Часть-5 Баклажанная икра
Утром был ливень с пряным острым запахом молока. Григорий пожалел, что Стрелка осталась в Москве, она коллекционировала дожди. Записывала в молескин всякие такие события, ей нравилось, когда окружающий мир необычен: грозы, дожди, снегопады, метели украшают рядовое течение жизни, как бантик на котенке: вроде бы совсем лишний предмет, а глазу приятно и на душе тепло. Кошек и собак у них не было. А генеральский дом был надежный, в нем природа не ощущалась. Стрелка, услышав бой капель по отливам окон, просыпалась и голая бежала на крыльцо, чтобы ощутить телом низвергающуюся воду: жидкую или твердую. У Григория это вызывало оторопь: холодно же и противно! Если бы она была здесь, в Андах, она бы вышла из хижины, ей бы понравился этот небесный подарок… Ливень превратил селение в ручей, желтая вода устремлялась по склону куда-то вниз, пузырилась, как дрожжевая опара в миске, закручивалась воронками, напрягалась перекатами на камнях, горбатилась волнами на каменных уступах, лизала сваи построек. Крыша хижины протекала, а сквозь дырявый пол брызги грязной воды мочили одеяла. Гриша оделся, накинул капюшон, закатил штанины и держа вибрамы в руках подошвой вверх, шагнул в дождь. Среди двух десятков деревянных хижин возвышался черный дом из базальтовых глыб разного размера. Окна в нем были разного размера - совсем крохотные бойницы наверху и вполне витринные внизу. По углам стояли зеленые БТР. Выглядели они памятниками. Гриша подумал, что ведь тридцатитонные стальные машины поднять на трехкилометровую высоту совершенно невозможно: дороги нет, а тропинка слишком узка и крута. По ней даже багги не проедет: не существует таких машин, чтобы отвес в 65 градусов преодолевали. «Это либо мираж, либо макеты», - сказал себе Смулянский. Но когда он, по колено в несущейся воде, балансируя на острых камнях и охая от боли, подошел к каменному дому поближе, башни БТР одновременно повернулись в его сторону. Гриша от испуга уронил ботинки в воду и их мгновенно унесло потоком. Лязгнула бронированная дверь, на пороге появился Хосе и кукольно замахал руками: заходи!
Григорий дотащился до двери, обнял в ответ Хосе, ужаснулся кисло-кошачьей атмосфере в доме, увидел в глубине зала источник этого чудовищного запаха: газовый гриль с сорокалитровым алюминиевым бидоном на огне. В таких емкостях советские совхозы отправляли на базы свежее молоко. Как этот артефакт оказался в Перу? И как на горе нарисовались БТР-2? Три стены на первом этаже дома были уставлены аквариумами, как в зоомагазине. Они булькали хором и создавали довольно ощутимый шум, почти как при вчерашнем психоделическом путешествии по ту сторону небосвода, только во много раз тише. И еще - все окна-витрины изнутри были заделаны ржавыми бронеплитами. В доме было темно, светились только тусклые лампочки в аквариумах. Было сыро, жарко и очень тревожно.
-Хосе, я потерял ботинки. Как я спущусь вниз без них? У тебя есть запасная обувь? Ну в смысле есть, конечно, но у вас, индейцев, ножки маленькие, а у меня 45-й размер. И ноги порезаны. Найдешь?
-Не суетись! Твои ботинки вернутся. Не знаю как, но вернутся точно. Тебе повезло, что пошел дождь. Это подарок, ты понравился Им. И сегодня тебя поведут не вверх, а вниз. Там, конечно, все поаскетичнее, строже, но ты узнаешь свои ответы.
-Почему «свои ответы», а не ответы на мои вопросы?
-Потому, что ответы каждому принадлежат только ему. А вопросы задаешь не ты. Они сами спрашивают и отвечают. Мы помогаем им. Ну типа как КПП на границе миров. Иногда тут, иногда там. Потому что рано или поздно все окажемся не здесь, тогда будет сложно проводить сеансы связи. Короче, мои слова - пустая трата времени. Ты ведь уже не такой, как был вчера, твои способности понимать уже выше, чем у мула. Но пока ниже, чем у нашей анаконды. Хочешь на нее посмотреть? Пойдем!
Хосе подтолкнул Григория за локоть, направив его вглубь зала. За бамбуковой перегородкой был квадратный бассейн размером с могилу - примерно метра два в ширину и три в длину. Там в мутной луже поблескивала чешуей огромная змеюка. Гришу поразила не столько ее длина, в ней было метров десять, а может и больше, сколько толщина: она была как газовый баллон на даче родителей. И у нее было две головы. Одна большая, другая, вырастающая из плоского широкого лба поменьше. Причем основная голова была явно не функциональна: вместо глаз из-под век виднелись два кровавых пузыря, а пасть представляла собой розовую щель, из которой сочилась мутная слизь. Зато верхняя голова выглядела бодро: она стояла на своей шее, лишенной чешуи, у нее был крохотный ротик, расположенный вертикально и маленькие глазки-икринки. Вторая голова рыскала, изгибалась и пыталась проникнуть в основную, но явно у нее этого не могло получиться: не хватало длины. Она все время бессильно опадала, потом снова напрягалась и продолжала попытки. Большая пасть пыталась помочь ей, раздувая губы, выпячивая их и обнажая ряд мелких, но видимо очень острых зубов.
-Она что, пытается сама себя трахнуть? И как?
-Бесполезно. Это анаконда смыслов. Она суть человеческой природы. Мы охраняем ее, ведь пока в мире нет единства, при котором все люди равны и никто никого не эксплуатирует, через эту анаконду мы можем входить в Идеальную Вселенную. Она сбрасывает кожу раз в тридцать лет, мы используем ее отвар вместе с лианой духов, чтобы проникать в бесконечность. Никто не знает сколько ей лет. Эту змею нашел мой предок на склоне горы во время ливня. Малая, то есть мужская голова растет, иногда ей удается достичь размера, позволяющего дотянуться до женской головы и войти в нее. На какое-то время они сливаются. Но ненадолго - год, два, три. Не больше. А в мире происходят при этом странные вещи: рушатся империи, падают короны с королей и царей, бессильные руки правителей выпускают жезлы власти. Потом анаконда сбрасывает шкуру, но при этом откусывает мужскую головку и поедает ее. В этот момент все начинается сначала: революционеры начинают поедать сначала сами себя, а потом народы. Это неправильные революции. Проблема в том, чтобы однажды анаконда не съела свою мужскую голову. Но пока нам это не удается, хотя мы выводим специальные породы рыбок: она ведь их ест центнерами, видишь сколько корма уходит!
Хосе показал жестом на булькающие аквариумы от пола до потолка. Их действительно были сотни. И в них кишели рыбки. Крохотные, юркие и длиннотелые.
-А вы не пробовали выдернуть ей зубы? В той голове, которая женская? Ну щипчиками, пинцетиком?
-Нет, Гриша! Невозможно. Потому что она нематериальна. Это же анаконда смыслов. Ее нельзя взять в руки, зафиксировать. Даже прикоснуться нельзя. Она как голограмма: протяни руку - цапнет. Причем зубы ядовитые, потом и гангрена может начаться. А вот в руки взять нельзя - ты ее даже не ощутишь, она же не материальная. Только зубы присутствуют в этом мире, а сами головы в другом. Попробуй дотронуться до хвоста. Во время дождя она не кусается. Раздевайся и спускайся в бассейн, сегодня ты пойдешь один. Мы для тебя приготовили все необходимое.
Гриша разделся. Хосе протянул Григорию тяжелый пластиковый пакет. Там были рыбки, почти без воды. Вынутые из аквариумов, они выглядели как черви, которых продавали на птичьем рынке откуда-то из Гришиных детских вспоминалок. Видимо для рыбаков продавали, подкармливать для клева. Но воспоминание быстро улетучилось: в другую руку Хосе всунул Грише второй пакет, совсем маленький: штук сто синих ромбовидных таблеток. Смулянский понял, что это виагра. Кому? Зачем? Что делать с тремя килограммами этих гуппи или как они там называются? И как он спустится в бассейн, когда руки заняты пакетами? Зачем нужно обвязывать ручки этих пакетов-маек вокруг запястий? И вообще ведь нет никакого трапа, лестницы, отвесная каменная стенка, бассейн вырублен в базальте и ведь путь в параллельный или как они его называют, идеальный мир лежит через отвар лианы со всякими их пейотлями, хвостами высокогорных крыс и, - екарный бабай! - наркотиками! Ведь он приобщается не к реальной вселенной, а к той, которая у него, Григория Смулянского, самого успешного политического технолога Российской Федерации, ВНУТРИ-ИИИИИИ!!!
Гриша падал в анакондовскую могилу, как Алиса в кроличью нору: долго и страшно. Хосе не дал ему своего варева. Он просто толкнул в спину, предательски, скотски, не предупредив и не объяснив смысл. Гриша как-то спрыгнул с инструктором в Раменках. Именно с инструктором, а не с парашютом - у него был только подвес, а здоровенный бугай-парашютист Алик был обладателем ранца с шелковым куполом и сумки с запасным. Он был как-то очень тревожно близко своими гениталиями с Гришиной задницей и это ломало весь кайф свободного полета между страшной аркообразной дверью-вагиной кукурузника и Гриша отчетливо ощутил его эрекцию, когда они выпали в бездну из уютного салона самолета. Хотя, конечно, его уютность Гриша ощутил только вне этого мерзкого, пропахшего бензиновым перегаром вибрирующего пространства, наполненного еще и запахом страха, совдеповским пофигизмом, когда с завода тащили каждый гвоздь, а из КБ каждуй мысль о том, что в неинтурстовском, созданном для нажористых иностранцев, а даже в обычном самолетике должно быть хоть немного комфортно. С гвоздями понятно, их можно было поменять на водку или использовать на даче: сколотить из горбыля сарай или туалет. А куда они перли мысли? Неужели их грела эта идея: нам не платят, нас не ценят, так мы и вас не станем ценить - жрите что дают! Ну как у Маяковского: НАТЕ! Я типа лучше баре, ананасную воду! Вам, лишь любящим баб да блюда! Или они, эти конструкторы, обитатели блатных НИИКАГО и НИИЧАГО, имеющие зарплаты и путевки, «Москвичи 412», квартиры вне очереди и талоны на ГДРовские стенки и венгерские сапоги, получающие заказы с икрой, тушенкой, слоновьим чаем, и финским ликером из морошки, а внагрузку всего лишь килограмм гречи, а не десять литровых банок старой баклажанной икры, похожей на говно… Может, они ощущали себя избранными, а потребителями - такой же баклажанной икрой? Ну эта мысль была Грише ближе: в сущности он тоже воспринимал народонаселение России так же: икра, из которой не вырастает ничего, кроме саморазмножающихся фрагментов подгнивших баклажанов…
Гриша инстинктивно ждал, когда раскроется парашют. И почему-то ощущал эрегированный фаллос инструктора Алика между ягодиц. Но было отличие: тогда. Во время прыжка-аттракциона он был одет в спортивные штаны, а сейчас - наг. И неведомый ему предмет явственно проникал в него. «Хвост анаконды», - понял Григорий. «Она меня разорвет. Как тентакли в хентае. И это будет приятно». Гриша застонал, как японская героиня: как-то по-азиатски, наверное не все озвучки в японском порно делают актрисы. Мужчины тоже могут! Падение замедлилось. Змея обвивала его тело и сдавливала в кольцах объятий. Он понял, что кончает нутром. И забился в судорогах. Падение прекратилось. Это было не дно, а застывший полет. Змеиный хвост был внутри и вибрировал на одной ноте, а верхняя голова анаконды проткнула полиэтилен пакета и жадно всасывала извивающихся рыбок. Гриша жадно глотал брызги воды, стекавшей по извилистым стенам колодца. Ему она не казалась горькой и вонючей, но он пил, пил, пил, пока было место в желудке. Это была, конечно, не вода, а напиток из лианы духов, который Хосе варил на газовой плите наверху. Где-то в заоблачной высоте вершин, заботливо укрытых фиолетовыми тучами, извергающими ливень.
