Девяностые годы я не любил. Тошное было время. Все шло куда-то не туда, а куда пришло – все мы увидели в нулевые. Вместо свободы был произвол, вместо культуры – презентации, вместо бизнеса – олигархия, а вместо работы – пиар. Обо всем этом можно было говорить вслух, что утешало слабо. В политике была сплошная склока, что развлекало, но плохо.
Правда, открылись границы, и в мире мы всем были интересны, хотя в этом интересе был оттенок снисходительности и даже брезгливости.
Был еще один существенный минус – убивали на улицах, а в бизнесе выживаемость вообще была ниже, чем на Гражданской войне. Это, собственно, и была гражданская война, только без граждан, за бабки. Тех, кто в бизнес не совался, не трогали, хотя за людей не считали. У братков бывали, конечно, внезапные пароксизмы человечности, но в целом шла, как выражался Окуджава, паханизация среды. Со всех экранов хлестала пошлость, блатняк лился из динамиков, везде торговали паленым, а тех, кто сомневался, негодовал и не вписывался, обзывали совками и детьми Шарикова. Нефть стоила дешево, армия разбегалась.
Правда, были перспективы. Олигархи начинали вырабатывать законы и бороться с коррупцией. В бизнесе самых отмороженных убили, а остальные договаривались. В политике появлялись новые лица, иногда приличные. В искусстве наметилось осмысление происходящего. Нефть стала дорожать.
Теперь все вернулось к состоянию равных девяностых, с той разницей, что границы закрываются, а на Западе уже не скрывают брезгливости. На улицах убивают, причем без пароксизмов милосердия. Блатняк вытеснен силовиками и фанатами, у которых нет вовсе уж никакого закона и понятий.
Нефть падает и будет падать, если не случится ядерной войны, в результате которой она может, конечно, подорожать, но воспользоваться этим будет уже некому. Мы разругались со всеми бывшими республиками и надежно дружим только с Чечней, ибо за этой дружбой стоят самые твердые, абсолютные ценности в надежном эквиваленте. Наш лидер острит про одно место. Культуры нет, кооперативов тоже. Перестрелки становятся буднями. Олигархи живут по закону, но в Лондоне. Армия не разбегается и постоянно тренируется, частью за границей. В качестве идеологии неофициально принят мистический вариант национал-социализма с поправкой на коррупцию как главную духовную скрепу.
Девяностые были проклятыми, кто спорит, но они были лучше. И не потому, что была надежда, а потому, что население еще по советской памяти отделяло черное от белого и верило, что может жить иначе. Сегодняшнее население заслуживает всего, что с ним происходит. Заслуживает оно и худшего и не вляпалось в это худшее только потому, что милосердие Божье бесконечно. Так, по крайней мере, говорили нам в девяностые годы те немногие священники, которым еще верили. Теперь не верят.
