Голосовал за стабильность? – добро пожаловать на кладбище. Ибо нет ничего стабильнее и тише кладбищенского погоста. Никаких тебе потрясений, а если и дунет ветерок – тебя защитит от него двухметровый слой земли над приколоченной крышкой гроба. Никаких уличных музыкантов – сплошная звенящая тишина.
Кремль создал и вырастил магический кристалл вечной власти, умертвив и заколотив в ящик все, что только возможно. Он бы хотел этот опыт распространить на весь мир, но тот почему-то сопротивляется. Он хочет жить. А жизнь – она такая, нестабильная. Живешь себе – и вдруг заболел. Или попал в аварию. Или – наоборот – влюбился, и ходишь счастливый. А просто ты живешь, и главное правило жизни – непредсказуемость. Никто не знает ее внезапных поворотов, а иначе – какой интерес? Хочешь предсказуемости? – вот тебе Россия. Здесь все известно наперед: спец-тишина для спец-покойников. Лежи и смерди, и никто тебя не тронет. Могут, конечно, выкопать и вышвырнуть из склепа по воле директора кладбища, и бросить догнивать на радость местным гиенам да стервятникам, но тут уж что поделаешь? – нравы такие. Посему – лежи и не ворочайся, авось повезет, и на твою скромную могилку никто не обратит внимания.
По большому счету, если россиянам нравится валяться на погосте – это их право. Местами это даже приятно: нигде не жмет, и телеящик, вмонтированный в каждый гроб, развлекает. Лежи себе, поплёвывая в крышку, да слушай песни о величавости вечного покоя. Здесь даже транслируют состязания черных юмористов из Клуба Мертвящих и Отходчивых. Кто сказал, что смерть страшная? Никакого горя. Посмотрите на северокорейский филиал – в этом колумбарии с ядерными идеями загробного чучхе мечтают оказаться 48% зомбо-респондентов!
Беда в другом: владелец всероссийского некрополя оказался чересчур воинственным чернокнижником. Умище стратега так и тащит его за оградку кладбища – внедрить, так сказать, передовой опыт утилизации всего живого вовне. Распространить вечный праздник мертвечины, расширить рамки карнавала некромантов. Но жизнь стала сопротивляться нежити. Поначалу не понимала, думала – шутит парень, блефует. Оказалось – ничего подобного. И разрослось кладбище со стороны Южной Осетии, и вот уже Крым оказался внутри погоста, и некро-агентура вольготно почувствовала себя в Европе и США. Нежить не понимает толерантности, а любые переговоры принимает за слабость. Пожимать руку зомбаку вообще опасно: в ответ на рукопожатие он попытается исподтишка укусить, а потом, улыбаясь, будет ждать: когда же вы превратитесь в такого же зомби? Не получится укусить – начнет пугающе рычать. Ужасаться не стоит. Достаточно включить иллюминацию, которая тотчас высветит агентурную сеть, офшоры, недвижимость и счета – и вы увидите, как бедолагу начнет корежить. Он прорычит вам все угрозы, на какие только способен, продекламирует молитвы задом наперед, и пальцы веером растопырит, и мертвящей кнопочкой помашет, и даже Библией – не обращайте внимания, это нормально. Это Свет животворящий подействовал, от него рога сохнут, клыки вываливаются и отбрасываются копыта.
В том-то и фокус, что весь этот огромный погост не способен существовать без связи с живым внешним миром. Производство смерти на отдельно взятой территории подразумевает наличие жизни за ее пределами. У смерти нет никакой иных технологий, кроме способов умерщвления, коих, безусловно, много, но все они уже известны, а у жизни как раз – есть. А, поскольку жизнь сопряжена с развитием – она вечно придумывает что-то новое. Именно эта новизна и несет с собой опасность неизвестности для застывшей нежити. Зомбачьё нюхом чует: новейших технологий ему не получить, и бесится еще сильнее. Презентует пугающие орудия убийств и пускает пену, соревнуясь в названиях: «Адский новичок», «Чертов нежданчик», «Буревестник Преисподней». А мир не пугается. Он реагирует. Строит забор повыше да ров поглубже, наблюдая за процессом кладбищенского разложения.
А дым Отечества все больше напоминает вонь, которой вынуждены дышать те немногие живые, что еще бродят среди могил по какому-то недоразумению. Прячутся за плитами, даже памятниками притворяются, но их все равно вычисляют и закапывают живьем. Некоторым удается сигануть через высокую ограду, чтобы попросить убежища в мире живых. Так неужели нет никакого иного выхода из потусторонней петли, по которой блуждает, как в нескончаемом лабиринте, русская сомнамбула? Ведь были попытки выйти из царства теней – в феврале 1917-го и августе 1991-го. Только вот дальше попыток дело не продвинулось, и тьма после них наползла еще гуще. На кладбищах революций не бывает, а бунт зомби – это от голода. Бросят им живого мяса – они и успокоятся. И вопрос «что делать?» мучает только тех, кто мертв еще не до конца. И таковых слишком мало, чтобы он набатом зазвучал. Какой тут, к черту, набат, когда вот уже сколько веков – сплошной звон погребальный, зовущий к отпеванию…
«Хватит ныть! Предлагай!» - раздается рычание тех, кто в реальности ни на что не годен. Ибо большинству обитателей кладбища, действительно, хорошо и комфортно. А меньшинство помучается, да и сдохнет. Извне никто бульдозер не пригонит, дабы сравнять могилы с землей и раскрасить некогда скорбный пустырь яркими оттенками жизни. Для этого нужна воля тех, кто в коммунальных склепах, крепчая, мается. И терпит под страхом смерти лютую невыносимую жизнь. Точнее – ее изуродованное подобие. Потому что настоящую жизнь создавать надо. Это же сколько телодвижений и опасностей, треволнений и неудобств! Нет, мы уж лучше так. Тесновато, душновато, темновато, зато – привычно. К нам бы кто-нибудь пришел, воззвал бы, а еще лучше – взял бы в руки оружие, пожертвовал бы собой, а после – сделал бы все за нас, ленивых, и нес бы за это всю полноту ответственности. Не придет и не возглавит. Потому что он уже пришел, и все делает: и умерщвляет, и хоронит. Как и заказывали: Твердая Рука – друг Зомбака. Вечная скрепа для русского склепа.
Александр Сотник
