Версальский миф

Вековой юбилей договора, которым официально завершилась Первая мировая война, отмечается без особой помпы, но с характерным удрученно-умудренным выражением лица.

«Наверное, в истории прошлого века, да, скорее всего, и предыдущих, не найдется такого документа, который был бы чреват столь разрушительными последствиями», — сообщает «Российская газета». И, в отличие от многих других случаев, точно попадает в общемировой тон отзывов о Версальском договоре, который 28 июня 1919-го был подписан вождями Антанты и посланцами побежденной Германии.

Эта история, конечно, быльем поросла. Но о ней стоит вспомнить. Во-первых, потому что «в истории не найдется документа», которому бы с таким упорством приписывали роковую роль, которую он в действительности не сыграл и сыграть не мог. А во-вторых, потому что мифы про то, будто несколько властителей, потолковав друг с другом и сочинив какие-то бумаги, поворачивают всемирную историю туда или сюда, живы и процветают. Стоит взглянуть на серьезность, с которой следят за собеседованиями вождей на саммите G20.

Однако не будем отвлекаться.

О Версальском мирном договоре говорят, будто он привел в Германии к власти Гитлера и вообще подготовил Вторую мировую войну, потому что:

1. Унизил Германию, возложив на нее всю вину как за подготовку, так и за злодеяния Первой мировой.

2. Отобрал у Германии обширные земли и этим дополнительно ее оскорбил.

3. Наложил на немцев неимоверного размера репарации, чем их полностью разорил.

Если не вникать, то действительно выходит, что после таких безумств Гитлер должен был появиться, можно сказать, сам собой.

Призывы сбросить гнусные версальские оковы и в самом деле занимали почетное место в нацистской пропаганде. Но ведь пропаганда иногда не совпадает с фактами.

Каждый знает, что война есть продолжение политики другими средствами. Однако не менее верно и то, что каждый мирный договор есть продолжение войны, которая ему предшествовала.

Первая мировая в принципе не могла породить что-нибудь более мягкое, чем Версальский договор. Кто бы в ней ни выиграл, проигравшим пришлось бы туго.

У нас знают про Брестский мир (3 марта 1918-го), который немцы продиктовали большевикам, урезав бывшую Российскую империю на миллион квадратных километров. Меньше знают, что дополнительное соглашение (27 августа 1918-го) наложило на революционную Россию еще и суровую контрибуцию, взимание которой начали немедленно. И совсем уж не осведомлены о Бухарестском договоре (7 мая 1918-го), заключенном Центральными державами с разгромленной ими Румынией. На карту, изображающую раздел большей части этой страны между победителями, стоило бы взглянуть.

Версальский мир, при всех своих особенностях, был умереннее.

Отдельный вопрос — почему все слои немецкого общества и все политические силы Германии, от правых до левых, сочли версальские условия не просто тяжелыми и несправедливыми, но к тому же непосильными и насквозь лживыми.

Скажу, что тут и в самом деле не все понятно. Однако причины надо искать вовсе не в прениях на мирной конференции, а в событиях последних месяцев Первой мировой.

То, что Антанта берет верх, стало видно только летом 1918-го. Тем не менее фронт проходил не на немецкой территории, а во Франции и Бельгии. Идея сопротивляться до последнего вовсе не выглядела фантастичной. В руководящих германских кругах у нее были сторонники. Французы, британцы и американцы предполагали, что вторжение в Германию потребует огромных добавочных жертв и, как минимум, еще года войны.

Однако генерал Людендорф, де факто германский главнокомандующий, в августе 1918-го ультимативно потребовал от своего политического руководства безотлагательного прекращения войны. Возможно, предполагалось, что таким способом удастся заключить что-то вроде ничейного мира. Если так, то германский генералитет вообразил, будто союзники ни в чем на него не похожи.

Как бы то ни было, буквально все в Германии сочли, что обращаться с немцами как с проигравшими — гнусное коварство. Это, повторю, являлось общественным самообманом, поскольку разгром Центральных держав был уже предопределен.

Теперь о том, каковы на самом деле были условия Версальского мира.

Пункт о германской ответственности за войну не назовешь вполне справедливым, но, прямо скажем, он не являлся и полной выдумкой. В роли победительницы Германия безусловно возложила бы на проигравших всю вину целиком.

Территориальные ее потери были далеко не огромны, особенно если сравнить их с потерями после Второй мировой. Эльзас-Лотарингия, отобранная было у Франции в 1871-м, так и не ассимилировалась в Германии. Ее возвращение не должно было удивлять. На отошедших к возрожденной Польше землях этнические немцы составляли меньшинство. Лишь отделение, то ли временное, то ли постоянное, нескольких небольших немецконаселенных территорий (Саар, Данциг) выглядело явно несправедливым.

И, наконец, главный кошмар Версаля — репарации. Считалось, и вовсе не в одной в Германии, что они были абсолютно людоедскими. Основатель жанра экономической публицистики Джон Мейнард Кейнс даже сложил на эту тему свой первый мировой бестселлер — «Экономические последствия мира» (1919 год).

В действительности, какими бы суммами ни жонглировали участники переговоров, непосредственно в Версале о репарациях договориться не смогли, отложив решение на потом.

Подтекстом всей репарационной дискуссии была неготовность Соединенных Штатов взять на себя расходы по восстановлению Европы. Такое желание они обрели только после Второй мировой. А в 1920-е — 1930-е в США задавали тон изоляционисты, и эта страна уклонялась от роли мирового гегемона, обязанного опекать и субсидировать младших партнеров. Америка не вступила даже в Лигу Наций, придуманную ее же президентом Вильсоном и заботливо прописанную в Версальском договоре. И уж тем более там отказывались прощать военные долги британцам и французам или, допустим, компенсировать потери французским держателям ценных бумаг царской России, платить по которым советский режим отказался.

Поэтому если нас интересуют подлинные причины Второй мировой войны, одна из главных — то, что в Европе в результате Первой мировой не возникло державы-гегемона. США отказались исполнять эту роль, а Франция попыталась, но не справилась. Однако Версаль тут ни при чем. В качестве участника и как бы даже главы мирных переговоров Вудро Вильсон очень хотел поставить Америку во главе человечества, но тамошний правящий класс быстро наложил вето на его планы.

Германия, таким образом, выглядела единственным подходящим объектом для взыскания денег, необходимых французам, британцам и прочим для выплаты американских долгов, компенсации материальных потерь и других своих обоснованных и не очень надобностей.

Но история репарационных требований и история реальных немецких выплат — это две совершенно разные вещи.

В 1924-м вступил в силу так называемый план Дауэса, по которому Германия соглашалась платить репарации хоть и много лет, но не в очень больших объемах. Всего, с 1919-го по 1931-й, реальные репарации составили примерно 22 млрд марок — в год в среднем получалось где-то на уровне ее военных трат в 1913-м. А в 1931-м, еще до Гитлера, выплаты были вообще приостановлены из-за мирового кризиса. В 1932-м, опять же до Гитлера, репарационная проблема была решена окончательно — немцы согласились с большой рассрочкой заплатить еще 3 млрд марок, и на этом ставилась точка. В 1933-м Гитлер отказался даже от этого соглашения, но гораздо позже ФРГ его признала и без труда по нему рассчиталась.

Итак, уже к середине 1920-х репарации перестали быть разорительным бременем, полностью, однако, сохранив свою внутригерманскую роль в качестве фактора идеологического.

Надо добавить, что в 1925-м в Локарно немцы согласовали с бывшими своими победителями пакет договоров — о нормализации отношений, признании границ, вхождении Германии в Лигу Наций и т. п. Эти договоры, сегодня, в отличие от Версальского, почти совсем забытые, в соединении с планом Дауэса как раз и поставили точку в Первой мировой.

Можно было спокойно жить, работать и устранять оставшиеся несправедливости. Гитлер не был предопределен. Нацисты вплоть до конца 1920-х оставались маргиналами. Однако из сегодняшнего дня мы видим три фактора, которые помогли экстремистам сначала захватить власть в Германии, а потом развязать новую мировую войну.

Это, во-первых, отсутствие, как уже говорилось, государства-гегемона, способного в случае чего выполнить обязанности европейского полицейского. Лига Наций, как потом ООН, оказалась мифом.

Во-вторых, не имеющее рациональной основы, но тем более мощное непризнание немецкой общественностью поражения в Первой мировой. На этом непризнании играли все тамошние политические силы, постоянно поддерживая его в готовом к употреблению виде.

В-третьих, принципиальная слабость веймарской политической системы, главные узлы которой, один за другим, начали выходить из строя начиная с 1930-го, когда эта страна въехала в мировой кризис.

И только тогда перед нацистами открылась дорога сначала к власти, а потом и к супервойне. Обличение «Версаля» постоянно присутствовало в их агитации, убеждая интеллектуалов всех стран и воззрений, что за столь горячими чувствами должны стоять какие-то объективные факты. С тех пор миф об этом договоре и занял в умах совершенно не подобающее ему место источника всех перипетий ХХ века.

Каждому, кто хочет разобраться в перипетиях века нынешнего, стоит помнить, что никакая дипломатия, никакие бумаги с подписями и никакие собеседования державных вождей не могут быть причинами мировых событий. Все это лишь их отражение.

Сергей Шелин