"Хрупкая власть меньшинства" - Федор Крашенинников

"Хрупкая власть меньшинства" - Федор Крашенинников

Прошедшие выборы показали колоссальное безразличие большинства граждан России к электоральным процедурам, которые организует власть. Кажется, единственный кандидат, под которого она может мобилизовать более-менее значительное количество избирателей, — Владимир Путин, да и это выводы по состоянию дел на далекий 2012 год. Все остальные властные выдвиженцы, от губернаторов до муниципальных депутатов, могут побеждать только в стерильных условиях, когда реальные конкуренты, если таковые вообще остались, отстранены от участия в выборах.

Состоявшиеся выборы не ознаменовались никакими особенными скандалами: вроде бы все прошло по закону. Впрочем, давно замечено, что законодательство о выборах и всю правоприменительную практику власть подгоняет под свои нужды едва ли не в ежедневном режиме, и в такой ситуации довольно неловко вообще рассуждать о законе: с учетом всего сказанного выше, по закону — это так, как власти надо. Поэтому стоит ли удивляться, что во всех региональных кампаниях без особых проблем и забот победили те, кто и должны были победить? Собственно, никто и не удивился.

Тем не менее прошедшие выборы имеют большое значение для диагностирования реальных отношений власти и общества, и этим они действительно интересны.

Самопрезентация нашей власти строится на постоянном жонглировании данными всевозможных социологических опросов, согласно которым она необыкновенно популярна среди всего населения. Даже в скептически настроенных к власти кругах глубоко укоренился миф про 86 процентов поддерживающих Путина.

Но существует ли это большинство в практическом смысле? Обладает ли власть реальным влиянием на такой колоссальный массив жителей России и способна ли мобилизовать его в свою поддержку? Может ли она успешно им манипулировать в своих целях? Здесь все не так просто, и итоги любых выборов гораздо интереснее результатов даже самых масштабных опросов.

Опросы — это очень хороший инструмент для наблюдения за мнениями людей в демократических обществах, где граждане имеют равный доступ к самой разной информации и за их внимание день и ночь бьются политики с разными взглядами. В России только действующая власть имеет неограниченные возможности агитировать за себя буквально из каждой розетки, а доступ к другим мнениям существенно затруднен. Соответственно, при таком раскладе трудно ожидать от результатов опросов каких-нибудь сенсаций: люди говорят то, что услышали или прочитали в СМИ, или то, что, как они думают, власть хотела бы от них услышать.

Существует и еще одна любопытная особенность опросов в России, о которой говорят и сами социологи: люди воспринимают опрос как разговор с властью и потому не склонны особенно откровенничать. И, с учетом всего того, что российская власть делала с российским человеком, едва ли его за это стоит осуждать. В каком-то смысле это правильное понимание сути вещей: никаких частных структур или оппозиционных политических сил, которые могли бы заказать масштабные опросы, в России нет, поэтому главным заказчиком всех крупных соцопросов является именно государство, и отвечая на вопросы социологов, гражданин действительно отвечает на вопросы руководства Российской Федерации.

Иное дело — выборы. Даже с учетом всех возможных манипуляций, выборы требуют от гражданина не просто что-то сказать, а совершить ряд действий: пойти на участок, получить бюллетень, проголосовать.

Если все-таки принять за аксиому, что официально публикуемые опросы о невероятной популярности власти среди населения отражают реальную расстановку сил, то выборы и их результаты должны совпадать с опросами. Но выборы в России раз за разом демонстрируют, что в абсолютном исчислении ни о каком большинстве населения, которым власть якобы успешно манипулирует, не может идти речи. Это самое большинство населения постоянно игнорирует выборы, а власть раз за разом выбирается управляемым меньшинством.

При желании равнодушие населения к политике можно весьма аргументированно выдавать за пассивную поддержку существующей власти, но в практическом смысле оно ей ничего не дает, более того, ставит неудобные вопросы об истинной природе ее легитимности.

Сделав своим главным лозунгом опору на большинство, нынешняя российская власть тем самым поставила себя в тупик. Если бы она позиционировала себя просто как заурядную западную демократию, то скромные цифры явки населения на участки не имели бы никакого значения: в работающей демократической системе значение имеет именно позиция сознательных граждан, а не всего населения. Но важно еще раз подчеркнуть, что нынешнее руководство страны постоянно претендует именно на всенародную поддержку своей политики. Ну и где же это большинство, от имени которого нами правят все эти люди? Почему это большинство не хочет демонстрировать свою поддержку власти, приходя на выборы и отдавая голоса всем тем, кого она решила провести через процедуру голосования?

Равнодушные к выборам избиратели — это не актив власти, а ее головная боль и потенциальная среда для политической работы оппонентов существующего режима.

Еще несколько лет назад можно было управлять доступом к информации если не большинства, то значительной части населения, просто контролируя телевидение и крупнотиражные печатные СМИ. В 2017 году монополия власти на информацию — миф, в который никто не верит даже внутри пресловутой вертикали. Как бы ни пытались кремлевские мечтатели контролировать интернет, буквально каждый день возникают новые возможности и способы получения и распространения информации в обход контролируемых каналов.

Все это вовсе не тайна и для чиновников, поэтому они прекрасно понимают, что массовая явка — это палка о двух концах. Если никаких реальных оппонентов власти к выборам не допущено и ее кандидат соревнуется с подставными оппонентами, на деле подыгрывающими ему, то явка становится даже желанной, и чиновники устраивают всевозможные лотереи и завлекают граждан на участки другими способами: ведь голоса, отданные за спойлеров, ни на что не влияют, зато запрограммированная победа выглядит достовернее.

Совсем другая ситуация сложилась на муниципальных выборах в Москве, где власть старательно работала на снижение явки и тем самым создала совершенно обратную ситуацию: кажется, предполагалось привести на участки только проверенных и нужным образом заряженных избирателей, но их оказалось меньше, чем пришедших на выборы сторонников альтернативных кандидатов — во всяком случае, в некоторых районах.

Очевидно, что ювелирная работа с явкой недоступна для чиновничьего аппарата. В каждом отдельном случае для гарантированной победы нужна уникальная и тщательно просчитанная стратегия, но, чтобы разработать и, что еще важнее, аккуратно реализовать ее, требуются невероятные усилия и высочайший уровень эффективности всех привлеченных к делу исполнителей. Но возможно ли такое в условиях современной России? Весьма сомнительно.

Конечно же, равнодушные граждане, скорее всего, не станут избирателями оппозиционеров и не будут участвовать в протестных акциях, но есть и обратная сторона этой медали: они не выйдут в критический момент на защиту режима, который все эти годы правит в том числе и от их имени и как бы в их интересах. Можно как угодно долго апеллировать к мнению большинства и истолковывать любым способом его молчание, но для изменения ситуации в стране достаточно позиции активного меньшинства, что многократно доказывает политическая история XXI века.

По состоянию дел на сентябрь 2017 года, российская власть правит, опираясь на сравнительно небольшой процент граждан, который ей удается мобилизовать в свою поддержку и привести на выборы. Но, как показали муниципальные выборы в Москве, на сцену вполне может выйти организованное оппозиционно настроенное меньшинство, которое победит просто потому, что в критический момент власть сможет мобилизовать в свою поддержку чуть меньше граждан, чем ее оппоненты.