Костя не любит никого. Видимо потому, что себя не любит. Ублажает, но как-то без взаимности. То есть покупает всегда все самое лучшее, можно сказать - люксовое. Машина у него порш-панамера, квартира в восемь комнат с шестиметровыми потолками на Садовом кольце, баба - модель, когда-то Листерман подогнал небесплатно, конечно, но со скидкой: от Кости все-таки много в мире зависит. Настей зовут бабу, неглупая, скромная, характер хороший. И кончает по шесть раз за сеанс, почти без переыва. Где старый сутенер таких конфеток находит? Видимо какое-то ноу-хау имеет. Но Костю Настя как-то не очень радует, хотя все правильно делает, даже с душой. Не изменяет, не тратит больше, чем положено: Костя ей в месяц выделяет пятерку на все про все, но подарки - отдельно. Собаки у него есть. Корги, как у королевы, целых три. И три ребенка - дочка и два сыночка. За ними филиппинка ходит, Элфа, Настя по каталогу выбирала в агентстве. На эльфа филиппинская няня не похожа, скорее на гнома: коротконогая, полноватая, на лицо - просто квазимода какая-то, но работящая, как лошадь владимирской тяжеловозной породы. И наняли-то ее на полтора года, а она уходить не хочет, понравилось ей. Ну и ладно, дети привыкли, и собаки. Живет в квартире для прислуги с отдельным входом, но с другой лестницы, хотя дверь в Костину квартиру есть, как и у охранников, у них свой апартмент тоже рядом. Их двенадцать человек, работают в три смены, двое всегда с Костей, один за квартирой наблюдает, когда никого дома нет, а четвертый Настю возит - по магазинам, в фитнес-клуб, салоны, просто рядом пыхтит на пробежках вокруг Патриарших, но сумки и пакеты с покупками таскать не хочет: неправильно это, у телохранителя руки всегда свободны должны быть. А Настя не понимает: ну возьми ты пакеты, если что случится, бросишь и достанешь свой пистолет! Да и что может случиться-то? Кому она, обычная домохозяйка, может быть нужна? Вот муж - другое дело, он человек важный, государственный! Помощник самого президента!
Костя умный, как Эйнштейн и хитрый, как черт. За это его всегда ценили. А еще у него энергия и энергетика. Обаятельный он. Умеет слушать и дураков, и умных. Одинаково. Так, что собеседник чувствует не просто внимание, а полный свой триумф: Костя понимает каждую мысль, расчувствует, как редкое вино, смакует, наслаждается. Даже если это полная банальность и чушь несусветная. А вот такая у Кости метода. Он по жизни актер. Добился этого эффекта еще когда в школе учился. Рано понял, что в жизни главное - нравиться людям, даже дуракам и бездарям, от них часто зависит намного больше, чем от умных. Это, конечно, тяжело, особенно на трезвую голову и по утрам, но Костя умеет мобилизовываться: тоже научился, когда в юности в секцию бокса ходил. Ну чемпионство ему не светило, тем более, плюгавый он, хрупкий с виду, большеголовый, ручки-ножки тоненькие. Но он и не собирался по спортивной линии идти, он мечтал в детстве стать кинорежиссером, нравились ему батальные сцены, сражения, где тысячные массовки, грохот пушек, звон сабель, кавалеристы в гусарской форме, ну все такое. А бокс - это чтобы агрессию снять. Он вообще такой рос, самолюбивый и злой. Но если на улице или в классе начнешь выделываться, то просто огребешь и авторитет потеряешь, даже по зубам никому дать не успеешь, сомнут. А на ринге - другое дело. Там, если тренироваться, можно врезать противнику так, что кровь пойдет, упадет он в нокдаун, ты хоть и слабый, но техничный, а он пусть даже бугай, но неповоротливый, а значит проиграл он!
Костя любил быть расторопным. В школе сначала пионерской дружиной командовал, старостой класса был, в армии комсоргом роты стал. И учителя его любили, и командиры - мальчик умный, начитанный, исполнительный, спортивный и стучит. Нравилось ему управлять не явно, а тайно: дар ему такой вышел. Сначала наблюдать, но никогда не вмешиваться, слушать, смотреть и чувствовать. Он в детстве много про индейцев читал, Фенимора Купера, Сетона-Томпсона, Бриса. Представлял себя следопытом. Это у него от отца - тот военным разведчиком был, до майора дослужился, а потом на пенсию вышел, что-то не так пошло. Говорят, аморалку ему наклепали завистники: бросил Костину маму и нашел себе другую женщину. И даже не помогал семье. Вот мама и написала в политотдел заявление, мол, окажите влияние на офицера. А там свои интриги были, перевели майора в какое-то захолустье, квартиру дали и должность в военкомате предложили отстойную. Обиделся он на командование и вышел на пенсию, кстати, на телевидении потом работал в Казани, лежала у него душа к этому. А Костя так никогда и не простил его уход, даже когда стал успешным и богатым, когда от него многие судьбы зависели, он отца не принял, не предложил ему ничего, такой он, не то чтобы злопамятный, а просто на память не жалуется и добротой излишней не страдает.
Так вот про следопытов и индейцев. Читал Костя не только вестерны, но и философскую мистику - от Кроули до Кастанеды. И придумал свою систему: где бы он не находился, он - разведчик. Сначала надо смотреть и видеть. Но никогда не выдавать себя. Потом - анализировать и понимать. Что понимать? Да все - как работает эта машина, как растет эта трава, какая химия в отношениях людей, что каждый хочет и что при этом может. А потом, поняв, как индеец следы медведя, бизона и белого человека, нужно поставить себе цель: заманить бизона в ловушку, чтобы завалить, увести медведя подальше от вигвама, чтобы не напал ночью, а у человека угадать намерения - что он, пришелец, хочет: торговать или выгнать индейцев со своей земли. Если торговать, то надо к нему первым подойти и товар предложить - пушнину, золотой песок, самородки серебра и получить в обмен оружие, порох, медную посуду. А если он враг, то надо его убить и спрятать труп, чтобы другие враги не пришли мстить.
Костя хотел быть режиссером и снимать кино, но в конце восьмидесятых хорошее кино уже не снимали. Точнее, Косте советские фильмы не нравились. А в Голливуд поехать он не мог: в армии подписку давал о неразглашении, первая форма. Он в военкомате так попросил: мол, я хочу быть разведчиком. Как папа. И вот мой первый разряд по боксу, вот кубок первенства области (в наилегчайшем), вот рекомендация райкома комсомола. Хочу в войска КГБ, в Кремлевский полк. «Правильный мальчик, настоящий волчонок, - подумал военком. - но внешность слишком вызывающая, да и росточком не вышел. Хотя в разведке такие нужны!» Отправили Костю в учебку ГРУ, в спецназ. А потом в этой учебке он и дослуживал комсоргом: удобный был паренек. Все обо всех знал. И даже однажды грамотно предотвратил антисоветскую выходку: просигнализировал, что у одного курсанта спрятан Солженицын и письмо Расколькникова Сталину. А готовили бойцов в Афганистан. Представьте себе: прибывает такой спецназовец на место, и начинает вести среди личного состава вражескую агитацию! В общем, хотели Костю во внеочередной отпуск отправить и звание старшины присвоить, но наш герой дошел до командира части: не надо меня расшифровывать, лучше останусь сержантом и домой не поеду, зато личный состав не догадается, что это моя разработка. Вот прямо так и сказал: «моя разработка»! Полковник посмотрел на вытянувшегося по стойке сержанта-комсорга и подумал: «Этот далеко пойдет, гнида! Мать родную сдаст за пятиалтынный!» Но согласился, хотя самому противно стало.
В общем, после армии Костя во ВГИК поступать не стал. Шел 1988 год. Перестройка показалась ему перспективным делом: нужны были новые люди. Костя себя именно таким и чувствовал. Вот как у Ницше. Он про Заратустру прочитал, Ортегу-и-Гассета в журнале, про психологию буржуазного общества. И вдруг понял: в СССР возникает новый тип народа-потребителя. Совсем скоро из толпы вычленится маленькая группа Сверхлюдей, а остальные останутся тупой массой, которая будет этих избранных кормить. У Кости не было морали. Ну то есть мораль, конечно, была, но своеобразная. Он считал, что 99 процентов людей, всех рас, народов, социальных групп и стран - дураки. А умных и достойных меньше процента. Они и есть Сверхчеловеки. Избранные. Все остальное - сраная достоевщина: Раскольников должен был не комплексовать и всякие глупости думать, а поставить дело на поток, зарабатывать деньги, потом открыть свое дело, например фабрику или торговую компанию, приумножать богатства, приносить пользу миру. Ведь процентщица - она кто? Паразит. Мелкий причем, как вошь. Если можно из нее деньги вынуть для себя, то о чем думать-то? Или рискуешь, или идешь в школу детишек учить за три копейки, да и противно: эти детишки вырастут и станут рабочей силой, будут горбатиться целыми днями на заводах, а по вечерам пить шмурдяк и колотить своих страшных тупых баб. А по воскресеньям - к попу в очереди стоять за ложкой невкусного разбавленного кагора. Так лучше попом тогда быть, но тоже противно: старики, старухи, крикливые младенцы, гробы, покойники… Да и денег нормальных не заработать. Нет! По комсомольской линии идти стремно: все рушится, вон какая кампания в прессе, гласность типа. Ну кто поверит, что коммунистическая идея выстоит! Только деньги, только системы, дающие прибыль в тысячи процентов, да так, чтобы вкладывали другие: пахали, сеяли, урожай собирали и ему, Сверхчеловеку, привозили готовое. Но ведь этому учиться надо? Какие-то технологии знать, процессы… Этому не учат в институтах!
Костя вспомнил Кастанеду. Нужен Учитель. Проводник. Носитель знания. И нуждающийся в талантливых учениках. Он перебирал варианты: пойти в КГБ. Там многому можно научиться, но долго: время идет стремительно, кто не успеет сейчас, тот поедет не в вагоне, а на трамвайной «колбасе» - никакого удовольствия и рискованно. Можно податься в криминал, но риск еще больше, хотя и доход хороший. А если сядешь, то опять время уйдет, нет, не вариант. Значит нужно искать что-то проще и ближе. Когда он из армии вернулся, нужно было встать на комсомольский учет. Зашел к секретарю райкома, все-таки рекомендация из политотдела части была на комсомольскую работу. Секретарь Евгений - чернявый очкарик с усиками, внимательно посмотрел на Костю: «В спецназе служил? А хочешь интересную работу? Охранником и инкассатором?» Костя не раздумывая кивнул. Он ведь следопыт, он сразу понял, что перед ним за здоровенным райкомовским дубовым письменным столом не лох, не простован: Сверхчеловек! Через день он вышел на новую работу: инструктором райкома ВЛКСМ.
Комсомольский секретарь разрабатывал золотую жилу под названием НТТМ. Что-то про научно-техническое творчество молодежи. Выглядело это так: райком нанимал молодых инженеров и платил им неплохо, чтобы они мастерили какие-то модные тогда устройства - на базе польских игровых приставок имитировали рабочие места диспетчеров, на основе советских телефонных станций - пульты управления заводами. Туфта, конечно, полная, ИБД, как говорил Женя. Имитация Бурной Деятельности. А реальная работа была такая: во всяких НИИ были спущенные из министерств научные программы. Разработка кормов для коров, создание вакцин для детей, усовершенствование станков с электронным управлением. Госплан выделял институтам деньги, точнее Минфин с подачи этого самого государственного планового комитета. Деньги были большие, но безналичные, инженерам и всяким научным сотрудникам платить можно было только зарплату и премии. Копейки. И директоры институтов тоже жили на зарплату, правда побольше, чем исполнители. С 1988 года в системе открылась дырка: бригадный подряд. Директор НИИ (а чаще заместитель по хозчасти, человек реальный и с коммерческими способностями) договаривались с райкомом комсомола о том, что тамошние «молодые специалисты» типа выполняют работу в рамках программ института. И Центр НТТМ получает за это уже не зарплатные деньги, а все, что выделено в фондах Госплана. Это были миллионы рублей, сотни миллионов, порой миллиарды. Естественно, никаких специалистов у райкома комсомола не было, работали сотрудники НИИ. И получали в три-четыре раза больше в комсомольской кассе, чем в институтской. Руководство получало в сто раз больше. А комсомольцы забирали себе все остальное: то есть те самые миллионы. Налогов они не платили, в банке деньги выдавались наличными. Их нужно было хранить, перевозить и контролировать - на эту работу Костю и позвали. Ну и самого Женю охранять нужно было: все-таки деньжищи огромные, желающие обезжирить всегда отыщутся.
Через месяц Костя стал начальником службы безопасности. Он быстро договорился с райотделом КГБ о том, чтобы хранить средства в его сейфе, нанял пятерых разгильдяев-милиционеров, чтобы в свободное время сидели в приемной Жени и сопровождали его в поездках. И даже наладил правильный обмен рублей на доллары: Женя ушлый был коммерсант, но все больше по теории, а Костя быстро понял - рубль штука ненадежная, доллар, хотя и 88 статья вплоть до расстрела, но риск того стоит, да и конкуренты - другие райкомы, они тоже на валюту доходы переводят. В общем, нашел Константин в лице Евгения своего Дона Хуана и пошли они в свое долгое далекое путешествие по денежным джунглям.
Сегодня многие считают, что на самом деле Костя написал много книг про те времена, да и про нынешние в образе писателя Виктора Пелевина. Нет, неправда это! Я видел и Костю, хотя только однажды близко, да и с Виктором Пелевиным как-то обедал в хорошем мексиканском ресторане, мы пили текилу и ели ребрышки в медовом маринаде: разные они люди, хотя и приятели. Кстати, тогда Пелевин в Госплане работал программистом. Но к деньгам-деньжищам отношения не имел, а Костя уже свой первый миллион сделал за год. Сколько было денег у Евгения он не знал точно, но догадывался: намного-намного больше. Женя ему доверял всякие тонкие вопросы, но не до конца. Еврей он. А Костя только наполовину. Да и то сомнительно, есть версия, что выдумал он это дело, что мама-то у него русская, хотя папа точно не славянин, мусульманин он. И это вызывало у Евгения некоторое отторжение: он предпочитал чистокровок. Был у него в доле такой Эдуард, интеллигентный мальчик из хорошей семьи, хваткий, но жестокий, как хорек. Кадрами занимался и рекламой, но на самом деле все больше по финансам: любил Женя супервизию, строил свой бизнес на интуиции, предпочитая дублировать любое направление так, чтобы отвечали за него минимум двое. Эдуард Костю невзлюбил: опять-таки из-за того, что слишком ушлый, да и стукача в нем видно за версту. По крайней мере таким, как Эдик. Костя, конечно, стучал. На него быстро из УКГБ вышел человек, предложил бартер: тот сливает информацию по оборотам, а опер подсказывает про потенциальных клиентов, у которых денег куры не клюют: про военные институты, про оборонку всякую и про энергоресурсы, что было самым сладким. Но у старших товарищей были свои кураторы, это никого не смущало.
Женя с Эдиком знаком был со студенческих времен, а учились они оба институтах природных ресурсов, разных правда, но одинаково непрестижных: Евгений на химика-технолога, а Эдуард на программиста. Газ, нефть, руда и лес были для них родной стихией. И оба они понимали: легче всего продавать то, что образуется само: например извергается из земли и может поставляться в первозданном виде, не требуя обработки. Косте это было непонятно, ему казалось, что обналичивание денег и подделка французского коньяка «наполеон», который на самом деле второсортный бренди гораздо проще и выгоднее. Но если старшие товарищи почему-то считают иначе, значит им виднее, у них нужно учиться, впитывая каждое слово и анализируя причину каждого их решения.
Константин недолго занимался безопасностью, потребовались более компетентные специалисты, с опытом работы. Из КГБ оперативники валили тысячами, от желающих пристроиться в богатую контору с ушлыми директорами, балансировавшими на грани закона, отбоя не было. На место Костика пришел отставной генерал Пронин, а бывшему безопаснику предложили заняться рекламой. В ту пору Женя и Эдик задумали открыть свой кооперативный банк. Нашли выход на каких-то советских банкиров, подмазали хорошенько чиновников из Минфина и оп-ляля: банк открыт, лицензия получена, здание куплено, в центре Москвы частный банчок. За солидные откаты туда стали переводить счета предприятий их руководители. Конечно, выгодно: госбанки всякие типа Жилсоц или Промстрой, похожие на бухгалтерии жилконтор, откатов не платят, обналичкой особо не занимаются, хотя уже могут, быстрых кредитов не дают, а спрос ого-го какой: кооперативам нужны мгновенные деньги, утром взял, товар купил, днем продал, вечером вернул с процентами. Всем навар. Но тут нужна хорошая крыша, правильная. Сговорились в Отариком, вроде тот на положении вора, три тысячи бойцов в Москве и области, авторитетный, подельник Японца, денег не просит, сами ему несут, взять уговаривают. А у Жени с Эдиком в кооперативном банке уже сотни миллионов крутились каждый день, они и на Горби выход нашли, тот распорядился им военные бюджеты отдать на хранение и все средства советской металлургии. Костю назначили рекламой заниматься и имиджем: дело как раз для него, он быстро развернулся.
Природная хитрость нашего следопыта оказалась кстати: Костя уже тогда врубился, что в Москве начинается сплошной гламур. Быстро перезнакомился с главными редакторами газет, журналов, владельцами пиар-агенств, всякими галеристами, артистами и художниками. Блистал, да. На тусовках. Пристрастился к кокаину неслабо, а это уже свой круг. Нравилось ему. Он песни писал, стихи, пьесы. Не так чтобы супер, но вроде модно. В клубах его каждую пятницу принимали с распростертыми объятиями, он стал модным. Особенно потому, что у кооперативного банка был немалый представительский бюджет. Костя рассуждал просто: рекламу можно покупать, за имидж - платить, приобретать билборды и модули в газетах, но все это не будет работать без главного условия, товар должен быть модным и слегка таинственным, престижным, манящим. И придумал главный рекламный ход кооперативного банка: в него могут вкладывать только Избранные. Члены Клана. Это не очень понравилось Жене и Эдику, но пусть будет так. Костя провел блестящую серию PR-ходов и про их банк узнали все, кто вообще интересовался экономикой в России.
Константин просыпался в пять утра и два часа писал тексты. Вот прямо до завтрака: это было его личное время, свободное от всякой фигни, от работы, проблем и дел. Он заставлял себя написать минимум десять страниц прозы. Либо одну стихотворную. И никогда, ни при каких обстоятельствах не изменял этому правилу, даже если ночью не спал, все равно - в пять утра за письменный стол. До сих пор так жил, да только одно обстоятельство ему очень стало мешать сейчас. Об этом позже. А пока волшебное начало девяностых, семь утра, текст написан. Можно пару часов еще поспать, либо сразу завтрак и на службу. Приезжал в офис, открывал сейф, доставал кокаин. Жадно нюхал жирные длинные розовые дорожки, тогда было модно привозить продукт из Колумбии в вине. Потом выпаривали, порошок получался красивым, гламурным. Грамульку он делил на восемь - раз в полчаса уходил в комнату отдыха и втягивал в нос очередную дозу. Его рабочий день начинался в десять и был разделен на три части: до двух дня - думать и решать, после обеда слушать и обсуждать дела с мудаками, вечером - получать удовольствие от встреч с приятными и нужными людьми. Но для этого после работы нужно было поспать.
Чтобы терпеть мудаков, Костя после ланча пил вино. Любил чилийское красное. Пиночетовку. Ну чтобы не моложе 20 лет. Каждый час по бутылке. Внешне выглядел совершенно трезвым, но соображал уже туго. У Эдика это вызывало омерзение, а Женя не замечал. Слишком всегда был увлечен своими мыслями и схемами, да и на любой возникавший вопрос Костя всегда отвечал четко, быстро и компетентно, словно заранее готовился. Это было правдой: Костя в глубине сознания всегда крутил свой жесткий диск, задавая себе возможные вопросы начальства. И даже те, которые у них еще не возникли. Сверхчеловек, что уж тут! Но самым трудным было не вопросы предугадывать и будущие поручения, самым трудным было не выдавать этого, Евгений и Эдуард не должны были знать, что Константин разбирается в проблемах наравне с ними, а порой намного лучше. Они были просто сверхлюди, а Костя был на ступеньку выше по лестнице развития, он был сверхсверхчеловеком. Люденом, как называли таких Стругацкие в своих фантастиечских книгах для инженеров. Или Могом, как философ Саша Секацкий назвал тех, кто недобог, недомаг, но уже круче Заратустры. Костя действительно мог. Ему было откровение: он лучший. Не потому, что родился с талантом, не потому, что гений от рождения, но смог научиться читать следы и чувствовать. Он был остро необходим своей компании, так как соображал под воздействием кокаина быстро, мыслил не примитивными схемами, а структурно и глубже, намного глубже простоватых решений Жени и Эдика. Ведь они все понимали слишком по-еврейски: им нравилось строить клан, как большую семью, как племя Моисеево, быть для накормленных своих соплеменников пророками (особенно Женя все время себя соизмерял с Давидом, сумевшим победить систему, а Эдик ему в этом подыгрывал, стараясь быть тем, что от него ждал Евгений: заземлением)
В банке было правило: все кадры подбирал Эдик, причем искал только правильных людей: либо из безукоризненных еврейских семей, либо со связями во власти, да не абы какими, а серьезными, глубокими, клановыми. В Питере открыли филиал, нашли влиятельного депутата, старого комсомольца, бывшего министра. Кстати, потом убили его. говорят, чем-то провинился, на себя слишком тянул, хотел стать президентом. Ну все хотели. Кроме Эдика, который видел себя премьером при Евгении. Если бы не Костя, вошел бы в историю Женя совсем в иной плоскости, но об этом позже. Сейчас еще самое начало девяностых, еще Горби в Кремле, только что произошла революция и в бескрайних русских провинциях бешенство правды-матки, демократы и развал, самые умые вчерашние хозяева жизни в обкомах ныкают ресурсы, стоят схемы, чтобы хапнуть через аренду и кооперативные схемы имущество, способное прокормить в будущем. Особенно то, что даст доход через десять, двадцать, сорок лет. Банкиры наши понимали - надо скупать на дешевизне. Все продают - ты берешь. Партийцы продавали все, что хапнули, окешивались. Гораздо проще открыть счет в Цюрихе, положить двадцать миллионов или сто, пусть капает по три процента в год - на десять тысяч франков в месяц можно жить спокойно. Про инфляцию они не понимали, Маркса своего учили плохо, думали, что рантье - это тот, кто капитал сколотил и в ус не дует. Наши думали иначе: они кое-что уже поняли и вызубрили, - деньги приносит только власть. Остальное - пустая трата сил и времени. Ну есть такие дурики, купят себе виллы на берегу, сидят в шезлонге, потихоньку травку курят и ром попивают. Думают, что на их век хватит. А дети? А внуки? Ведь привыкнут потомки, что все достается нахаляву, вырастут а тут раз и заканчивается капитал. Ну не весь, конечно. Однако, проценты совсем маленькие, на уровне роста ценника. И Недвижка стареет, да еще налоги сжирают стоимость. В общем, тупик.
Когда пришел Ельцин, Женя быстро нашел подход. Да и у Эдика своя линия нашлась. Окучили тогдашнего премьера, взяли в долю. За это Женю сделали заместителем министра по газу и нефти, Эдуард стал советником премьера, а Костя - экспертом правительства по связям с общественностью. Должность не весть какая важная, но статус позволял многое: входить в кабинеты силовиков, общаться с промышленниками на равных, тусоваться с генералитетом и рубить деньги: наличка в кассе банка не иссякала, как в роге изобилия, тем более, что работали по принципу пирамиды - собирали вклады, платили проценты за счет новых вкладчиков, а инфляция позволяла на этом зарабатывать сотни процентов прибыли, главное вовремя конвертировать рубли в валюту. Грабили пенсионеров? Ну да. А что их не грабить? Ведь не с «калашами» деньги отжимали, не с кастетами, сами дурики несли, жадные тупые лохи. Пусть ресурсы достаются сверхчеловеку, раз людишкам не нужны. Так всегда в истории было. И будет. Костя в этом отношении полностью разделял идеологию коллег. Единственное противоречие имелось по еврейской линии. Эдик и Женя все-таки были немного националистами. Костя от этого страдал внутренне. Он конечно всем говорил, что мама еврейка по бабушке, что все нормально, что он и сам обрезанный, но кого это вранье убедит? Обрезан. Только вот в мечети славного города на Кавказе, куда мама из орловской деревни привезла младенца, так как очень не хотела рожать в местном роддоме, думая, что к ней, русской, отношение будет нехорошее. Ну бывает такое у беременных, тревожное это дело - быть женой кавказца, который хоть и атеист сам, и член КПСС, но родственники из аулов, они традиции чтут.
Наверное, травмы детства определили личность Костика на все сто процентов. Папа, который бросил его в пять лет всегда оставался врагом, чудовищем, в тоже время героем. Он хотел быть похожим на него, как и любой мальчишка, хотел стать сильнее его, круче, победить, как царь Эдип, но внезапно противник убежал с поля боя, отдав ему, сыну, свое сокровище - маму. И что? Получается, что мама была для папы нехороша? Значит и он, ее сын, ничтожество, состоящее наполовину из предателя, а наполовину из никчемности?
Эта мысль никогда не давала ему покоя. Он вытеснял ее в бессознание, она выпирала, как пружина из затраханного матраса, колола и не давала ни спать, ни есть, ни любить. Как-то утром, садясь за компьютер в своем домашнем кабинете, он подсчитал, что вынюхал за тридцать лет десять кило кокаина. Это на миллион долларов. Нормально, так, да? И вовсе не для удовольствия, для того, чтобы работать. И быть лучше, чем евреи. Ну вот так получилось, он ведь не виноват в том, что мама - обычная русская учительница начальных классов, что бабушка держала двух коров и пять коз, что работала в совхозе и делала сметану, которую возила на крытый рынок, на улицу Ленина, сдавала оптовику Хачатуряну, так как ей самой место за прилавком директор рынка Аветисян категорически не давал. И унылая однушка с раскладным диваном, крохотная кухня с радиоприемником-брехунцом, на которой было душно, даже если горит одна конфорка, окна, из которых всегда дуло, тонкий гадко-розовый линолеум, зимняя вонь икарусов с автобусной станции под окном, карканье ворон на ветках тополя, вечный гул холодильника, подпрыгивающего при выключении компрессора, нафталин из шкафа, мерзкий запах жареного минтая на подсолнечном масле и прямоугольнички «Учительской газеты» в уборной. Нет, не виноват он был в этом. Женя и Эдик выросли в сталинских домах, у них были в детстве огурцы зимой, красная рыба на дни рождения, они чувствовали себя избранными, их мамы говорили - ты избранник, ты - исключительный, ты - лучше других уже потому, что твой народ избран. Будь как мы! Будь хитрым и умелым, зарабатывай и делись с другими евреями, помогай бедным, не слушай хулу, лучше поешь халу!
Костя в душе ненавидел Эдуарда и Евгения, хотя открыто себе в этом не признавался. Он вообще к мужчинам не очень. Ко всем. Другое дело - женщины. Перед ними легко быть лучшим на свете. Костя играл на гитаре, пел свои песни, умел обаять, проникновенно читать стихи, всегда модно одевался, со школьных времен еще. Даже сам умел шить на машинке немного, - фирменные шмотки дорого стоили, а зарплата у мамы-учительницы совсем никакая. Девочкам он нравился. Быстро сообразил как и что надо делать, чтобы девчонки между собой его способности обсуждали с восторженным писком. Наверное, это был его первый PR-триумф. Правда, возникла проблема: стараясь нравится, он выкладывался. Ну как настоящий следопыт-разведчик. Всегда на страже, всегда собран, контролирует все вокруг и не позволяет расслабляться. И соответственно, ничего для себя. Сексолог сказал бы, что Костя с самого начала сексуальной жизни был тревожен с партнершами и применял гиперконтроль. Соответственно, оргазмы свои он тоже контролировал - надо же показать, какой он крутой мужчина. Можно сказать, что он сам с собой получал больше удовлетворения, чем с девушками, но вот беда - с собой он тоже контролировал. Не повезло парню. Бывают такие люди: Распутин, говорят таким был. Потом Костя станет пробовать разных женщин, совсем разных. Даже номер люкс в гостинице «Националь» снимет на несколько лет, чтобы всегда место было. И перетрахает он там сотни четыре девиц, только вот результат всегда был удручающий: никакого удовольствия, кроме чисто нарциссического. Бабы были для него как зеркала, в которых можно увидеть себя и оценить. Отражение его устраивало, нравился сам процесс флирта и познания нового тела с новым запахом, голосом, фактурой. Это снимало тревожность, по крайней мере во время процесса. И вызывало чувство вины. Костя никого не жалел кроме своих баб. Давал деньги, устраивал судьбы, решал самые сложные проблемы. Об этом все знали вокруг, пожалуй это было самой большой его слабостью, но однажды все кончится - наш герой бросит и блядство, и кокаин, и вино. Но это будет почти в наши дни, а сейчас речь о далеких девяностых.
Итак, банк у них процветал, близость к власти приносила свои плоды и появились выходы на самое сладкое в глазах Евгения: на приватизацию добычи нефти и газа. В доле был Черномырдин и сам Ельцин, ну не сам, а родственники, хотя он знал, конечно. Сделка была красивой: конкурентов изящно обвели вокруг пальца, купили крупную госкомпанию. Банк сначала передали в управление, потом вообще продали: было не до него. Владение нефтегазовым активом делало Евгения и Эдуарда могло сделать их олигархами. И Евгений понимал - нужно рваться во власть, стена вокруг Кремля тонкая, тараном денег ее сломить проще простого, главное стать сильнее других, ведь они были не одни такие умные, еще минимум десять олигархических групп рвались делать большую политику и еще большие деньги в России.
Костя пригодился в полной мере: он разрабатывал не просто имидж своих боссов и новой фирмы, он на ходу придумывал идеологию. Им нужно было лоббировать свои интересы в Госдуме, не допуская принятия законов, которые могли бы уменьшить их прибыли. Значит, надо проводить в Госдуму своих депутатов. Лучше не в розницу, а оптом - так дешевле. Для этого нужно формировать партии, лучше всего не возиться с организацией, а проталкивать существующие, скупив лидеров и взяв депутатов на довольствие. Но для начала нужно протолкнуть эти партии в Думу! Костя тогда стал политическим технологом. В 1993 он почти полностью вел кампании «Яблока» и КПРФ. От социологии до идеологии (в отличие от политиков, он бесстрастно изучал опросы и результаты фокус-групп, предлагая реально работавшие лозунги, тезисы программ и отбирая проходных кандидатов, при этом охватывая не только Москву и крупные города, вообще всю страну!), от роликов и плакатов до работы с избиркомами и местными властями. Результат превзошел ожидание, выборы прошли суперуспешно. Тогда он понял, что место какого-то консультанта в правительстве, даже директора по связям с общественностью крупнейшей нефтяной компании - не его. Он стоит большего. По крайней мере он не хуже Эдика, а во многом лучше этого длинного надменного неумного хлыща. Константин для начала хотел занять место равное, а потом вообще отодвинуть Эдика от Жени, стать вторым человеком в иерархии, избавиться от врага. Формально он подчинялся не Жене, а Эдуарду, который его терпеть не мог. Женя как раз его ценил намного больше.
Основным владельцами компании был сам Евгений, у Эдика было меньше 10 процентов. Но он был вторым человеком, Женя никаких стратегических решений без него не принимал. Были еще какие-то совладельцы, нужные люди, гарантировавшие крышу на верхнем, правительственном уровне. Умевшие разрабатывать уход от налогов, обеспечивающие красивые аферы по переводу бюджетных денег, скупке интересных активов по жульническим схемам. Красиво жили! За год заработали себе по миллиарду долларов, вывели в Швейцарию, построили офшорные схемы - комар носа не подточит. Хватит и детям, и даже правнукам. Но хотелось бы больше: Евгений утверждал, что если остановиться в росте, то все - сожрут. И они гнали вперед. Целью были не только деньги, надо было брать власть. А тогда денег будет еще больше, в десятки, сотни, тысячи раз! Главное - не останавливаться!
Костя разрабатывал политические схемы. Он понимал, что кругозора у Евгения не хватает, что тот увлекся своими представлениями, что ситуация в обществе намного сложнее: Ельцин слабеет, его можно вытянуть на второй срок, но дальше нужен поворот. И без красивых технологий поворот будет обратно - в экспроприацию экспроприаторов. К середине девяностых их холдинг был как Ноев ковчег. Была целая флотилия, эскадра, Женя рулил флагманским кораблем, остальные явно были поменьше: Березовский, Гусинский, Потанин, Смоленский. А пассажиры, не успевшие пристроиться, тот погибнут в пучине неразберихи, нищеты, разборок с гангстерами и мелкими хищниками на местах. Ну или построят себе маленькие лодочки, тут уже два варианта - погибнуть в пучине или доплыть до какого-то из ковчегов, тем самым доказать свою способность к конструированию плавсредств и попроситься на борт - помощником боцмана. Так тоже можно. Но все ковчеги были деревянные, построенные на скорую руку. И только один корабль - стальной броненосец - Россия. Это была власть. Можно стать кочегаром, штурманом, можно матросом или бомбардиром, но лучше - капитаном. Костя понимал, что Женя мечтает о президентстве. И знал: в 2000-м году олигарх не сможет занять Кремль. Будет другой расклад. Придет военный или военные в аватарке Зюганова. Все решит телевизор, а не деньги. И не нефть. В конечном счете, понял Костя, его боссы - наивные барыги. А он единственный человек возле них, способный просчитывать будущее. Это было парадоксальным его открытием.
Однажды он сказал Евгению: вы без меня утоните. Через пару-тройку лет пойдете на дно. Ты не сможешь без меня не то что президентом стать, ты просто умножишься на ноль. Деньги не помогут, наоборот! Всем будет крышка. Возьми меня в долю, дай хотя бы пять процентов акций, я смогу продержать корабль на плаву, сделаем тебя спикером Госдумы, премьер-министром, поставим у руля экономики. Но сейчас ты ведешь наш корабль на рифы, мы разобьемся! Женя сначала опешил: Константин такого себе никогда не позволял. Но не отказал сразу, отправил к Эдуарду. Мол, он пусть решает: если да, то да. А надавить я не смогу - от него зависит слишком многое. Вся текучка, кадры, схемы. Уговоришь - будь по твоему. Нет, значит не судьба.
Эдик сказал нет. Причем не Косте. Он его выслушал и ничего не ответил. А боссу заявил прямо: если Костя будет акционером, я выхожу. Никогда, ни при каких обстоятельствах не сяду с ним за стол на собрании владельцев. Пиарщик он замечательный, мыслит стратегически, визионер в какой-то степени. Но сама идея взять его в наш круг - оскорбительна. Дело даже не в том, что он гой, нет! Просто сволочь конченная, гнида и говно-человек. Нет! Выбирай - я или он. Жене выбора не оставалось. На следующий день Костя выгреб из сейфа пустые пакетики из-под кокса, сложил в коробку книги, портрет Че Гевары и какого-то негритянского рэпера, попросил водителя донести до машины три ящика пиночетовки из комнаты отдыха, попрощался с помощниками и секретаршей. Зашел к Эдику и с порога сказал: через пору лет ты будешь кусать локти. Тот высокомерно хмыкнул и натужно рассмеялся. Костя даже расчет не попросил: деньги его интересовали мало. Пусть подавятся! Позвонил из машины Березовскому: я уволился, они мудаки. Борис Абрамович все понял. Через неделю, отдохнув на Мальдивах, Костя вселился в кабинет заместителя директора ОРТ на улице Королева. Там все было так же: с утра кокаин, после обеда пиночетовка. Но денег было намного меньше, зато появилась перспектива. Через полтора года - выборы президента. И определит его кампанию он, Константин.
Я сказал, что для Кости не было авторитетов. Но это не совсем так: был один человек, который казался ему равным, даже умнее и сильнее и от этого он его ненавидел всеми фибрами души: Анатолий Чубайс. Штурман корабля власти, прокладывающий путь. Он был опасен, так как видел будущее не хуже его самого. Теперь у него было три врага - Чубайс, Женя и Эдик. Либо он их, либо они его. Но Чубайс - попутчик. Без него транзит власти невозможен. Он близок к Ельцину, к его семье. А значит придется с этим считаться до поры до времени.
Геббельс говорил: в каждом человеке сидит свинья, моя задача чтобы она хрюкала громче и по моему приказу. Ну по крайней мере ему приписывают эту фразу, хотя вроде бы впервые это произнес Троцкий. Костя считал так же. Оказавшись в кресле руководителя центрального телеканала страны в 1999 году, он по своей привычке стал наблюдать и разведывать. Обнаружил, что почти все сотрудники канала, да и вообще все сколько-нибудь известные медиа-персоны готовы работать на любого, кто платит, главное, чтобы налом и при этом им разрешалось выставлять себя напоказ. Тщеславнее и блядовитее публики он не наблюдал. Конечно, убеждение в полной продажности российской прессы у него сформировалось задолго до прихода на ТВ, в самом начале девяностых, но в конце ельцинского периода России он понял: продажны все. Вопрос в цене. И возможности сожрать коллег, подающих хоть какие-то надежды, способных хоть к какому-то собственному взгляду. Он предложил Березовскому сделать «бассейн», собирая в него средства от рекламы и личные пожертвования нового босса. Береза порешал вопрос с Чубайсом, в Кремле утвердили. Костя собрал неформальный совет: Доренко, Невзорова, Белковского, еще пару-тройку хмырей из ГРУ и ФСБ. Подключил знакомых политтехнологов. Машина заработала на полных оборотах. Во-первых, стали платить журналистам кэш. Доренко купил дом на Рублевке, завел собственную конюшню, нанял охрану, запонтовался и получил бюджет на помощников. Невзоров купил гостиницу, чтобы на черный день был кусочек хлеба с икоркой и новый мерседес. ГРУшники построили дома на Новой Риге, а что купил Белковский так ни кто и не понял, но ходили слухи, что что-то в Венеции. Задачу Береза поставил простую, конкретную: разработать идеологию новых партий власти, за которую могли проголосовать самые нищие бюджетники и подготовить образ нового президента, преемника. Заодно уничтожить имидж Примакова и репутацию Санкт-Петербурга, чтобы все знали - это логово бандитов-беспредельщиков и коррумпированных ментов. За Петербург схватился Невзоров, Примакова и Лужкова стали мочить через Доренко, а вот идеологию взял в работу Белковский. Через пару месяцев была готова концепция «Десять путинских ударов». К тому времени Береза уже согласовал преемника с семьей Ельцина. Именно Костя придумал главное: полная противоположность Борису Николаевичу, молодость, легкость, спорт, разведчик Штирлиц, не пьет, не изменяет жене, но нравится женщинам, легок на подъем, боек на язык, умеет ввернуть не только умные термины, но и вполне быдляцкий жаргончик, никогда не приходит вовремя, не слишком «народный», то есть по улицам не ходит, к народу не обращается, как Горби, но всегда готов отвечать на заранее согласованные вопросы. Президент - чистый лист. Разведчик-следопыт. Но это уже, как фрейдисты говорят, проекция. Тут Костя вложил себя самого.
Путин сразу проникся симпатией к Константину. Почему? Ведь они такие разные люди! А вот почувствовал родную душу. До сих пор он ему нравится, несмотря на провалы в работе, на ужасное поведение и дурную репутацию. Видимо чует в нем следопыта. А может, просто тоже как-то с женщинами у него сложно. Или тоже на отца какие-то обиды из детства. Мы не знаем. Вряд ли Владимир Путин пользуется услугами психоаналитика, ведь только он мог бы нам когда-нибудь рассказать о нутряном мире русского правителя. Лицензию потерял бы, конечно, но славу и деньги заработал. Костя однажды попробовал, но почти сразу отказался: нельзя говорить простому человеку о внутренней жизни Сверхлюдей. А если психоаналитик сам будет Люденом или Могом, то сможет перехватить управление, сделать его, Константина, слепым орудием в своих руках. Или погубит, познав всю нищету его мира, всю тщету, пустоту, труху. Нет, Костя будет сам по себе и сам разберется со своими тайными помыслами.
Если бы у Кости был психоаналитик, то услышал бы рассказ о том, чего Костя хочет добиться: он жаждет управлять миром. И не сам, а направляя архангелов, ангелов и чертей, заставляя их делать именно то, чего ему, Косте, надо, да еще и так, чтобы они не знали, что ими управляют. А еще он хочет страшной смерти для Эдика и Жени. Причем не быстрой, не легкой, не простой. А вот именно страшной: медленной, мучительной и очень долгой. Он хочет видеть их агонию. И самое главное: чтобы они сдохли нищими, на чужбине, проклятыми своими друзьями, соотечественниками и нахлебниками. И чтобы они понимали - это он, Костя, убийца. И ничего не могли бы с этим поделать.
