– Да с таким успехом Украина скоро превратится в Россию!
Мало какая популярная в последние годы фраза так заколебала вашего покорного слугу. Фраза лживая. Фраза мерзкая. Фраза оскорбительная. И, что характерно, звучащая от самых разных людей, имеющих в виду самые разные процессы.
Вещи разные, да диагноз один и тот. Имя этому диагнозу — упрощённый детерминизм.
В смысле, эти люди живут в очень простом мире. Где Украину Украиной, а украинцев украинцами делает какой-то единственный фактор. И только он. Во всём остальном украинцы — это такие россияне, только вот в этом факторе отличные. Выдернешь сей нефритовый стержень из розового лотоса их мировоззрения — и мы все неизбежно станем россиянами.
На бумаге…
Условно таких ребят можно разделить на несколько когорт.
Первая — те, кто стержнем считает этнокультурный элемент. Язык, фольклор, национальную одежду. Люди, любящие словосочетание «генетический код нации».
– Мова — це єдине, що відрізняє нас від росіян! — приходилось слышать неоднократно.
В таких ситуациях не хочется спорить. Хочется просто попросить авторов высказывания говорить только за себя. В смысле, лично их — может, и только она. Если они искренне верят, что, заговорив по-русски, превратятся в россиян — ну кто мы такие, чтобы спорить?
Удивительно, что при этом эти люди не считают, что, заговорив по-английски, превратятся в англичан (американцев, ирландцев, австралийцев?). То есть этот эффект «языкового превращения» в их мировоззрении работает только с парой «украинцы–россияне». Это приводит к неутешительному выводу: похоже, эти ребята искренне верят, что мы с ними ближе, чем с кем бы то ни было. Настолько, что только язык и сдерживает от взаимного проникновения, тогда как с другими народами взаимное проникновение и не мыслится. При этом украинцы в этой паре ещё и заведомо уязвимы: украинец, заговоривший по-русски, однозначно попадает в категорию «москали», но вряд ли кто-то из сторонников этой концепции признает украинцем россиянина, выучившего украинский или полюбившего украинскую национальную одежду.
А если признает — ещё веселее. Получается, что один и тот же человек может изо дня в день становиться из украинца россиянином и обратно, просто волевым решением переключая основной язык общения и меняя вышиванку на косоворотку.
Есть, кстати, яркие примеры. Правда, здесь персонаж был убит раньше, чем успел метаморфировать обратно, но на освобождённых территориях есть и менее значительные персонажи, которым это удалось.
Вторая когорта — те, кто полагают, что всё дело — в законах. Для них Украина — это такая свободная либеральная Россия. Альтернативная ветвь развития Руси: есть дикая и московская, а есть киевская и цивилизованная. Лестно, конечно, но выбрасывает, как малозначительные, все остальные факторы, начиная с собственно украинского этногенеза.
Эта теория ставит под сомнение само существование отдельного украинского этноса, сводя все различия между нами к решениям государственной власти. Мол, если у нас запретят VPN — чем мы будем отличаться от России? Разве что безвизом…
На такое просто не знаешь, что отвечать. Стоишь, глазами хлопаешь так, что щелчки слышно, и думаешь, как вести диалог с человеком, для которого разница между россиянами и украинцами заключается в политике государства по отношению к регулированию Интернета. Ну или более широко — в том, что в Украине шире список гражданских свобод.
Нет, я не списываю со счетов важность норм в нашей жизни. И я тоже люблю цитировать знаменитый отрывок из «Шпионского моста», где главный герой настаивает — мол, лишь Конституция делает нас американцами.
Всё верно. Вот только украинцы — не американцы. Мы не разнородная масса, объединённая уникальными историческими обстоятельствами. Помимо гражданской нации, у нас есть и этническая: это факт нашей исторической биографии. Украинцами нас делает не только Конституция — не будем о грустном — и не только преданность идеям личной свободы. Хотя эти идеи для нас очень важны, хотя индивидуализм — действительно ключевое отличие украинского менталитета от коллективистского российского, мы не можем утверждать, что Украину можно превратить в Россию, лишь «закрутив» или «открутив гайки». Это неправда. Это не значит, что с закручиванием гаек нельзя бороться — можно, и нужно, и ещё как. Просто не нужно при этом тащить в рот неуместные сравнения.
Есть и другие, более простые, детерминисты. Одни меряют всё лишь кровью и почвой, отказывая в украинстве не только украинским евреям, но и крымским татарам. Другие — исключительно гражданством. Третьи — ещё чем-то, вплоть до вероисповедания.
Все правы. Отчасти. В этом «отчасти» — загвоздка.
Украина — самобытная страна. Украинцы — самобытная нация. Мы отличаемся от россиян, поляков, венгров и румын не меньше, чем они отличаются друг от друга. Нет единого ведущего фактора, единого «если», убрав которое, Украина утратит себя. Точно так же, как нет единого стержня, выдернув который, можно превратить поляка в венгра, нет и единого вертела, на который были бы нанизаны украинцы и россияне.
Удивительно, что вышеперечисленные категории детерминистов, полагая себя патриотами, не находят в себе силы в это поверить, не находят в себе силы допустить, что украинцу не проще стать россиянином, чем арабу — евреем. Мы не разделённая одной лишь религией Югославия и не распиленная одними лишь правительствами Корея, не единая разорванная нация. Мы разные нации, разные по длинному списку показателей, включая видение прошлого, видение настоящего и видение будущего. И уже очень давно. Нам не грозит слияние: оно не осуществилось даже тогда, когда над этим работали целенаправленно, в рамках формально единой державы с большим энтузиазмом в деле социальной инженерии.
Другое дело — что нам может грозить, например, война, попытки оккупации, попытки установления марионеточных режимов. Но это другая история. И противостоят этой угрозе другими способами. Проверенными, хорошо вооружёнными, способами.
…и в жизни
Это всё — теория. А давайте я попробую рассказать, как на практике.
На практике Украина — это большой проект нашего общего настоящего и будущего. На огромной территории живёт много людей, объединённых гражданством, государством, законами, экономическими связями и, отчасти, ментальностью. Это и есть Украина — весь этот комплекс взаимоотношений, вся эта огромная корпорация. Мы не можем разделять страну и государство просто потому, что там, где пропадает государство, заканчивается страна — доказано Крымом и Донбассом. Мы не можем и не должны делить Украину на менее и более украинскую, беря за точку сборки родной хутор и закрывая глаза на всё, что за его пределами. Не можем выделить единый критерий украинства и даже чётко обозначить комплекс таких критериев и приоритеты в нём. Мы можем лишь, засучив рукава, работать с тем, что имеем, собирая на основе данного нам прошлого и настоящего тот или иной проект будущего.
Украинец — тот, кто готов строить этот проект.
Даже не важно, как он представляет его себе. Даже не важно, в какую сторону он тянет. Он может быть правым и левым, глупым и умным, образованным и невежественным. Он может видеть конечной целью украинского проекта рейганомику, шведский социализм или махновскую вольницу, оплот гражданских свобод или Северный Сингапур с телесными наказаниями за плевок на асфальт. Он может говорить по-украински, по-русски, по-крымскотатарски или вообще считать, что давно пора перейти на английский и отбросить языковой вопрос как устаревший. Он может — и будет — до хрипоты ругаться с другими украинцами по всем этим вопросам. Возможно, будет мордобой. Скорее всего, будет мордобой.
Но он готов строить страну Украину. И делать что-то для этого, а не просто сидеть и размазывать по лицу и тарелке различные виды телесных жидкостей.
Да, я знаю, что это очень абстрактный критерий. Что по нему в украинцы — удивительно-то как! — попадают совершенно разные люди, взаимоисключающие люди, непримиримые люди. И вообще обидный, поскольку выкидывает за борт всех «пассивных болельщиков», нежно, но совершенно безучастно, любящих Украину с дивана перед телевизором.
Но этот единственный настоящий критерий, который диктует нам сама жизнь.
