Все свое роскошное детство он провел в Швейцарии. В России бывал редко, но с пользой – подружился с Федором Шаляпиным, юной Любовью Орловой и Леонидом Утесовым. А потом вдруг стал первым сценаристом СССР. Да таким заздравным, что десятки его фильмов сейчас смотрят разве что студенты киношкол. Пропаганда – дело выгодное, но в большую вечность Иосифа Прута она не привела.
Свой первый сценарий Прут написал ещё до революции, фильм назывался «Два мая» – он попытался показать революцию с двух сторон: белой и красной. Его поправили. И после того герои Прута были только красными, они побеждали обстоятельства и время, логику и рефлексию, восторженно выполняя свой долг. Истории разворачивались на фоне больших свершений, мелкое и суетное для них не существовало, их реплики были наполнены пафосом и готовностью к испытаниям. «Спешу получить урок морской романтики!» – сказал на прощание девушке герой фильма «“Богатырь” идёт в Марто». Спешил он в спасательной шлюпке единолично опекать в открытом море несколько плотов со строительным лесом, но бодр был и полон решимости. В этой ленте по сценарию Иосифа Прута, вышедшей в 1954 году, советский пароход, следовавший в город Марто, резко сворачивает на спасение терпящему крушение иностранному судну. Пока советские моряки будут спасать бедствующих иностранцев, иностранная разведка развернёт на советском судне диверсию. Лица злой силы на экране проступят холёными, чёткими и вместе с тем немного придурковатыми. Господа в парчовых халатах, потягивая виски, попыхивая сигарами, хищнически «мутят своё злое дело, и нет добрым людям от них никакого житья». Так описала фильм одна билетёрша в ялтинском кинотеатре в пятидесятые годы XX века.
До этого по его сценариям уже будут сняты «Восточный батальон» (1935), «Год девятнадцатый» («Член Реввоенсовета», 1936), «Артиллеристы» (поставлена в 1939-м), «Две ночи» (1940), «Тихий океан» (поставлена в 1947-м), написанная совместно с Николаем Шпановым «Западная граница» (1949). Да и на самом деле – ещё больше двух десятков злободневных картин, резво снятых малыми силами, грубо смонтированных и озвученных. Тем не менее они воодушевляли, скрепляли, вселяли надежду в зрителя. Во всяком случае, по прикидкам авторов. Прут работал с Абрамом Роммом, Иваном Пырьевым, Марком Донским, дружил с ними, по рассказам, насыщенно и плотно. В интервью говорил, что идеями и материалами к фильмам с авторами тогда щедро делились архивы – бери и твори. Под тяжестью глубины замысла выходило натужно. Сегодня эти работы могут смотреть только студенты киношкол, тренирующие в себе культурную широту восприятия, и их преподаватели, готовясь к лекциям. Пропаганда –дело выгодное, конечно, но в большую вечность не приводит, разве что в её академические коридоры.
Однако же биография автора бывает значительно ценней его произведений, и в случае с Прутом это утверждение исключительно верно. Его прадед с материнской стороны был горским евреем и происходил из воинственного рода Собсо, они жили в предгорье Кавказа в ауле Даргкох. Он служил переводчиком, парламентёром и советником во время переговоров со старейшинами горных родов при князе Барятинском. Его сын Сулейман, который стал в итоге Самуилом, в 1871 году поступил на службу в охрану персидской границы. К этому времени дед Иосифа Прута с отцовской стороны, родственники которого были из чеченского аула Бестуджи, переводился в Туркменистан с Кавказа, где отслужил 10 лет. Когда земли Кавказа вошли в число русских владений, писал Прут, жителям стали менять фамилии на русский манер. В «Неподдающемся» – автобиографическом романе Иосифа Прута – рассказано, как спустившиеся с гор джигиты получали во Владикавказе фамилии Аптекманов, Безчинских, Прут и многие другие. В мирной жизни каждый из его дедов завёл по хлебно-комиссионной конторе, что позволило со временем им выйти в купцы первой гильдии и стать богатыми домовладельцами в Ростове. Дом деда Аптекмана расположился на Старопочтовой улице – двухэтажный, с остеклённым полуподвалом для квартир. У другого деда Прута владение было богаче: трехэтажный дом на углу Малого проспекта и Никольской улицы, в три подъезда, по квартире в каждом.
Через полгода после рождения сына у Леонида Соломоновича Прута обнаружилась скоротечная чахотка, а у маленького Иосифа Прута – палочки Коха. Врачи сказали, что не выживет. Туберкулёз в семье был наследственным по отцу, и Леонид Соломонович ездил лечиться в Швейцарию каждые 10 лет. Теперь собрались всем семейством. По дороге, уже на территории Германии, отец умер в поезде, это случилось в 1901 году. Мать высадили на станции Герберсдорф с маленьким Жозефом и мёртвым мужем. Хоронить пришлось там же, наспех, и дальше в путь – лечить Иосифа. Оба деда выслали деньги и велели оплатить могилу на сто лет вперёд. «После этого мы тронулись дальше – в Швейцарию, где теоретически (по предположению ростовских врачей) я должен был сразу же умереть. Но восемнадцать лет пребывания, лечения и учебы в этой благословенной стране сделали свое дело: я остался в живых».
В свой первый приезд из Швейцарии в Россию в 1908 году он попал на рождественские каникулы. К тому времени домочадцы и друзья стали звать его Оня. Дед Прут взял его с собой в Москву, и там Оня побывал в гостях у Фёдора Шаляпина, который давал детский бал в честь своей дочери. Отсюда у Прута история, многочисленно пересказанная после: он водил в туалет пятилетнюю Наташу Кончаловскую, будущую жену Сергея Михалкова, и танцевал с юной Любовью Орловой. В тот же приезд он впервые услышал пение худенькой и маленькой Лиды Руслановой в церковном хоре – она выступала от приюта. Дед сунул в руку Оне серебряную монету, а тот застыл, погруженный в песню, стоял и думал, что так красиво петь может только ангел. Но монету, конечно же, девочке передал.
В 1910 году на каникулы мать повезла Оню в Одессу – там жила их тётя Аня, и в одном доме с ней семья Вайсбейнов. С их сыном Лазарем – Ледей, будущим Леонидом Утёсовым, и подружился Оня. Тётка всё норовила усадить Оню за пианино, и даже записала на уроки к частному преподавателю. Ледя же за мороженое, которое ему регулярно скармливал Оня, проводил с ней отрезвляющие беседы, а когда они не помогли, подсказал товарищу план шантажа неугомонной тётки.
В Швейцарии Прут учился неподалёку от Лозанны, школа Ecole Nouvelle в городе Шайи была одной из престижных в Европе того времени: три языка, точные науки, история по всем разделам, экономика, право и, конечно же, верховая езда. В традициях школы, кроме прочего, было шефство – когда старшие приглядывали за младшими учащимися. Иосифу Пруту в подшефные достался лорд Эдвард Донегаль, владетельный герцог Шательро, маркиз Эссекс и будущий пэр Англии. Вместе с Оней Прутом он учился зарабатывать на карманные расходы – так в биографии обоих появился первый доход: они распилили кубометр дров за три франка, чего, по их подсчётам, должно было хватить на 10 плиток молочного шоколада.
В 60-х годах прошлого века в Союз писателей СССР пришло письмо из директората Ecole Nouvelle, в нём говорилось об ещё одной традиции школы: устраивать ежегодные встречи выпускников с их отчётом о достигнутых в жизни успехах – ни больше ни меньше. На тот момент пришла пора встречаться выпускникам класса, который окончил Жозеф Прут, с тем приглашение и прислали. Советские партийные работники насторожились: что значит – с отчётом? Широко на перспективу посмотрел первый секретарь Союза писателей Алексей Сурков: всё-таки это была отличная возможность продемонстрировать Западу зрелость советского общества, его, несмотря ни на что, терпимость к прошлому отдельных членов, равные возможности для всех, ну и так далее. Сурков взялся курировать подготовку поездки, и в 1968 году Прут вылетел в Швейцарию на 10 дней, которые провёл тепло и насыщенно, встретившись с друзьями детских лет.
Перед отъездом он получил точные инструкции относительно того, где можно, а где нельзя встречаться с друзьями и родственниками, где селиться, какого режима придерживаться. По возвращении Иосиф Прут, как и любой другой советский гражданин, которому посчастливилось бы выбраться в капиталистическую страну, был обязан написать отчёт уже советским властям: где был, кого видел, о чём говорил. Отчёт вышел убористым, хоть в «Новом мире» публикуй – столь содержателен и ясен он был. Указал точное время всех перемещений, места и встречи, со всеми поимённо, темы для разговоров, которые поднимались, и способы обхода острых углов: «На все вопросы, касающиеся Б.Пастернака, Е.Евтушенко, А.Вознесенского, И.Бродского, я отвечал достаточно убедительно, чтобы дискуссия не разворачивалась». К описанию встреч с друзьями и родственниками профессиональный пропагандист Прут подошёл с огоньком: швейцарцы все поголовно были счастливы видеть успешного советского человека, живущего полной жизнью, и просили его передавать низкий поклон советскому народу, который освободил их от фашистов.
В его официальных воспоминаниях, как и в историях его героев, рефлексия проходит вскользь, краем: были, дескать, некоторые неудобства, но в общем-то – жизнь удалась! Он должен был умереть в детстве, но выжил, за наличие многочисленных родственников за границей советские власти могли если не расстрелять, то сослать на Колыму, но миновало же, обошлось. Он общался с лучшими домами своей страны, был завидным гостем многих культурных делегаций, жил и чётко ощущал себя человеком привилегированным. Оставалось расслабиться и наслаждаться, ведь если вдуматься, жизнь Прута удалась задолго до рождения.
Алена Городецкая
