Современный мир намного рациональнее, эффективнее, гуманнее и безопаснее любого из существовавших прежде — считает экономист, социолог Владислав Иноземцев
Приблизительно с той же регулярностью, с какой Женя Лукашин с друзьями ходил в баню, в мире появляется очередная истерия относительно новой причины, по которой человечество в самом скором времени если и не прекратит своё существование, то по крайней мере вернётся в состояние, близкое к каменному веку. В 1960-е годы мир практически уверовал в неизбежность «нового отсчёта» времени после ядерной войны. В 1970-е люди смирились с «пределами роста», обусловленными исчерпаемостью природных ресурсов и грядущим перенаселением. В 1980-е стало общим местом считать, что технологический прогресс принесёт тотальную автоматизацию и 40%-ную безработицу. Только в быстро промелькнувшие 1990-е в мире говорили о конце истории, демократии и глобализации, а стайки молодых ребят, рекламировавших Vodafone, раздавали на лондонских вокзалах буклеты со слоганом «The Future is Bright». Но «оттепель» прошла, и человечество снова погрузилось в поиски причин надвигающейся катастрофы.
Сегодня таковыми называют глобальное потепление, распространение неизвестных науке вирусов, всеобщее наблюдение правительств за людьми, популистское противостояние миграциям, превознесение «традиционных ценностей» и даже — о ужас! — вознамерившаяся восстановить прежний мировой порядок грозная путинская Россия.
Вполне возможно, эта колонка покажется многим разочаровывающей, но я хотел бы обратить внимание на несколько довольно очевидных трендов, которые сегодня нельзя не принимать всерьёз.
Конечно, мировая экономика нестабильна, кризисы никто не отменял, а неравенство продолжает «оскорблять общественную нравственность». Однако за последние тридцать лет подушевой глобальный валовый продукт в реальном выражении вырос втрое; более миллиарда человек перестали жить в абсолютной бедности; развитые страны существенно улучшили социальное обеспечение малоимущих, а некоторые экспериментируют с безусловным базовым доходом. Рассказывая друг другу о тяготах жизни, мы нагло забываем, насколько удобнее стало жить в этом «несовершенном» мире. Причём не только потому, что практически везде клубнику начинают продавать не в июле, а в восемь часов утра. Но и потому, что мы давно не носим на почту писем, не стоим в очередях за авиабилетами, не считаем рубли и доллары, в которые обойдётся очередной телефонный звонок близкому человеку.
На наших глазах безработица в США опустилась до самого низкого уровня за 60 лет, а экономика непрерывно растёт уже 127 месяцев при среднем показателе для периода после окончания Второй мировой войны в 59 месяцев.
Да, люди боятся технологических перемен, и большинство считает капитализм чем-то плохим. Но в то же время они доверяют учёным почти вдвое больше, чем религиозным авторитетам, а своим работодателям — в полтора раза больше, чем политическим лидерам собственных стран. Современная рыночная экономика не всегда кажется идеальной, но лучший способ избавиться от подобного ощущения — сравнить её не с сокровенными представлениями о счастье, а с тем, какой была ваша собственная жизнь двадцать-тридцать лет назад.
Конечно, сегодня из каждого утюга мы слышим про климатический апокалипсис. Но пока особо ретивые его провозвестники не ходят на школьные уроки, ответственные люди успешно преобразовывают наш мир. Среднее потребление бензина новым американским автомобилем снизилось в расчёте на 100 км пробега с 13,8 до 9,4 л за последние сорок лет; потребление нефти в Европе упало на 6% по сравнению с 1973 (!) годом (см.: BP Statistical Review of World Energy 2019, London: British Petroleum, 2019). А стоимость солнечной энергии сократилась в 30 раз с 1980 г. В игру включились такие рыночные механизмы, которые сделают переход к экологичной экономике неизбежным даже без усилий активистов. Если капитализация Tesla превысила стоимость всех автомобильных компаний США, вместе взятых, кто усомнится в самых перспективных направлениях инвестирования? Конечно, для того чтобы мир отказался от ископаемого топлива, потребуется ещё несколько десятилетий. Но рассуждения о катастрофе, вызванной излишней эмиссией СO2 сегодня столь же обоснованны, как данный в 1894 г. газетой Times прогноз о том, что к 1950 г. слой накопившегося на лондонских улицах конского навоза превысит три метра.
Когда я слышу Грету Тунберг, я вспоминаю некоего Жозе Бове, который с товарищами по борьбе с генетически модифицированными продуктами сжигал ресторан «Макдональдс» в провинциальном французском городишке. Двадцать лет спустя сложно найти не то что генетически изменённые продукты, но хоть что-то, что не имеет лейбла organic. И где сейчас наш альтерглобалист? Мирно живёт на пенсии, прокоптив десять лет в Европейском парламенте.
Или тот же очередной коронавирус, вновь пришедший в мир с зачумлённого рынка в Китае, где местные жители почитают диких тварей деликатесом. Да, мировая экономика приняла гибель ста человек в Китае близко к сердцу. Встречая чихающих китайцев в аэропорту имени Шарля де Голля, я, признаюсь, третьего дня ощущал определённое беспокойство. Однако не будем забывать, что некоторое время назад эпидемия атипичной пневмонии SARS стала причиной смерти 810 человек в 33 странах — и вакцина против той болезни была изобретена спустя 20 месяцев после её начала. Повторю — спустя 20 месяцев, хотя после того как печально знаменитая «испанка» в 1918-1920 гг. убила на планете не менее 50 миллионов человек (куда больше, чем погибло на всех фронтах Первой мировой войны), учёным потребовалось около 20 лет для создания первой вакцины против гриппа.
В 2018 году, напомню, число смертей от СПИДа в мире сократилось на 56% от максимумов 2004 годе и, предполагается, уменьшится ещё вдвое через 5-6 лет. Продолжаем бояться эпидемий? Даже несмотря на то, что с 1990 года средняя продолжительность жизни в мире увеличилась на 11,3 года — и это практически без падения показателей детской смертности, потенциал влияния которой на демографические показатели уже практически исчерпан? Ну, в этом случае мне уже нечего сказать…
Вот уже двадцать лет — и то как минимум — как учёные и активисты озабочены тем, что называют the end of privacy. Наши действия становятся всё более отслеживаемыми, а наши предпочтения — более предсказуемыми. Последние годы ставят рекорды по распространению систем слежения за людьми. В Шанхае на улицах расставлено почти 3 миллиона камер видеонаблюдения, в Лондоне — 628 тыс. К ним следует добавить как минимум вдвое большее число подобных же устройств, смонтированных в магазинах и общественном транспорте, ресторанах и кафе. В относительно недалёкой перспективе ко всему этому присоединятся портативные детекторы лжи, которые смогут распознавать истинные мысли человека по его скрытым эмоциональным реакциям на те или иные события практически немедленно и в автоматическом режиме. Ни о какой приватности электронной переписки или передвижений по миру не идёт речи уже сейчас — а через пару десятилетий люди уже забудут, что это такое. И что тут страшного, хочется спросить? За исключением того, что такая информация якобы может использоваться репрессивными режимами против своих граждан.
Если не хотите, чтобы данные о вас были обращены против вас — то как минимум не манкируйте выборами. Если не желаете, чтобы вокруг знали о ваших похождениях… то, простите, просто ведите более ответственный образ жизни. Если хочется меньше внимания к собственной персоне, не нужно сетовать на папарацци и камеры — для начала стоит закрыть аккаунты в Фейсбуке и Инстаграме.
Но главное — не надо забывать, насколько меньше стало из-за новых технологий краж и прочих преступлений; насколько проще стало находить нужные товары, насколько дешевле и легче стал поиск любой столь необходимой нам информации.
Наконец, политический популизм, мигрантофобия и прочие подобные тренды. Многие из них вызывают опасения и тревогу. Но я призываю обратить внимание на два обстоятельства. С одной стороны, на скорость изменения прежних практик. В самой демократической и прогрессивной стране мира, Соединённых Штатах, до 1943 года был вообще запрещён въезд иммигрантов из Китая. Раздельное обучение белых и чёрных прекратилось чуть более полувека назад. До 1960-х годов «лица еврейской национальности» не имели особых шансов стать профессорами престижных университетов. Где это всё?
С другой стороны, надо видеть, что человечество порой сталкивается с действительно новыми вызовами. Да, сейчас в Европе формируются массовые движения, чьи сторонники выступают против неконтролируемой иммиграции. И это понятно — серьёзный приток в Старый Свет жителей других континентов начался по историческим меркам относительно недавно. К тому же после четырёхсот лет расселения по всему миру самих европейцев.
Чтобы изменить свои традиции и предпочтения, избавиться от фобий и недоверия, нужно время. Как было доказано ещё несколько десятилетий назад, паттерны поведения и ценностные ориентации, сложившиеся у человека к 21 году, существенно меняются на протяжении последующей жизни менее чем у 5% жителей развитых стран (см.: Inglehart, Ronald. The Silent Revolution: Changing Values and Political Styles Among Western Publics, Princeton (NJ), London: Princeton Univ. Press, 1977, pp. 54–55). Так что не надо преждевременно паниковать — люди найдут способы эффективного решения своих проблем (если то, что кажется проблемой, действительно таковой является) без помощи алармистов.
Ну и пару слов о России. Сегодня практически каждый день можно слышать, что в нашей стране сформировался агрессивный авторитарный режим, который способен поколебать сложившийся мировой порядок гибридными войнами, нарушением суверенитета и прочими злодеяниями. Да, я понимаю возмущение тех, кто не может смириться с захватом Россией Крыма или убийством невинных пассажиров рейса MH17. Однако и тут я бы посоветовал быть более рассудительными.
Задаёт ли Россия новые тренды в мировой политике, угрожающие цивилизованному миру? На мой взгляд, нет — Путин ведёт себя как европейский правитель XIX-го, ну, начала ХХ-го века. Тогда в такой культурной Европе границы перекраивались войнами, территории передавались от одной страны к другой «по усмотрению» великих держав — и, как я неоднократно говорил, Кремль сегодня исповедует не новую идеологию XXI века, а старые европейские догмы. На старые вызовы должны даваться старые ответы — военные наступления должны наталкиваться на симметричные действия, а не на «персональные санкции», запрещающие сотне чиновников развлекательные поездки за рубеж. Если Запад так часто говорит о «новой холодной войне», то почему он даже не собирается действовать теми методами, которые принесли ему победу в «прежней»?
В завершение повторю: современный мир намного рациональнее, эффективнее, гуманнее и безопаснее любого из существовавших прежде. Сегодня люди хорошо видят наличествующие угрозы и делают многое из того, что необходимо предпринять для их купирования и устранения. Последнее не всегда осуществляется так эффективно, как многим хотелось бы — но нельзя не признавать очевидного прогресса, наблюдаемого во всех без исключения направлениях, обычно вызывающих у людей наибольшее беспокойство. В своё время выброшенный на необитаемый остров Робинзон Крузо, обуреваемый отчаянием, взял себя в руки и записал на спасённом с корабля листе бумаги плюсы и минусы своего положения. По словам, вложенным в его уста Даниэлем Дефо, «эти размышления оказали мне большую поддержку — я увидел, что не следует унывать или отчаиваться, так как в самых тяжёлых горестях можно и должно найти утешение». Я убеждён, что совет, данный известным британским писателем ровно триста лет назад, сегодня актуален как никогда. Кто сомневается в том, насколько хорош наш мир, должен последовать примеру несчастного мореплавателя, и его небольшие усилия будут вознаграждены самым достойным образом…
Владислав Иноземцев