Летняя жара может разжечь наши политические страсти. Американская и французская революции по-настоящему начались с душного июньского и июльского воздуха, прилипшего к коже каждого солдата. В 1967 году «долгое жаркое лето» насилия вспыхнуло по всей территории Соединенных Штатов, когда в большинстве крупных городов протестующие против полицейской жестокости и расовой несправедливости столкнулись с полицией и национальной гвардией. Следующее лето было отмечено аналогичными акциями протеста, и, как и сегодня, горячо оспариваемыми президентскими выборами. Нынешние волнения в Америке во многом схожи с беспорядками 20-го века, когда молодежь и представители нацменьшинств выражают недовольство как расовым неравенством, так и отношениями с правительством. Однако два появившихся относительно недавно явления могут послужить как обострению напряженности между протестующими и их оппонентами, так и снижению шансов на то, что правительство найдет решение проблемы. Эти два явления - политическая поляризация и узкопартийная ярость.
Беспорядки 1968 года - самая очевидная параллель сегодняшнему дню. Тогда Ричард Никсон и Спиро Агню были кандидатами «закона и порядка» от Республиканской партии. Они пообещали разоблачить насилие и увеличить тюремные сроки для участников беспорядков. Выборы того года также стали важным катализатором для определения политической приверженности представителей разных рас в Америке. Предвыборная стратегия Никсона и Агню, вероятно, помогла им извлечь выгоду из гнева и беспокойства многих белых избирателей. В новой исследовательской статье о предвыборной кампании того года Омар Уасоу, политолог Принстонского университета, считает, что протесты 1968 года «скорее всего, вызвали сдвиг в 1,5-7,9% среди белых в сторону республиканцев и решили исход выборов». С тех пор характеристика протестов как насилия на расовой почве и обещания «подавить» их стали стержневым элементом плана предвыборных кампаний Республиканской партии.
Политизация протестов республиканцами продолжается и по сей день. Возвышение Дональда Трампа в 2016 году было связано с его продолжающейся кампанией против иммиграции через южную границу, но многие из его сторонников, возможно, также не забыли и о беспорядках в Фергюсоне и Балтиморе в середине 2010-х годов. Не будет пустым обобщением сказать, что республиканцы полагаются на белых (а демократы – на небелых) граждан в своих избирательных успехах. Согласно исследованию, опубликованному 2 июня Исследовательским центром Pew, 81% республиканских избирателей - белые, в то время как только 59% демократов - белые. Предлагая выбрать между Джо Байденом и Трампом, афроамериканцы почти в 90% случаев выбирают кандидата в президенты от демократов, согласно последним данным опроса YouGov.
Растущая с годами белизна Республиканской партии сделала ее менее восприимчивой к прогрессу в области расовой справедливости. Хотя белые избиратели в целом согласны с жалобами афроамериканцев на жестокость полиции, в ходе последовавших за этим протестов они сосредоточились на насилии и мародерстве, а не на более широком социальном контексте. К примеру, большинство как белых, так и республиканцев сказали YouGov, что они считают расу основной или значительной причиной смерти Джорджа Флойда. Но большинство также говорило, что протесты были результатом «давней предвзятости черных американцев по отношению к полиции», а не «подлинного желания привлечь полицейских к ответственности».
Белые демократы, с другой стороны, сдвинулись влево по расовым вопросам, продукту политической поляризации и «узкопартийному отбору». В то время как демократические элиты переняли идеи афроамериканских активистов, так же поступили и либеральные белые, оставшиеся в партии. Это также изменило портрет среднестатистического протестующего. К черным американцам, протестующим против полицейского насилия, теперь присоединились белые и латиноамериканцы, молодые и пожилые. Демонстрации против полицейской жестокости стали политическими и идеологическими, а не только расовыми.
За последние 60 лет американские политические партии не только еще больше отдалились друг от друга в расовом вопросе, но и стали острее реагировать друг на друга. В готовящейся к выходу книге на эту тему «Гнев Америки» политолог Университета Индианы Стивен Уэбстер находит, что рейтинги оппозиционной партии у американцев с 1960 года упали примерно на 40%, со среднего значения в 50 - до 30. Партийная принадлежность - это не только продукт позитивной ассоциации с одной из партий, утверждает Вебстер, но и заявление о негативном отношении к другой. Он считает, что СМИ и политические лидеры заставили избирателей рассматривать своих противников как фундаментальную угрозу для их средств к существованию, как группу, которую нужно ненавидеть, а не работать с ней.
Крайне важно, что Вебстер считает, что обе партии имеют свою равную долю разгневанных избирателей. Некоторые в неприглядных уголках справа кричат про «закон и порядок»; гнев слева перетекает в беспорядки и мародерство. И он утверждает, что этот гнев является фундаментальной угрозой для американского правительства. Вебстер говорит, что когда люди переходят от эмоционального гнева (например, в ответ на стрельбу полиции) к привычному состоянию (например, регулярно проводят ожесточенные демонстрации против властей), они «теряют доверие к национальному правительству, теряют приверженность демократическим нормам и ценностям и ослабляют приверженность правам меньшинств. Они считают, что люди, несогласные с ними в политическом плане, представляют угрозу для благополучия страны».
Короче говоря, расовый гнев, которым манипулируют политические лидеры, это не только политический инструмент, он наносит ущерб стране. Так же, как и гнев некоторых демократов по отношению к полиции. Вебстер говорит, что краткосрочная капитализация республиканцев на ярости недовольных белых является давней политической стратегией, «но на этот раз мы можем также обнаружить манипуляцию протестующими со стороны левых». Элита демократов, скорее всего, скажет сторонникам, что они должны злиться на жестокость полиции, что они должны злиться на системный расизм и что они должны злиться на президента. Почему? «Потому что злой избиратель - лояльный избиратель», - говорит Вебстер. Он считает, что 30-40% избирателей, которые постоянно или частично злятся, являются так называемыми «негативными приверженцами одной партии» - теми, кто считает другую партию угрозой для страны и недостойной своих голосов. Напротив, большинство избирателей, которые редко или никогда не ощущают гнев, гораздо более склонны к сотрудничеству.
В этом году в президентской гонке в основном отсутствовала ярость расовой политики. Президент гораздо больше говорил (и писал в Твиттере) о социализме и ограничениях на передвижение, вызванных коронавирусом. Теперь Трамп может вернуться к той же политике расового разделения, что и в прошлый раз. Выступая 1 июня в Розовом саду Белого дома, он назвал протестующих «головорезами», «преступниками» и «мародерами» и пообещал «суровые уголовные наказания и длительные тюремные сроки заключения». Такие высказывания исторически служили кодом для некоторых белых избирателей о том, что республиканцы выступают вместе с ними против «агрессивных толп» (опять же, Трамп) афроамериканцев, угрожающих их спокойствию. Нет никаких сомнений в том, что эта кампания станет расовой.
Если демократы попадут в эту знакомую ловушку, защищая беспорядки во имя расовой справедливости, то мобилизация гнева вокруг убийства Джорджа Флойда может натолкнуться на злосчастный политизированный конец. Но если демонстранты не будут прибегать к насилию и сохранят сдержанность в своих протестах против жестокости и расовой несправедливости, Америке, возможно, удастся добиться столь необходимого прогресса в вопросах реформирования полиции и проблем расового неравенства.
