Когда я смотрю фото разрушенных городов и сел, фото и видео с чьих-то брошеных домов, которые стали местом обитания военных, я постоянно ловлю глазами детали.
Шторка, которая когда-то висела в зале, потом она постарела, в зал купили новую, а эту, пожилую, отправили на балкон. Чтоб от мух, от солнца и красиво как-то, уютно.
Обойки, простенькие, в цветочек, в сельском доме, где явно небогатые люди жили. Кто-то клеил их, ставал на табуреточку и протягивал руки к целому еще потолку.
Квартира в двухэтажке, на Заперевальной таких много, за царя панька еще строили их. Обычная желтая, стянутая троссами, бо рассыпается. Но одна квартира с утепленным фасадом, покрашена в яркий цвет, под окнами цветы и низенький заборчик, у нас редко такие ставили: ни вандала не остановит, ни ханурика не удержит. Люди делали себе уют. В маленькой квартирке стрёмного дома, но уют. Наводили порядок, чтобы жить. Теперь там выбитые окна, обугленный второй этаж, а крокусы прокладывают себе путь через осколки стекла и куски штукатурки.
Откровавленный медведь на перроне Краматорска. Кто-то купил его для своего ребенка, детские руки тягали его везде, брали с собой спать, кормили воображаемой кашей.
Кошачья разбитая переноска в Ирпене, кто-то в ней сидел, боялся и орал, или наоборот затих и замер, пока люди пытались спастись и спасти.
Детское фото в обгорелых документах дохлого оккупанта. Где-то плачет мальчик, который считает своего папу героем, а папа насиловал украинских детей, но мальчик пока не в курсе, он не знает еще, кем именно он вырастет.
Чего вы добились, соседи?
Труп оккупанта, уже неопознаваемый, неужели ты так и хотел закончить свою жизнь? Неужели таков был план: ворваться, сломать, убить, сдохнуть и валяться скорбной кучкой где-то в Бахмуте? Ты же человеком родился, почему ты стал бесславным ублюдком чужой бессмысленной войны против виртуальных врагов?
И когда вы мне пишете в личку: "Ничего. Мы сломаем, а потом построим лучше, красивее, все будет хорошо, надо просто потерпеть", посмотрите уже правде в глаза.
Люди, которые неделю кричали под завалами в Марике, уже не оживут.
Кровь, вылитая на плюшевого медведя, не станет снова ребенком.
А твой сын вырастет сиротой и повторит твой же жизненный путь, считая тебя почему-то героем, но сразу, по умолчанию, обреченный стать безымянным куском плоти, гниющим в чужой земле.
Вот и всё, чувачок. Вот и всё.
