Я часто думаю: основная вина Путина не в том, что он и его подельники воровали. А в том, что нас сделали пугалом и при слове «русский» люди реально пугаются.
Я не голословлю. Позвольте сегодняшнюю зарисовку – так сказать, с натуры.
Итак, сижу на пляже. Наслаждаюсь теплым морем и кайфую. Через некоторое время рядом расположилась семья: муж, жена, грудной ребенок и ТЕЩА. Ребенок орет, жена и муж уже не обращают внимания, теща пилит их обоих (кто не понял, тот поймет). В итоге теща что-то резко выговаривает зятю, у которого на лице написана покорность судьбе. Жена прыгает возле мелкого, но тот на маму моргал и орет еще пуще прежнего. Та дает ему сиську – ему оно не надь. Полный тупик: шо ж тебе надобно, старче младое племя?!
Полная неясность.
Понаблюдав за происходящим и допив банку пива, я понял, что следует оказать помощь.
- Простите, позвольте вам помочь, - сказал я и улыбнулся.
Вся троица ошалело уставилась на меня и даже мелкий с неподдельным интересом воззрился на незнакомого дядю.
- Вы педиатр? – с надеждой спросила теща.
- Почти, - улыбнулся я, и, не дожидаясь разрешения, я взял мелкого на руки и прижал ухом к груди.
Теперь минимум теории – дабы было понятно.
Мужская груТь (проверочное слово «титька») – великолепный резонатор. Если младенца прижать ухом к мужской груди и что-то спеть, то для мелкого это будет типа концерта в Карнеги-холле: не меньше. Что я и сделал. Приложил мелкого к груди, сел на стульчик и запел:
We shall overcome,
We shall overcome,
We shall overcome some day.
For deep in my heart
I do believe:
We shall overcome someday!
We'll walk hand in hand,
We'll walk hand in hand,
We'll walk hand in hand some day.
For deep in my heart
I do believe:
We shall overcome someday!
We shall live in peace,
We shall live in peace,
We shall live in peace some day.
For deep in my heart
I do believe:
We shall overcome someday!
Вся троица ошалело смотрела на происходящее. Создавалось впечатление, что я показал им фокус покруче Копперфильда.
Выждав несколько минут, я уложил мелкого в коляску, приложил палец к губам, снова улыбнулся и отошел к своему шезлонгу. Откупорив новую банку пива, я решил продолжить созерцать море, пляж и предаться размышлениям.
Однако в мою нирвану вторглась эта троица.
- Простите, - нерешительно промолвила теща. – Вы так умело обращаетесь с детьми… У вас есть внуки?
- Конечно, - улыбнулся я.
- Вы гей? – с надеждой в голосе спросила теща?
- Нет, - развел руками я. – Геторосексуал.
У тещи на лице появилось выражение: ну, типа, что ж, бывает… Но мы все типа люди толерантные…
- Откуда вы? – спросила теща. – Из Австралии?
- Нет, - развел руками я. – Я русский. Из России.
На лицах этой троицы отобразился неподдельный ужас. До них дошло, что их ребенка только что держал на руках русский…
Они отошли подальше и больше мы не общались…
А я все думаю: что ж ты натворил, дядя Путя?!
Ты всех нас – и старых, и малых, и ватников, и наоборот! – сделал изгоями.
Четыре года назад я уже писал о том, что создание образа «русского монстра» - дело времени. И вот оно свершилось. Приехали, что называется. Довыстраивали «русский мир». Доскрепились. Додуховнились.
Проще говоря, довыдрючивались.
И мы пришли к тому, что слово «русский» во всем цивилизованном мире стало синонимом чего-то страшного.
Невзирая на поступки. Вне зависимости от поведения.
Все, приехали.
Конечно, не один Путин в этом виноват: рядовые скрепные также немало потрудились на этой ниве. Потрудились своим высокомерием, фанаберией, хамством и наглостью. Теперь пожинаем плоды.
И вот именно это и есть настоящая русофобия в своем исконном значении. Ибо «фобия» - это боязнь чего-то. Нас стали бояться априори: как неадекватов. Нас начинают избегать, как прокаженных.
P.S.
Путин не вечен. И рано или поздно он умрет. Но дело уже не в нем, а в нас и в том, что нас ждет. Нас ожидает нас долгий и мучительный процесс: доказывать окружающему миру, что мы не дебилы, не монстры, а обыкновенные люди. Такие же, как и все.
Когда-нибудь мы это докажем. Но, боюсь, это процесс будет долгим. «Жаль только, жить в эту пору прекрасную, уж не придется ни мне, ни тебе»…
