Ни одного подвига, ни одной победы, трагическая гибель
23 июня 1941 года в Москве никто не понимал, что происходит на границах страны, а Генштаб выпускал директивы, предписывающие войскам уничтожить захватчиков, но на сопредельную территорию не переходить ни в коем случае… Сталин в этот день совершил акт государственной мудрости: послал на Западный фронт сразу трех (из пяти имевшихся в наличии) маршалов — Ворошилова, Шапошникова и Кулика. Для руководства на месте.
Всех скоро пришлось отозвать ввиду полной бессмысленности и даже вредности их там пребывания. Вернее, двоих: третий, зам. наркома обороны Кулик, — пропал.
В штабе фронта знали, что Григорий Иванович прибыл в расположение управления 10-й армии. Поток матерных ругательств, обрушенных Куликом на штабных генералов и полковников, их, конечно, ошеломил, впрочем, они того, скорее всего, вполне заслуживали; так пишут сведущие люди. Затем Кулик убыл в войска и с тех пор не подавал о себе никаких вестей. Наконец, в 6 часов 45 минут 30 июня начальник Генштаба Жуков в разговоре по «Бодо» приказал командующему фронтом немедленно выяснить и доложить, где же маршал. Павлов выслал на розыски группу с радиостанцией. Безуспешно…
Забегая далеко вперед, во время первого суда знаменитый судья Ульрих стал допытываться у Кулика:
Ульрих: Никакой преступной связи с немецким командованием у вас, значит, не было?
Кулик: Категорически нет. Было только одно — в разведке имелись данные о том, что немцы меня искали, так как считали, что я остался в окружении и стал командовать партизанским отрядом.
Еще припоминаю — в одной деревне меня опознал кто-то из местной интеллигенции, наверное, сельский учитель. Он меня спросил: «Вы Кулик?» Я ответил: «Нет!» После этого сразу мы удрали из деревни.
Ульрих: В какой точно деревне, районе это было?
Кулик: Где-то в Белоруссии. Точно не знаю.
Ульрих: С немецкими солдатами вы встречались?
Кулик: В одном месте натолкнулись на немецкие танки. Сразу назад. И удрали. Ни с одним немецким солдатом я не встречался в окружении, ни с кем из немцев не разговаривал.
Ульрих: Сколько вы пробыли в окружении?
Кулик: Дней двенадцать.
Ульрих: Были переодеты?
Кулик: Да, переоделся в крестьянскую одежду.
Ульрих: Партбилет, другие документы, ордена при вас были?
Кулик: Нет, при мне никаких документов не было. Я еще из Москвы вылетел без документов. Выходить было трудно. Дорогой я так себе натер ноги, что не мог идти. Я даже хотел застрелиться…
Но из окружения маршал все-таки выбрался. Павлов вздохнул с облегчением, хотя его личную судьбу счастливое спасение Кулика, увы, не облегчило.
В ноябре 1957 года Хрущев на собрании актива Московской областной парторганизации рассказал, цитирую по стенограмме: «Развалился Белорусский фронт, командующего расстреляли. Правда, сейчас его реабилитировали, он не изменник, но то, что он был дурак и пьяница — в этом не может быть сомнений. («Кто, назовите фамилию?» — раздались голоса из зала.) Это командующий Белорусским фронтом Павлов, который за развал фронта в первые дни войны был судим и расстрелян. Я Павлова мало знал. Я когда-то встречался с ним в Харькове на испытаниях Т-34. Он тогда был командующим бронетанковыми войсками. Я тогда же сказал Сталину, что такой командующий производит очень невыгодное впечатление. Смотрю, его назначают в Белоруссию».
Вообще-то, после командировки в Испанию Павлов считался очень перспективным командиром и действительно сделал ошеломительную карьеру. Но оставим оценки на совести Хрущева. Так ли был генерал армии Павлов виноват в развале округа (а впоследствии — фронта), сказать не решусь. Больше ли других военачальников пил — тоже сомневаюсь.
Но факт остается фактом. В июле 1941-го он был судим и расстрелян, предварительно наговорив на себя и окружающих все, что следователь за него смог придумать. В том числе и на Кулика (с которым и в Испании контактировал) наговорил. Но для Кулика тогда все обошлось. Подозреваю, что тогда ему еще сильно помогала биография: Первая Конная долго оставалась «палочкой-выручалочкой» и неисчерпаемым резервом для высших военных кадров. Буденный, Ворошилов, Тимошенко, Щаденко, Тюленев, Кулик тот же… В годы войны они, правда, себя (мягко скажем) не проявили, но былая близость к Сталину некоторый недостаток военных талантов явно компенсировала. Пока не стала обременительной даже для вождя.
(Хрущев: «Мы расстреляли и маршала Кулика. Это был честный человек, но, конечно, ему командовать артиллерией доверить было нельзя. Я знаю, как он командовал армией, а Сталин прислал его в состав нашего фронта. Я сразу же сказал об этом Сталину, зачем его к нам прислали. Его потом освободили и расстреляли. Почему его выдвинул Сталин? Потому, что когда под Сталинградом, в первые дни революции шли бои с казаками, тогда Кулик командовал артиллерией. Но в это время в этой артиллерии были три пушки, и на это у него ума хватило, но чтобы командовать всей артиллерией Советского Союза, для этого большого дела у него уже ума не хватало… Я Сталину сказал об этом. Он мне ответил: «Нет, вы его не знаете, он храбрый человек». Верно, он храбрый, слов нет. Но храбрость нужна и солдату, а командующему нужен еще и ум, потому что от этого зависит жизнь тысяч людей.
Храбрость он может проявить и умереть, но какому дураку нужна его храбрая смерть, когда он своей храбростью положит тысячи людей».)
…В общем, расстреляли и Кулика. Но когда это еще будет!
Из стенограммы заседания Военного совета при наркоме обороны СССР. 1–4 июня 1937 года. Только что разоблачили «группу Тухачевского», поэтому обстановка, разумеется, была нервная. Надо понимать, все со всеми были связаны по службе и все потому входили в «группу особого риска». Начав читать толстый том стенограммы, понимаешь, что это длинная и горькая пьеса шекспировского накала, и даже оборвать ее на чьей-то реплике физически трудно.
Сталин: Например, Ефимов (арестованный накануне начальник главного артиллерийского управления, расстрелян; реабилитирован. — П. Г.) назвал Кулика. Мы спросили: «Правильно он назвал?» Он сказал, что ошибся. «Почему?» — «Мне показалось, что его можно было бы завербовать»…
Кулик: Товарищи, начну с себя. Почему-то мою фамилию упомянул в своих показаниях Ефимов, но вы, товарищи, знаете, что я, начиная с 1918 года, боролся против Троцкого под непосредственным руководством Климента Ефремовича и тов. Сталина. И как Троцкий снимал Климента Ефремовича, моментально я летел. Я в то время носил бороду, и Троцкий говорил: «Необходимо эту бороду убрать». Когда меня ранили под Царицыным, — я по совести скажу, — я боялся ехать через Москву, думал, что меня расстреляют. А теперь Ефимов упомянул мою фамилию, и, когда меня спросили, я сразу не поверил. Считаю, что это провокация. Показания Ефимова, то, что мы читали, и то, что я обнаруживаю, — это но-но-но. Он отводит не туда.
Тов. Сталин, вы не понимаете мое положение. Когда пришел Белов (тогда — командующий Московским военным округом. — П. Г.), я вздохнул с облегчением. Тов. Сталин, приходилось в подполье работать. Я могу руководить, а мне говорят: «Извините». У них любимчики есть. Я 16 лет в одной категории. Скажите, товарищи, честно говоря, вот здесь сидят: один командующий армией, другой командующий армией, третий командующий армией. А почему меня затирали? Как я кончил академию, вам, Климент Ефремович, докладывали? А это потому, что Гамарник докладывал... А когда был поставлен вопрос в отношении всего этого, я написал вам рапорт официальный, тов. народный комиссар. Как выдвигали людей? Вот тот же Туровский, Гарькавый — это же ничтожества в военном деле. Что они собой представляют, хотя бы тот же Гарькавый?
Сталин: Ничего, кроме усов, нету.
Кулик: А Туровский? А кто защищает здесь Уборевича, пусть скажет, какой это трус: я с ним бывал в бою, это трус.
Голоса: Правильно.
Кулик: А трусы в армии командовать не могут. Я помню, когда я был у Буденного, когда меня снял Троцкий, а приехавший Орджоникидзе восстановил, когда я командовал армией под Кор… (так в стенограмме), так он же сбежал. Это же такое ничтожество.
Голос: Это верно. Он — трус большой.
Кулик: А Якир? Это же такой мерзавец… Посмотрите, как расставляли силы. Я к Гамарнику никогда не ходил. Вот тогда, когда вызывали Говорухина, как они хотели представить дело? Я выпил вина и привел женщину, так они хотели меня скомпрометировать (смех)… Не в этом смысле. Они говорили, что я — бездарный человек. Ну что там какой-то унтеришка, фейервейкер! Уборевич так меня и называл фейервейкером. А «вождь» украинский Якир никогда руки не подавал. Когда Белов проводил в прошлом году учение осенью, как они набежали все, чтобы скомпрометировать это учение.
Голос с места: И как они завыли!
Кулик: Я хочу такой вопрос задать, тов. Сталин. На что же надеялись эти мерзавцы? Ведь я же своими руками бы повесил, не допустил их. Мы все — Ефим (судя по всему, Щаденко. — П. Г.), Семен Михайлович (Буденный, — П. Г.), Дыбенко, Левандовский — знали, а я лично самым большим мерзавцем считал Гамарника. Я считал его врагом, он в глаза мне не мог смотреть. Корк (командарм 2-го ранга, расстрелян вместе с Тухачевским, реабилитирован. — П. Г.) — вообще дурак в военном деле.
Голос с места: Положим, он не дурак.
Кулик: Нет, Корк в военном деле — безграмотный человек, техники не знает.
Буденный: Он только вопросы умел задавать.
Кулик: Когда я приехал из Испании, мне предложили пойти в замы к Уборевичу. Я сказал: «Лучше пойду ротой командовать, но замом к Уборевичу не пойду». Я явился тогда к вам, тов. Ворошилов, и чуть не плакал. Единственно, куда я хотел пойти — это к тов. Белову (впрочем, его тоже скоро расстреляли. — П. Г.)… Я был у вас на обеде, тов. Ворошилов… Они, наверно, не допускали меня в Московский округ, потому что знали, что я бы вешал их. И когда я на обеде у вас сказал, что первая сволочь — Гамарник, вы мне сказали: «Ты ошибаешься, Якир — сволочь». Какой большевик-командующий может ненавидеть большевика? Он меня ненавидел и считал вашим агентом, Климент Ефремович. Казалось бы, корпус подтянул, все в порядке; а тут бьют, а за что бьют — не знаю…
Егоров (маршал Советского Союза, начальник Генштаба РККА. — П. Г.): И надо сказать, тов. Григорий Иванович Кулик, что на последнем Военном совете в кулуарах, после речи Тухачевского о боевой подготовке, вы говорили: «Гениальная речь!» (Общий смех). А тут об этом умалчиваете. Нужно иметь смелость большевика, Григорий Иванович, чтобы называть вещи своими именами. Вот сидит Щаденко (судя по всем откликам, патентованный мерзавец, нач. управления кадров РККА. — П. Г.), он может подтвердить… Еще хочу сказать Тюленеву. Вы сидите и качаете головой, когда кто-нибудь говорит о том, что было. А я вас спрашиваю: «Почему вы говорили то же самое?» Мы с вами раза три-четыре встречались вместе с Тухачевским, выпивали…
Тюленев: Один раз только.
Егоров: Какой там один раз! Разве вы не говорили о гениальном руководстве погашением Тамбовского восстания? (Общий смех) Правильно ведь это, я не зря говорю. Эти отдельные моменты и создавали ореол вокруг Тухачевского.
А Мерецков!..
Передохнем. Краткая справка:
- Белов Иван, командарм 1-го ранга. Был членом судебного присутствия на процессе Тухачевского. Расстрелян 29 июля 1938 г. Реабилитирован.
- Гамарник Ян, армейский комиссар 1-го ранга, зам. наркома обороны, начальник ГЛАВПУРа. Застрелился перед арестом.
- Дыбенко Павел, первый нарком по морским делам, командарм 2-го ранга. 10 сентября 1937 года Дыбенко был снят с должности командующего Ленинградским военным округом, но затем восстановлен. В январе 1938-го повторно смещен с поста и уволен из армии, обвиненный в морально-бытовом разложении и пьянстве. После этого «в порядке последнего испытания» назначен заместителем наркома лесной промышленности СССР. Арестован уже 6 февраля 1938 года, подвергся жестоким пыткам, писал покаянные письма Сталину. Расстрелян через полгода. Реабилитирован.
- Урицкий Семен, комкор, зам. командующего Харьковским военным округом, член ЦИК СССР. Расстрелян. Реабилитирован.
- Гарькавый Илья, комкор, командующий Уральским военным округом. Расстрелян. Реабилитирован.
- Уборевич Иероним, командарм 1-го ранга, командующий Белорусским военным округом, расстрелян вместе с Тухачевским. Реабилитирован.
- Якир Иона, командарм 1-го ранга, командующий Киевским военным округом, расстрелян вместе с Тухачевским. Реабилитирован.
- Егоров Александр, маршал Советского Союза, начальник Генштаба РККА. Расстрелян 23 февраля 1938 г. Реабилитирован.
- Левандовский Михаил, командарм 2-го ранга. Расстрелян 29 июля 1938 г. Реабилитирован.
- Мерецков Кирилл, будущий маршал Советского Союза, в 1937-м зам. начальника Генштаба. В июне–сентябре 1941 года — под следствием, его пытали, повредили позвоночник; говорят, был единственным, кому Сталин разрешал докладывать ему — сидя. Умер в 1968-м.
За годы Великой Отечественной войны на всех фронтах в общей сложности погибли, умерли и пропали без вести 423 генерала и адмирала. Вычтем тех, кто скончался от болезней, 20 погибли в результате несчастного случая, трое покончили с собой при обстоятельствах, не связанных с боевыми действиями, 18 были расстреляны и впоследствии реабилитированы… Непосредственно «от рук врага» погибли 357 генералов и адмиралов.
Трудно себе представить, но только за два года Большого террора «убыль» высшего руководства Вооруженных сил была в два с лишним раза больше!
Более того, даже пережившие 37-й год два генерал-полковника, три генерал-лейтенанта, 11 генерал-майоров и один контр-адмирал были арестованы перед самой войной. Вскоре после ее начала 15 из них были расстреляны без суда, а двое умерли в ходе следствия. С учетом этих данных за пятилетие «потери от своих» составили 943 человека или 85% от общей численности генералитета накануне Великой Отечественной войны. Все они пострадали невинно и впоследствии официально реабилитированы.
Будем справедливы, усилия по искоренению в Армии врагов народа прилагались и задолго до 1937 года. Но в 37-м концентрация этих врагов и возросшая квалификация следственных органов достигли беспрецедентного размаха и привели к обескураживающим результатам.
Н. Куйбышев, командующий войсками Закавказского военного округа, на заседании Главного военного совета 21 ноября 1937 года сообщил:
— На сегодня у нас тремя дивизиями командуют капитаны… Но дело не только в этом, один до этого не командовал не только полком, но и батальоном, он командовал только батареей.
На вопрос с места: «Куда же подевались командиры?» Куйбышев с мрачным юмором ответил: «Все остальные переведены в ведомство НКВД без занятия определенных должностей».
Через два месяца Куйбышев был арестован и еще через полгода расстрелян. Места разоблаченных и расстрелянных врагов занимали проверенные люди.
Уже после смерти будущего главного маршала артиллерии Н. Воронова найдут его записки: «К этому времени относится нелепая реорганизация ГАУ, затеянная Г.И. Куликом, когда все «артиллерийское хозяйство» решили сосредоточить в одних его руках. Меня назначили к нему первым заместителем, Г.К. Савченко — вторым, а В.Д. Грендаля — третьим. В новой структуре нам приходилось по важным и принципиальным вопросам составлять своего рода оппозицию-«триумвират» — в противовес скороспелым, непродуманным «волевым» решениям нашего руководителя... Г.И. Кулик был человеком малоорганизованным, много мнившим о себе, считавшим все свои действия непогрешимыми. Часто было трудно понять, чего он хочет, чего добивается. Лучшим методом своей работы он считал держать в страхе подчиненных. Любимым его изречением при постановке задач и указаний было: «Тюрьма или ордена». С утра обычно вызывал к себе множество исполнителей, очень туманно ставил задачи, и угрожающе спросив «понятно?», приказывал покинуть кабинет».
Подчиненные, прослушав путанные указания Кулика, почтительно козыряли, шли к Воронову или Савченко, и те пытались как-то перевести указания на русский язык. Чаще всего им это удавалось.
Кстати, Савченко на заседании комиссии по вопросу военной идеологии 13 мая 1940 года обронил: «…Я должен прямо сказать, что у нас не принято говорить о положительных качествах противника. Если я соберу своих помощников и отзовусь о формах работы иностранных армий положительно, то заранее знаю, что из десяти присутствующих девять будут писать донесение».
Мехлис: Вы здесь преувеличили, но человека 2–3 напишут.
Даже если начальник политуправления Мехлис и прав, двух-трех «донесений» вполне хватило. Через год с небольшим (война уже шла) комкор Савченко был арестован и 16 октября 1941 года без суда расстрелян в Куйбышеве. Реабилитирован.
