Глава 14. До и после дефолта-1998
Часть 1
Для того, чтобы понять то, что произошло с Россией в 1998 году, нужно проговорить несколько важный вещей. И главная из них - это драматическая раздвоенность той экономической политики, которая проводилась в России практически с самого начала экономических реформ.
С одной стороны, правительство (сначала Гайдара, а потом Черномырдина) декларировало курс на снижение бюджетных расходов с тем, чтобы сократить бюджетный дефицит. Это делалось в том числе и для того, чтобы снизить инфляцию поскольку в начале 90-х единственным способом покрытия бюджетного дефицита была лишь денежная эмиссия, которая и была главной причиной гиперинфляции.
Правительству не всегда удавалось придерживаться этого курса и в результате торговли сначала с Верховным Советом, а потом с Государственной Думой рождались бюджеты, расходы которых едва ли не на треть не были обеспечены доходами. Помимо низкой собираемости налогов и таможенных сборов, что являлось, безусловно, недоработкой правительства, главной причиной такой бедственной ситуации была неспособность властей снизить аппетиты лоббистов и сократить расходы.
Ельцин и его окружение основную вину за такое положение вещей возлагают на Государственную думу, которая якобы безответственно требовала от правительства наращивания расходов и нагружала его невыполнимыми социальными обязательствами. И это является правдой. Но не всей правдой.
Два решения, оказавших влияние на рост инфляции в середине 90-х, были приняты отнюдь не под давлением коммунистов или популистов из Думы. Это два решения были приняты лично Ельциным. И масштаб вреда от них невозможно переоценить.
Первое решение - это предоставление таможенных льгот РПЦ МП и Национальному Фонду Спорта (НФС), а второе решение - это развязывание Первой Чеченской войны.
Оба этих решения подвергли итак едва живую бюджетную систему России колоссальному стрессу, и многие вещи, которые в обычных условиях правительство не стало бы делать, оно вынуждено было делать. Взять хотя бы те же залоговые аукционы, про которые мы уже писали.
Однако к началу 1997 года льготы РПЦ МП и НФС были отменены, а война в Чечне - закончена. К тому времени уже давно в прошлом остались и эксперименты Центрального банка под руководством Геращенко по накачке экономики необеспеченными деньгами (т.н. “пополнение оборотных средств”), которые в середине 1992 года ввергли страну в воронку гиперинфляции.
Начиная с 1995 года российские денежные власти (прежде всего ЦБ и Минфин) стали проводить более ответственную финансовую политику и инфляция постепенно начала снижаться. Но, в связи с резким сжатием денежной массы, с новой остротой встала проблема финансирования бюджетного дефицита. Ведь основной инструмент, который использовался до этого, денежная эмиссия, стал использоваться в значительно меньшем масштабе.
Раньше правительство для покрытия дефицита брало кредиты в ЦБ, который для этого прибегал к эмиссии новых рублей. Теперь же, в связи с тем, что ЦБ отказался кредитовать правительство в прежних объемах, оно в большей степени кредитовалось на финансовом рынке. Для этих целей Минфин выпускал т.н. Государственные Казначейские Обязательства (ГКО), номинируемые в рублях.
Очевидно, что доходность ГКО, то есть процент, под которых частные инвесторы были готовы кредитовать правительство, прямо зависел от доверия к этому правительству. Чем выше доверие - тем ниже процент и наоборот: чем ниже доверие - тем выше процент.
Помимо этого, на доходность ГКО влияла и общеэкономическая ситуация, в том числе и на международном финансовом рынке: к концу 1997 года российский финансовых рынок в значсительной степени стал уже частью мировых финансов.
К концу 1997 года на финансовом рынке России сложился “идеальный шторм”: на финансовый кризис в Юго-Восточной Азии (повлиявший на все мировые рынки), наложился еще и кризис доверия к правительству Черномырдина, вызванный беспрерывными атаками на него медиаимперий Березовского и Гусинского.
Правительству все труднее становилось финансировать бюджетный дефицит с помощью механизма ГКО и оно было вынуждено поднимать их доходность.
Нужно заметить, что каких-то объективных предпосылок для финансового кризиса в России в 1997 году стало как раз меньше, а не больше. Тенденции развития экономики, наметившиеся в 1997 году, были однозначно положительными. До этого статистика ежегодно фиксировала падение ВВП, а по итогам 1997 года — плюс 0,8 %. Бедных стало меньше — доля населения с доходами ниже прожиточного минимума опустилась до 21,2 %, и это был лучший показатель, начиная с 1991 г. Реальные располагаемые доходы населения увеличились на 6,2 %. Розничный товарооборот прибавил 3,8 %. Инфляция снизилась до 11 %.
Но при этом доверие к правительству было драматически подорвано непрекращающейся войной с олигархами. И бесконечные атаки на Немцова и Черномырдина, и системный “наезд” на всю команду Чубайса, (т.н. “дело писателей”), все это в конечном итоге вылилось в росте доходности ГКО и этот механизм из стандартного способа финансирования дефицита бюджета начал превращаться с финансовую пирамиду, поскольку доходность ГКО становилась уже настолько запредельной, что большая часть следующих траншей ГКО шли на погашение обязательств по предыдущим выпускам.
К тому моменту отношения между Березовским и Гусинским начали постепенно портится. По всей видимости Гусинский понял, что Березовский свою часть договоренностей в полной мере выполнить не может и что “Связьинвест” ушел от него безвозвратно.
Помимо этого, Гусинский начал уже думать о “Проблеме 2000”, то есть о следующих президентских выборах и о том, на кого в этой предстоящей борьбе поставить. Было совершенно очевидно, что Ельцин и по конституции и по состоянию здоровья не может претендовать на третий срок. Какой-то внятной программы у команды Ельцина по этому поводу еще не было. Поэтому Гусинский предпочел постепенно отдалиться от Семьи и вернуться туда, где он чувствовал себя значительно комфортнее - в орбиту влияния Лужкова, который всегда держался достаточно самостоятельно и имел свои амбиции на будущее.
В какой-то момент Гайдар, понимая куда все это может привести, предпринял отчаянную попытку договориться хотя бы с Гусинским. Он приехал к нему и рассказал о тех перспективах, которые ждут Россию в целом, и бизнес Гусинского - в частности. Особенно уязвимым в этой ситуации был принадлежавший ему Мост-банк.
По свидетельству Гайдара, Гусинский внимательно его выслушал, сказал, что он в основном согласен с его выводами, но “честь - дороже!” И продолжил свою информационную атаку на правительство. Также поступил и Березовский. Они во что бы то ни стало хотели свалить правительство Черномырдина, резонно рассудив, что если правительство устоит в борьбе с ними, то их власть будет серьезно поколеблена и тогда с ними никто не будет считаться. А образ “всемогущих олигархов” был той основой, на которой и строился их бизнес. При таких обстоятельствах даже потеря Гусинским банка была меньшим злом, чем разрушение этого образа.
Новый, 1998 год начался с очередного, в этот раз, к счастью, неудачного, террористического акта. 1 января сменный машинист метропоезда, переходя по пешеходному мостику с одного состава на другой на станции «Третьяковской», обнаружил около ворот, которыми на ночь закрывается вход на станцию, небольшую сумочку, похожую на визитницу или косметичку. Открыв её, машинист увидел батарейки и провода.
Он немедленно отнес находку дежурной по перрону, после чего сел в состав и уехал по маршруту. Дежурная, положив сумочку на металлический ящик с огнетушителем на отгороженной от пассажирского зала части перрона, позвонила в милицию. В этот момент прозвучал взрыв. В результате взрыва были разбиты стекла кабинки дежурной, сама сотрудница метрополитена получила легкие ранения, как и находившиеся рядом две уборщицы.
Начавшееся в связи с этим терактом следствие ничем не закончилось. Ни организаторы, ни исполнители того теракта найдены не были.
Но не только этим запомнилось начало нового года. Были и хорошие новости.
Так, например, результаты относительной финансовой стабилизации позволили Центральному Банку России провести деноминацию рубля. К концу 1997 года в результаты нескольких лет очень высокой инфляции, рубль настолько обесценился, что по стране ходили уже миллионные купюры. Существенное замедление инфляции в 1997 году позволило, наконец сделать так, чтобы номинал рубля стал более удобным и людям не нужно было оперировать при покупке обычных товаров миллионными суммами.
1 января 1998 года Центральный банк объявил о том, что номинал рубля сокращается и тысяча “старых” рублей становятся равными одному “новому”. “Старые” рубли продолжали хождение и постепенно заменялись “новыми”. Никаких конфискаций не предусматривалось. В оборот снова запускалась “копейка”, но, как скоро стало понятно, особого смысла в этом не было.
Однако, не смотря на очевидные успехи правительства и Центрального Банка по стабилизации финансового положения, описанные выше проблемы с финансированием дефицита бюджета начиная с осени становились все острее, ведь ГКО уже не давали тех денег, которых было бы достаточно для его покрытия, поскольку значительная часть полученных от их продажи денег шла не в бюджет, а на выплаты по предыдущим траншам ГКО. Постепенно у государства опять начали накапливаться долги по зарплатам госслужащим и прежде всего - военным.
9 января министр обороны Сергеев заявил, что запланированных в бюджете денег не хватит для погашения всех долгов перед военнослужащими. К тому же даже эти деньги министерство получает с большим опозданием и не в полном объеме.
Это был довольно странный демарш: обычно министры не позволяют себе публично критиковать правительство, членами которого они являются. Но, с учетом того, что российский министр обороны (как и остальные силовики плюс министр иностранных дел) по конституции 1993 года назначался непосредственно президентом, ему напрямую подчинялся и входил в правительство лишь номинально, то такого рода демарш уже не выглядел как что-то совершенно неприемлемое, а скорее означал очередную атаку на правительство со стороны президентской команды.
Все стало ясно через десять дней: 19 января уже сам Ельцин сделал выговор правительству за невыполнение поставленной задачи — полного погашения задолженности по выплате заработной платы работникам бюджетной сферы к 1 января 1998 года. А через неделю он повторил свою претензию, добавив в список виновных еще и региональных руководителей.
В конце января перешел уже в открытую форму конфликт между новым руководителем РАО ЕЭС (ставленником Немцова) Борисом Бревновым и его предшественником Анатолием Дьяковым. Обе стороны обвиняли друг друга в коррупции и некомпетентности. Конфликт между 29-летним Бревновым и 61-летним Дьяковым был довольно громким и бросал тень на Немцова, а значит и на правительство. Поэтому СМИ уделили этому скандалу непропорционально большое внимание, смакуя детали всех взаимных разоблачений.
Вообще, с начала года, после своего выздоровления Ельцин опять предпринял попытку действовать активно и с включиться в работу на полную мощность. Всю осень он демонстрировал завидную работоспособность. И если поначалу она ограничивалась лишь внешнеполитической тематикой, то в конце он уже начал активно взаимодействовать с парламентом и лидерами оппозиции.
Было заметно, что он собирается продолжить в том же духе и дальше. Его активность начиная со второй половины января - самая высокая начиная с лета 1996 года, то есть с начала второго срока его президентства. Чаще всего он встречался с министром обороны. Ельцин сам объяснил причину этого тем, что он активно занимается военной реформой. Но это была только часть правды. Еще одной причиной была серьезная вовлеченность Ельцина во всю проблематику т.н. “стратегического паритета” с США и ядерного разоружения.
На втором месте - премьер Черномырдин и его первые заместители: Чубайс и Немцов.
Например, Ельцин проявлял неподдельный интерес даже к таким деталям как снижение одним из рейтинговых агентств суверенного кредитного рейтинга России на фоне нарастающего кризиса на рынке ГКО. По этому поводу у него состоялся детальный разговор с Чубайсом, который, впрочем, заверил его, что ситуация под контролем и уже начинает стабилизироваться.
В начале февраля Ельцин делает неожиданное заявление о том, что он продолжает доверять Чубайсу и Немцову и они продолжат работу в правительстве до конца его, Ельцина, полномочий, то есть до 2000 года. Это был явный камень в огород медиаолигархов, поэтому все сторонники “младореформаторов”, находившиеся под тяжелым впечатлением от разгона Ельциным команды Чубайса, воспряли духом. Но при этом все обратили внимание на то, что среди упомянутых Ельциным чиновников не было Черномырдина.
9 февраля Ельцин улетел в Италию с официальным визитом. В состав делегации снова был включен Немцов, которого Ельцин опять выделял среди остальных членов делегации. Поездка была в основном протокольная, наполненная парадами, культурными мероприятиями и торжественными обедами. Помимо прочего, в нее был включен и визит в Ватикан, к Римскому Папе Иоанну Павлу II.
Ельцин выглядел неплохо, на торжественном обеде принцесс не целовал и не заставлял это делать Немцова, а проходя мимо почетного караула, в этот раз обошелся без охранника за спиной.
Не смотря на в целом церемониальный характер визита, тем не менее, Ельцин подписал с премьер-министром Италии Романо Проди ключевой для двусторонних отношений документ — “План совместных действий”. Этот объемистый труд — гибрид политической декларации и соглашения по конкретным вопросам вводил Италию в "клуб привилегированных стратегических партнеров" России.
Кроме этого, Ельцин посетил организованную Немцовым церемонию подписания договора о создании совместного предприятия по производству автомобилей между концерном FIAT и Горьковским автозаводом (правда из этой затеи так ничего и не вышло). 11 февраля вся российская делегация во главе с Ельциным вернулась в Москву.
Характерно, что накануне визита в очередной раз обострились отношения между Ираком и США. Белый Дом снова обвинил Саддама Хусейна в нарушении международных договоренностей: будто бы он так до конца и не ликвидировал оружие массового поражения и чинит препятствия в работе специальной комиссии ООН по разоружению Ирака. Госсекретарь Мадлен Олбрайт заявила, что решение об авиационном и ракетном ударе по некоторым объектам в Ираке, где (по мнению американской разведки) может производится химическое оружие, уже принято.
На эту тему Примаков (личный друг Саддама Хуссейна) несколько раз разговаривал и даже встречался с Олбрайт, но так и не сумел убедить ее в том, что американские спецслужбы ошибаются и Саддам Хуссейн выполняет все взятые на себя обязательства после поражения в “Войне в Заливе” 1991 года. Зато он убедил Ельцина в том, что это тот самый случай, когда настала пора проявить твердость и не поддерживать Клинтона, в его намерении атаковать Ирак.
Поэтому, будучи уже в Италии, Ельцин, отвечая на вопрос одного из корреспондентов, довольно жестко высказался за “исключительно дипломатическое” разрешение кризиса и пообещал обязательно довести до Клинтона свою твердую позицию на этот счет. Возможно, кстати, что именно из-за такой позиции Ельцина Клинтон отложил (как потом выяснилось - временно) военную операцию против Ирака.
17 февраля Ельцин выступил с традиционным обращением к Федеральному собранию. Оно кардинально отличалось от предыдущего, которое Ельцин делал еще только в самом начале своего выздоровления. Это его обращение было намного более осмысленным, содержательным и конструктивным. Он отметил очевидные успехи правительства в 1997 году и обозначил конкретные цели на этот, 1998 год: борьба с инфляцией, ликвидация неплатежей, повышение собираемости налогов и экономический рост.
Характерно, что во внешнеполитической части своего выступления он перестал делать акцент на необходимость интеграции России в западные институты, а напротив одним из важнейших приоритетов обозначил противодействие расширению НАТО на восток. Само такое расширение он четко охарактеризовал как угрозу национальной безопасности для России.
В этом уже явно чувствовалась рука Примакова.
Впрочем, скорее всего Ельцин и сам был сторонником активного участия России в глобальной политике, поэтому он собирался и дальше позиционировать Россию как равного партнера для Америки в частности и для Запада в целом. Причем партнера, который будет жестко настаивать на учете его интересов, которые, разумеется, не всегда совпадают с интересами Запада.
За пределами его рассмотрения при этом, разумеется, находился вопрос наличия ресурсов для такого позиционирования. То есть может ли страна, которая в финансовом плане в решающей степени зависит от Запада, и от созданных им международных финансовых институтов, продолжать настаивать на равном партнерстве с ним. В голове у Ельцина это были две разные темы. Одна - потребность в кредитах. А другая, не связанная с ней - тема “величия России” и ее роль глобального игрока.
В конечном итоге, любое размышление на эту тему приводит к выводу, что Россия лишь потому может претендовать на такую роль, поскольку она обладает огромным арсеналом ядерного оружия. Видимо, осознание этого факта и привело Ельцина к назначению командующего Российскими Войсками Стратегического Назначения (РВСН) Сергеева министром обороны и резко выросшему количестве встреч с ним.
В Послании Ельцин также не преминул напомнить Федеральному Собранию, что оно так и не ратифицировало Договор СНВ-2, в то время как США уже давно это сделали. Это обстоятельство создавало некоторую неловкость во взаимоотношениях Ельцина с Клинтоном и подрывало взаимное доверие между руководителями двух стран. Кроме этого, на таком фоне Ельцину было трудно обращаться к Клинтону с какими-то просьбами по теме глобальной безопасности, например, по поводу непринятия в НАТО стран Балтии.
Однако Ельцин понимал, что добиться ратификации этого договора он уже не сможет. С 3 января 1993 года, когда он и Джордж Буш-старший подписали этот договор, прошли уже пять лет и медовый месяц между Россией и Америкой давно миновал. И если этот договор не был ратифицирован тогда, то шансов ратифицировать его теперь почти уже не оставалось.
Настроения в военной и дипломатической среде, а тем более в спецслужбах становились все более антиамериканскими, а Государственная Дума контролировалась прокоммунистическими и реваншистскими фракциями.
Да и сам Ельцин уже не был таким рьяным почитателем американских ценностей, каким он был в начале 90-х. Поэтому Ельцин упомянул в Послании договор СНВ-2 скорее по инерции и еще для того, чтобы лично себя дистанцировать от позиции Думы. Ведь он много раз обещал Клинтону добиться его ратификации.
Не смотря на в целом конструктивный и позитивный тон ельцинского послания, в нем он, не скрывая, сказал и о нарастающих негативных тенденциях на финансовом и фондовом рынках, вызванных, в том числе, последствиями южно-азиатского кризиса. Он правда не упомянул войну, объявленную медаиолигарами правительству, как об одном из факторов, который гнал доходность по ГКО вверх, но об этом те, кто понимали истинные причины кризиса, и без этого знали.
3 марта Ельцин неожиданно увольняет Ивана Рыбкина с должности секретаря Совета Безопасности РФ и назначает его вице-премьером в правительство.
Вместо Рыбкина секретарем Совета Безопасности становится Андрей Кокошин, человек, который являлся в то время едва ли не главным специалистов в России по всей тематике переговоров с США по разоружению. В разное время он работал первым заместителем директора Института США и Канады, первым заместителем министра обороны и секретарем Совета обороны России.
Отставка Рыбкина была вполне предсказуемой: после отставки Березовского, судьба его ставленника Рыбкина была предрешена.
А вот назначение Кокошина явилось признаком реального разворота Ельцина в позиционировании России и смене его приоритетов: от решения проблемы чеченского сепаратизма к концентрации, прежде всего, на американо-российских отношениях ( о чем мы писали выше).
Уже в конце 1997 года стали быстро расти ставки по кредитам и государственным обязательствам, начал падать фондовых рынок. Если в III квартале 1997 года (то есть еще до раскрутки “дела писателей”) средняя доходность ГКО составляла 19 %, то ко II кварталу 1998 года она увеличилась уже до 49,2 %. Ставка по однодневным кредитам за тот же период увеличилась с 16,6 % до 44,4 %. Эти события оказали негативное влияние на настроения инвесторов, что увеличило отток капитала и усилило давление на курс рубля.
Тем не менее, не смотря на плохой экономический фон, 4 марта Государственная дума приняла бюджет 1998 года в последнем четвертом чтении, что было большим достижением и самого Ельцина и правительства. 5 марта он в очередной раз встретился с Чубайсом и они снова обсудили экономическую ситуацию. Ельцина беспокоил рост доходности ГКО и связанные с этим бюджетные проблемы, которые выражались в том числе в задержках с выплатой заработных плат госслужащим (в том числе - военным) и оплатой гособоронзаказа.
Нужно заметить, что помимо того, что к тому времени Гусинский, как мы уже писали, постепенно снова стал отходить от Семьи и дистанцироваться от Ельцина, также исподволь внутри Семьи начали слабеть и позиции Березовского. Особенностью взаимоотношений Ельцина и Березовского (если в данном случае вообще можно говорить об их наличии) было то, что они крайне редко друг с другом встречались и всегда - по чисто формальному поводу. Никаких приватных встреч и разговоров “по душам” у них никогда не было.
В решающей степени влияние Березовского определялось его тесными взаимоотношениями сначала с Юмашевым и Коржаковым, а потом - только с Юмашевым, а через него - с дочерью Ельцина Татьяной.
Поэтому Ельцин, легко избавлявшийся от людей, которые были ему намного ближе Березовского (например - от того же Коржакова), без всяких колебаний сначала по просьбе Чубайса и Немцова уволил его из Совета Безопасности, а потом убрал и его креатуру - Рыбкина.
К тому же Березовский, после 1996 года почувствовав себя всесильным демиургом, упустил момент, когда он стал создавать для Семьи больше проблем, чем приносить ей пользы. Поэтому можно твердо сказать, что влияние Березовского к началу марта 1998 года уже не было таким значительным при принятии тех или иных решений, как это было еще совсем недавно.
Следует также учесть, что это влияние было значительным только тогда, когда сам Ельцин и члены его семьи был либо сильно зависимы от Березовского (как, например, во время избирательной кампании 1996 года), либо когда Ельцин был болен и не мог работать.
В начале же марта Ельцин был относительно здоров и работал если не так же много, как в начале 90-х, то уж точно значительно больше, чем во второй половине 1996 и первой половине 1997 годов. В таких условиях оказывать на него влияние было трудно даже Юмашеву и Татьяне, а уж тем более - Березовскому.
По свидетельству очевидцев, примерно с этого времени Березовский все реже привлекался для обсуждения каких-то важных проблем и при подготовке серьезных решений. В ее присутствии другие члены Семьи старались уже меньше обсуждать политику, а все больше говорить о планах на отпуск, о детях и т.д. Если же Березовский появлялся в момент, когда обсуждался какой-то важный вопрос, то все замолкали и повисала неловкая пауза.
Оказалось, что находящийся в тени Березовского Роман Абрамович (человек, который в действительности провел всю работу по созданию “Сибнефти” и ее приватизации) - намного более разумный и системный человек, чем его “патрон”. Он был более хладнокровным, менее конфликтным, не лез в телевизор и на первые полосы газет, и умел играть в команде.
Незаметно для себя Юмашев, а за ним и остальные члены Семьи, все больше стали интересоваться мнением не Березовского, а Абрамовича по тому или иному поводу и все больше полагались на его здравомыслие, а не на агрессию и креативные фонтаны Березовского.
Невозможно точно оценить насколько сильно к тому моменту упало влияние Березовского в ельцинском окружении. Наверное не будет ошибкой сказать, что оно по-прежнему оставалось значительным, но уже не было безграничным.
Нельзя сказать, что Березовский не заметил этого изменения отношения к нему. Он отреагировал на это в свойственной ему манере: освящение деятельности Ельцина в подконтрольных Березовскому СМИ перестало быть таким, каким оно было до сих пор, то есть исключительно комплементарным. Березовский хорошо понимал, что нужно делать, чтобы вернуть себе былое влияние. Но он эту свою осторожную фронду тщательно дозировал, чтобы она не достигла того уровня, когда Семья поставила бы вопрос о целесообразности дальнейшего контроля Березовским главного телевизионного канала страны - ОРТ.
Влияние же Гусинского в Семье, после его дрейфа из команды Ельцина обратно в команду Лужкова, снизилось заметнее и контакты Семьи с ним стали не такими тесными как раньше, и свелись, по-сути, лишь к договоренностям по поводу освещения деятельности Ельцина в подконтрольных Гусинскому медиа. Но даже и эти договоренности были возможны лишь до определенного предела.
Таким образом информационная олигополия, которая сложилась к 1996 году в России, начала потихоньку разваливаться. А вместе с ее развалом, начали исчезать и рычаги, с помощью которых Семья контролировала медиапространство страны.
