Больше всех пострадала преподаватель английского языка в одном из местных ВУЗов. Преподавательская среда вряд ли показала однозначное понимание ситуации, и в большинстве своем бросилась на защиту "русского мира". Образованные, казавшиеся адекватными люди вдруг показали ту самую, утробную, жгучую ненависть. Откуда она взялась? Зачем, и что важно - за что?
Лидия Михайловна была очень скромной, некогда симпатичной старой девой. Прожив всю жизнь с властной мамой, умершей года три назад, она так и не устроила свою личную жизнь. Очень скромное старомодное пальто ее я видела на ней каждую зиму, казалось, еще с детства своего. Оно, видимо, бережно чистилось из года в год, но вот с лисьим воротником уже поделать ничего было нельзя. Безобразно старый мех подчеркивал всю бедность ее образа, а пуховый платок на удивительно моложавой головке делал ее нелепой и несуразной, превращая в женщину старше своего возраста. Всегда приветливая и даже чрезмерно разговорчивая, она видела во мне сначала серьезного ребенка, потом ответственного подростка, независимую девицу и наконец - мать одиночку, молчаливую и сдержанную. Я, конечно, понимала, что в нашем поселке все тайное всегда становится явным, и свою собственную ненависть держала глубоко под замком, считая, что таким образом оберегаю своего ребенка.
Лидию Михайловну унижали. Местный магазин, тот самый, который я назвала рассадником сепаратизма, был как раз за углом, ближайшим к ее дому. Я иногда видела, как она покупает хлеб, идя домой после работы. Зная, какие люди там ошиваются, я сама старалась обходить его десятой дорогой, но она... Она была какой-то удивительно наивной "пташкой", вот именно так скажу - тонким голосом вещающей о том, что вот так нельзя.
- Девочки! - Ее ладони складывались в лодочку, голос трепетал от волнения. - Девочки! Ну мы же в Украине живем! Ну как же так?!
"Девочки" - а это хозяйка магазина, чей сын в том году уехал учиться в Москву, ее продавщицы с той же позицией, и пара соседок - потомственных россиянок, однажды вышедших замуж за местных шахтеров - эти "девочки" набрасывались на нее одновременно. А за закрывшейся за ней дверью тут же начинали звучать уже откровенные оскорбления.
Совершенно забывались бесплатные уроки английского на дому для их отпрысков, парочка из которых сейчас уже бегала с российскими флагами. Забывалось, как просили ее "замолвить словечко" декану факультета для дочери Светки, ярой "русскомирщицы", которая сейчас откровенно высмеивала и этот пуховый платок на седой уже головке, и старое, но чистое пальто, и рыжий, начавший облазить лисий мех...
Я от бабушки покойной не раз слышала:
- маленька! Люди, вони полоумні. Обплюють тебе одразу, не встигнеш і втертися. Шоб ти не робила для них роками, якою б ти хорошою для них не була - вони кинуть у тебе камінь за першої ж нагоди. Отака "жисть", дитинко. Отака "жисть"...
То, что люди жестоки - это я увидела воочию как раз тогда, когда в нашу жизнь так неожиданно вошла война...
(продолжение писать?)
