50 лет назад пленум ЦК Компартии Чехословакии избрал новым первым секретарем ЦК КПЧ Александра Дубчека – политика, с именем которого обычно связывают продлившуюся всего несколько месяцев Пражскую весну. Уже в августе 1968 года войска Советского Союза и его сателлитов вошли в Чехословакию, положив конец попыткам демократического реформирования социалистической страны без отказа от руководящей роли Коммунистической партии. Однако несколько месяцев дубчековского эксперимента создали мир иллюзий в странах, оккупировавших Чехословакию – мир "социализма с человеческим лицом".
Венгерское восстание 1956 года не позволяло создать такой миф просто потому, что по природе своей было антикоммунистическим. Советская "оттепель" 50-х представляла собой стремление отказаться от звериной дикости сталинизма, но о "человеческом лице" социализма и Коммунистической партии и речи не было: уже само освобождение узников ГУЛАГа и свежий воздух в общественной жизни и культуре (все это, впрочем, сменилось привычным удушьем эпохи позднего Хрущева) казались огромными победами. Имре Надь был готов к демонтажу системы. Никита Хрущев дал возможность своим подданным просто жить, а не погибать в сохраненной системе, Дубчек предоставил чехам и словакам возможность эту систему менять. Вот почему "Пражская весна" оказалась такой привлекательной.
Целые поколения советских интеллектуалов – от партийных референтов до деятелей культуры – жили мечтой о ее повторении в метрополии. Именно поэтому горбачевская перестройка воспринималась ими как реплика Пражской весны – и каково же было разочарование, когда в результате все рухнуло: и социализм, и Коммунистическая партия, и сам Советский Союз. Не меньшим разочарованием был и крах СФРЮ – не будем забывать, что титовская Югославия, как ни удивительно это звучит сегодня, была как бы самостоятельной частью мифа о Пражской весне. Выезжающих в эту социалистическую страну с однопартийной системой в СССР проверяли как отправляющихся на Запад. А советские интеллектуалы вздыхали: ведь можно же жить в социалистической стране с Союзом коммунистов и при этом не подчиняться Кремлю, вести собственную внешнюю политику, разрешать гражданам жить и работать на Западе. Но нет, Югославия не была их мечтой. Они мечтали именно о повторении Чехословакии Дубчека. О том, что Советский Союз когда-нибудь станет похож на СФРЮ, боялись даже мечтать. А Югославия взяла – и рухнула. Да еще так кроваво, так страшно, будто и не было десятилетий правления Иосипа Броз Тито. Конечно, его социализм трудно так вот сразу взять и назвать "социализмом с человеческим лицом", но это точно не было лицо Леонида Брежнева и даже Густава Гусака.
На всем пространстве Центральной и Восточной Европы единственными странами, в которых можно рассчитывать на альтернативную смену власти, остаются порицаемые на Западе за излишнюю коррупцию Румыния и УкраинаСо времени начала и окончания чехословацкого эксперимента прошло пять десятилетий. Со времени краха советского социализма – почти три. Это достаточное время для того, чтобы сделать еще один важный вывод – дело было вовсе не в социализме, а в самом характере обществ, переживших десятилетия отвратительного тоталитарного правления. Не будем скрывать, что "социализм с человеческим лицом" многими воспринимался как некая хитрость. Вот пускай он побудет с человеческим лицом, разрешит честные выборы – и мы его на этих выборах победим и станем жить с человеческим лицом без всякого социализма. Ну вот, победили без всякой хитрости, ушел социализм. И что же?
И оказалось, что авторитарный режим в России восстанавливаем без всякого социализма, просто усилиями бывших (и вечных) чекистов и их союзников-предпринимателей, вовсе не жаждущих никакой демократии. И оказалось, что гонимая при коммунистах церковь, которой все так сочувствовали и в нравственную роль которой после краха коммунизма так верили, может спокойно стать частью новой-старой системы управления. И оказалось, что освобожденная от партийной опеки российская творческая интеллигенция будет точно так же подобострастно заглядывать в глаза новой власти и ожидать от нее похвалы, наград и денег. И оказалось, что для агрессии и лжи никакой социализм вовсе не нужен. Для политических заключенных – не обязателен. Для контроля над волеизъявлением граждан – не обязателен. Что может быть такой же, по сути, режим, без всякой идеологии. И да, с частной собственностью. Почему бы и нет?
Но разве дело только в России? Разве не замечаем мы, что происходит в бывших социалистических странах, избавленных и от советской опеки, и от коммунистических партий? Разве не наблюдаем зачатки карикатурного авторитаризма в странах Вышеградской группы, еще недавно казавшихся многим примером реформ? Именно в этих странах руководящая и направляющая роль коммунистической партии понемногу сменяется руководящей и направляющей ролью партийного вождя, "начальника" или "регента". Да что там говорить: на всем пространстве Центральной и Восточной Европы единственными странами, в которых можно рассчитывать на альтернативную смену власти, остаются порицаемые на Западе за излишнюю коррупцию Румыния и Украина! Рискну высказать крамольную мысль: именно эта тотальная коррупция, подразумевающая конкуренцию интересов и возможностей, и не позволяет установить в этих странах классический восточноевропейский авторитарный режим, который непременно восторжествует после успеха антикоррупционеров.
Так что дело оказалось вовсе не в социализме, а в авторитаризме – социализм был всего лишь одной из его масок. Крах социализма позволил эти маски снять, и под ними оказались, как это часто бывает после маскарада, такие разные, но все же – рожи.
Виталий Портников
