Сухой закон военного времени в Ахтырке уже действует не в полную силу. Соответствующие отделы продмагов работают по выходным. В субботу видел, как женщина с велосипедом переводила через дорогу что-то сильно шатающееся противоположного пола. Другое, чтобы не испытывать судьбу, преодолевало проезжую часть на четвереньках; это было в воскресенье.
Встречи старых товарищей теперь проходят, как обычно. На стол выставляется всё, что положено, включая самогон и наливки, только в разговорах есть новая тема. Сужу по тому, что слышал, правда, только в одном доме, куда был зван на именины хозяина, но думаю, что так и в остальных. Эта новая тема - война, в особенности поведение вражеского личного состава в населенных пунктах.
В Ницахе, как рассказывают, у жителей выгребли из погребов всю картошку. «Себе на пропитание?» - задал я дурацкий вопрос. «Нет, на посадку в Алтайском крае!», - насмешливо вскинулся рассказчик, старый следак. Может, не у всех и не всю или всю, да не только картошку - точности ожидать не приходится, никто на ней и не настаивает. Действительности соответствует общая картина: грабят так, будто вырвались из голодного края.
В дальнейшем общем разговоре следак вспомнил свою службу в еще советской армии - как один замполит полка на очередном политзанятии рассказывал салагам, что в старой России солдатское мародерство даже на своей территории не считалось особым нарушением, что на это сквозь пальцы смотрел сам Кутузов во время войны 1812 года.
Стали вспоминать, у кого что осталось в голове из того, что каждый когда-то читал или слышал о той войне.
В подтверждение моего давнего крылатого выражения, что русская власть неизменно врет, даже когда говорит правду, вспомнили, как царская пропаганда объясняла сожжение Москвы. Сначала - что её сожгли французы, да не будет им прощения ни на сем свете, ни на том, потом, спустя сколько-то лет – что это сделали, покидая её, сами москвичи, чтобы не досталась врагу в целости и сохранности.
Я обратил внимание стола на то, что этот пример можно считать классическим, как можно врать, говоря правду. Сожжение Москвы – правда, а кем – вранье в обоих случаях, что и показал, вооружившись здравым смыслом, Лев Толстой. Деревянный город, оставленный населением, не может в конце концов не сгореть просто потому, что в нем не стало жителей.
И да, своих всегда грабили не меньше, чем чужих; тот замполит не наговаривал ни на Кутузова, ни на его войско. На сей счет у меня что-то брезжило из «Войны и мира», и на следующий день я несколько часов специально перелистывал эту книгу, невольно задерживаясь на целых главах, пока не нашел нужное место. Пока искал, наткнулся, кстати, на предлог, с которым Толстой употребляет название «Украина», о чем тут же сообщил в очередной заметке, если кто читал. Не «на», а «в». Вот так. Что-что, а чувство языка у него было – у кого же и быть этому чувству, как не у Льва Толстого.
Итак Кутузов слушает составленный дежурным генералом проект очередной порции его, главнокомандующего, распоряжений по армии.
Читаю. «Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, относилось к мародерству русских войск. Дежурный генерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взыскании с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес. Кутузов зачмокал губами и закачал готовой, выслушав это дело.
- В печку… в огонь! И раз навсегда говорю тебе, голубчик, - сказал он, - все эти дела в огонь. Пускай косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят».
Должен сказать в заключение, что ослаблением сухого закона в Ахтырке пользуются далеко не все. На тротуаре возле базара, например, я собственными глазами увидел в воскресенье совершенно трезвым одного своего знакомого, от которого меньше всего этого ожидал. Чисто выбритый, в свежей рубашке, без двух ног, оставленных в Афганистане, он сидел на своей коляске, ожидая желающих встать перед ним на платформочку электронных весов. «Не пью, - пояснил он. – Совсем. Что-то не тянет. Война, Анатолий Иванович. У людей такое горе…».
