксовавшая в начале 1991 года, сменилась с переменами, которые связывались с Борисом Ельциным и окружавшими его демократами.
Только немногие – причем и в стане демократов, и среди их оппонентов – понимали, что на самом деле смысл происходящего вовсе не в этом. Что на самом деле мы присутствуем при очередном этапе распада Российской империи, который начался в 1917 году и был лишь искусственно заторможен большевистским переворотом и последующей оккупацией Красной Армией большей части новых независимых государств. И что именно Коммунистическая партия – а не что-то другое – была той конструкцией диктатуры, которая позволяла держать в повиновении все присоединенные территории и имитировать «равноправие» метрополии и порабощенных земель.
В Советском Союзе в августе 1991 года произошло, по сути, то, что происходило при распаде Римской империи: конкуренция противоборствующих центров власти, претендующих на представительство интересов всех римлян, привела к деградации и краху государственных институций как таковых – и смерти отжившей свое империи. Именно таким толчком к гибели «империи зла» стала конкуренция генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева и бывшего первого секретаря Московского горкома партии Бориса Ельцина. То, что один опирался на либеральный партаппарат и умеренных реформаторов – «прорабов перестройки», а другой был готов к союзу с радикальными реформаторами и антикоммунистами, ни о чем не говорит.
Борису Ельцину было плевать на демократию с высокой колокольни. Он был одержим властью, жаждой реванша за прерванную партийную карьеру, главным козырем которой в перестроечное время оказался неуемный популизм. Ельцин готов был к союзу с любыми оппонентами Горбачева, но все же главными его союзниками были вовсе не демократы, а та часть сотрудников КГБ и криминализированного теневого бизнеса, которая осознавала все дивиденды от ликвидации КПСС и перераспределения государственной собственности между представителями узкого круга победителей.
Именно эти люди в августе 1991 года пришли к власти в России, удержали ее осенью 1993 года и продолжают удерживать по сей день. В этом смысле автократ Владимир Путин – прямой наследник «демократа» Бориса Ельцина, а государство, в котором живут граждане Российской Федерации сегодня – ельцинская Россия без маски. Да, и еще недавно – с высокими ценами на нефть, которые позволили волкам перестать притворяться овцами.
Но то, чего действительно не мог понять Ельцин вместе со своими многочисленными соратниками из разных групп поддержки – от демократов до чекистов – так это то, что после запрета КПСС и низвержения Горбачева ему не удастся удержать власть над всем Советским Союзом. Не только Ельцин, но и большая часть жителей России были отравлены великорусским шовинизмом, который к тому же в последние годы существования СССР стал новой идеологемой правящего слоя. И если консерваторы были уверены, что только Коммунистическая партия является гарантом сохранения империи – и, в общем, не ошибались, то «либералы» были убеждены, что стоит только начать демократические реформы – как вопрос о союзных республиках отпадет сам собой, они захотят быть с Россией в одном государстве или даже захотят быть Россией. Не случайно один из создателей Украинской Народной Республики начала ХХ века Владимир Винниченко говорил о том, что «российская демократия заканчивается на украинском вопросе». Я бы добавил, что эта так называемая демократия, которая на самом деле является одной из масок шовинизма, заканчивается и на белорусском, казахском, польском, литовском, грузинском – да на любом вопросе, который позволяет сохранить империю! И совершенно не важно, что одни сторонники этой империи хотят сидеть Емелями на нефтяной печи, а другие – ее реформировать. Они объединены общим презрением к чужой истории, традициям, праву на собственный выбор, в конце концов – человеческому достоинству. И поэтому одинаково отвратительны.
С другой стороны, необходимо признать, что те, кто в 1991 году мыслил в категориях неминуемого распада империи после запрета КПСС, тоже не во всем были правы. Казалось, что этот процесс распада затронет и саму Российскую Федерацию – тем более что накануне 1991 года союзный центр во главе с Горбачевым в своей войне против Ельцина приложил немало усилий для того, чтобы активизировать суверенизационные настроения в российских автономиях. И в некоторых случаях – как, например, с Татарстаном – добился большого успеха. В Татарстане, как известно, не проводились российские президентские выборы 1991 года, эта республика претендовала на статус союзной. И в своем стремлении работать с союзным центром напрямую она была далеко не одинока.
После распада СССР новому российскому руководству удалось заключить своеобразный пакт с республиканскими элитами. Знаменитая фраза Ельцина «берите суверенитета столько, сколько сможете», на самом деле означала «воруем на своем месте столько, сколько каждый сможет унести». Я не буду утверждать, что республиканские элиты предали национальные чаяния своих народов, потому что я совершенно не уверен, что на момент распада СССР эти чаяния были. Но то, что каждая из региональных группировок – вне зависимости от этнического происхождения – рассматривала и рассматривает свою территорию как площадку для грабежа – непреложный факт.
Кроме того, не стоит забывать, что новая Россия – в отличие от горбачевского СССР – продемонстрировала готовность к такому уровню насилия, на который советское руководство уже просто не могло решиться. Горбачев пытался остановить «расползание» Союза войсками на улицах Тбилиси, Баку и Вильнюса. Члены ГКЧП не могли даже отдать вразумительный приказ войскам, выведенным на улицы советской столицы. А Ельцин и Путин пошли на самую настоящую войну в мятежной Чечне – с боевыми действиями, ковровыми бомбардировками городов, «зачистками», захватом заложников. После относительной победы в этой страшной войне недалеко было уже до воскрешения старых амбиций, до войн против Грузии и Украины, главной целью которых было возвращение неожиданно утраченной в 1991 году имперской территории.
Это и есть главный итог августа 1991 года для России – режим заскорузлых номенклатурных импотентов был сменен властью грабителей и военных преступников, удерживающих ее на протяжении последних 25 лет. Но история, конечно же, еще не окончена. Процесс имперского распада продолжается и завершится только тогда, когда дойдет до своего логического конца. Только рамки его еще не известны.
Если в 1991 году распад Российской Федерации представлялся распадом, прежде всего, по национально-этническим границам, с сохранением большого русского государства, то за эти 25 лет ослаб как этнический компонент – многие жители национальных окраин воспринимают себя в большей степени россиянами, чем сами русские – так и региональные взаимосвязи.
Ослабление центральной власти в Москве может привести теперь к расколу России буквально по любым границам интересов – от этнических и экономических до военных и криминальных. Поезд, в котором россияне оказались в августе 1991 году, скорее всего, остановится на полустанке «Московское княжество».
