"Любовь и Ненависть" - Леонид Анцелович

В роскошном бункере, неведомо каким путем, оказался блогер Навальный и стал предъявлять президенту какие-то нелепые требования. Но диалог не складывался, президент отрицал всякие обвинения незваного гостя.

– Я умираю от скуки, - сказал Навальный, – мы с вами беседуем уже два часа, а вы уже надоели мне так, будто я знал вас всю жизнь. С таким строптивым характером хорошо быть шейхом в Саудовской Аравии, а у нас обладатель двух десяткой дворцов должен быть более покладистым.

– Уходите, гражданин! – сказал президент голосом кремлевской бюрократа. – Мне не досуг заниматься пустой болтовней, меня ждут дела государственной важности.

– Верно, верно, я и забыл! – воскликнул Алексей. – Вам нельзя расслабляться, могут не выбрать на пятый срок.

– Не ваше дело. Оставьте меня в покое. Слышите? Убирайтесь!

– Вам, конечно, небезопасно всем показывать свои дворцы. А вы подумали над тем, что с вашими дворцами произойдет, если вы, вдруг, не станните президентом?

– Чего вы, черт возьми, вы хотите от меня добиться?

– Я добиваюсь любви. Я хочу, чтобы вы, гражданин президент, меня полюбили и в знак своего расположения освободили меня из тюрьмы и допустили к независимым выборам, с соблюдением всех сопутствующих правил: равных условий с дискуссиями, прозрачностью и т.д.,.

– Вон! – негромко сказал президент.

– Вы забыли, что я возглавляю оппозицию.

С этими словами Навальный поднялся с места. Теперь собеседники стояли друг против друга. У президента было штормовое лицо, в глазах мелькали белые барашки. Навальный сердечно улыбался, показывая белые кукурузные зубы. Враги подошли близко к настольной лампочке, и на стену легли их исполинские тени.

– Тысячу раз я вам повторял, – произнес президент, сдерживаясь, – что никаких дворцов у меня нет, и никогда не было. Ни-ког-да! Поняли? Ну, и убирайтесь. Я на вас буду жаловаться в Гаагу!

– Жаловаться на меня вы никогда не будете, – значительно сказал Алексей, – а уйти я могу, но не успею я выйти из вашего бункера, как вы с плачем побежите за мной и будете меня умолять вернуться.

– Почему же это я буду вас умолять?

– Будете. Так надо, как любит выражаться мой друг Васисуалий Лоханкин, именно в этом сермяжная правда. Вот она.

Великий комбинатор положил на стол папку и, медленно развязывая ее ботиночные тесемки, продолжал:

– Только давайте условимся. Никаких эксцессов. Вы не должны меня больше травить, обливать глаза зеленкой, возбуждать новое дело…

И здесь президент проснулся, по лицу текли капли холодного пота.