После победы черногорской оппозиции на последних парламентских выборах не только в российских или сербских, но и в западных медиа можно прочитать о потере власти силами, которые правили Черногорией на протяжении последних трёх десятилетий и даже более того – после Второй Мировой войны, когда республика стала частью социалистической Югославии. Пишут о завершении периода личного правления некоронованного короля Черногории Мило Джукановича, который все ещё остается главой государства после поражения его партии на парламентских выборах, о победе над коррумпированными кланами... Но конфликт, который мы наблюдаем в Черногории, куда более серьезен, чем условная победа над бывшими коммунистами или успех антикоррупционеров. Это, можно сказать, настоящий цивилизационный конфликт.
Для того чтобы понять, что происходит в Черногории, нужно действительно перенестись на три десятилетия назад, в период развала послевоенной Югославии. Тогда президент Сербии Слободан Милошевич, готовившийся к войне, целью которой было появление «великой Сербии» на руинах Югославии, более всего нуждался в поддержке именно черногорского руководства. Без этой поддержки у Милошевича не было бы большинства в президиуме СФРЮ, который и был коллективным Главнокомандующим вооруженными силами страны. И самое главное – без этой поддержки у Милошевича не было бы выхода к морю, так как практически все морское побережье в СФРЮ было хорватским побережьем. А Хорватия была первой целью Милошевича в начале войны за передел Югославии.
Тогдашние руководители Черногории – председатель ее президиума и будущей первый президент республики Момир Булатович и глава правительства Мило Джуканович – представляли себе будущее республики, так же, как и руководители других югославских республик – как суверенного государства. Тем более что в отличие от некоторых других республик, Черногория как раз была суверенным государством с ХVIII столетия и до 1918 года, когда ее присоединили к Королевству сербов, хорватов и словенцев. Но черногорские руководители быстро поняли, что могут потерять власть в столкновении с Белградом и собственными просербскими конкурентами в руководстве республики и перешли на сторону Слободана Милошевича. Булатович остался сторонником Милошевича до конца диктатуры, а вот Джуканович, считавшийся любимцем сербского президента, уже через шесть лет решит порвать с Белградом и бросит вызов не только самому Милошевичу, но и своему союзнику Булатовичу, у которого в последующем выиграл президентские выборы.
Расколется на две партии и бывший Союз коммунистов Черногории. Джуканович останется лидером Демократической партии социалистов, которая сейчас впервые за три десятилетия проиграла парламентские выборы. А Булатович возглавит просербских экс-коммунистов, Социалистическую народную партию. И именно эта партия является главной силой оппозиции, выигравшей выборы в 2020 году. Поэтому утверждать, что бывшие черногорские коммунисты впервые проиграли борьбу за власть – по меньшей мере, наивно.
А вот то, что бывшие коммунисты, которые стали сторонниками независимости Черногории, проиграли бывшим коммунистам, выступающим за то, чтобы их страна находилась под влиянием Москвы и Белграда – это самое точное определение того, что произошло в стране.
Любопытно, что разрыв с Милошевичем не помешал Джукановичу сохранить тесные отношения с Россией, симпатии к которой были традиционно сильны в республике – даже в Югославии, где к СССР относились прохладно, Черногория считалась чуть ли не самой «прорусской». Российский бизнес получил в Черногории зелёную улицу, Джуканович стал своим для клана московского мэра Юрия Лужкова, Олег Дерипаска купил крупнейший в республике металлургический комбинат, состоятельные москвичи стали относиться к Будве, как к новой Юрмале. Именно поэтому Москва спокойно наблюдала за конфронтацией между Милошевичем и Джукановичем даже тогда, когда, черногорский президент предоставлял сербским оппозиционерам убежище в своей республике – единственной, которая ещё сохраняла союз с Сербией и была частью «малой Югославии».
Впрочем, по отношению к независимости Черногории взгляды представителей демократической оппозиции не сильно отличались от взглядов самого Милошевича. И когда после свержения диктатуры Джуканович заговорил об этой независимости, в Белграде высказались категорически против. И, разумеется, против этого были и западные политики, которые вовсе не хотели того, чтобы бывший коммунистический функционер, которого небезосновательно обвиняли в коррупции и контрабанде, создал собственное государство и избежал демократических преобразований, которые обещали лидеры новой Сербии. В результате Джуканович вынужден был подписать новое соглашение о союзе Сербии и Черногории. Однако от идеи независимости он не отказался. Тем более что в своих дискуссиях с сербскими и западными политиками Джуканович мог опереться на поддержку московских друзей.
В Москве же хотели наказать Сербию за свержения Милошевича, этого очередного лучшего друга Кремля. И самое главное – в Москве опасались, что демократическая Сербия в союзе с Черногорией станет членом НАТО и лишит Россию доступа к этому небольшому участку Адриатического побережья, который ещё оставался под контролем Белграда. Проще говоря – что вся Адриатика, все Средиземноморье станет внутренним морем НАТО. А так есть шанс, что зависимая от России Черногория этого никогда не допустит.
Нужно ли объяснять, что в России приветствовали независимость Черногории. А на Западе к этому моменту тоже были особо не против, потому что убедились: демократизация Сербии идёт не так быстро, как хотелось бы и влияние сил, связанных с режимом Милошевича, оказалось куда более серьезным, чем можно было думать в момент его поражения.
И тут произошёл новый поворот. Добившись независимости своей страны Мило Джуканович совершил свой следующий кульбит, практически порвал отношения с Москвой, начал переговоры о вступлении в Европейский Союз и добился вступление Черногории в НАТО. Страшный сон Москвы стал явью. Причём это явь была сконструирована с российской же помощью.
И в Кремле стали искать пути к тому, чтобы вернуть ситуацию назад и наказать уже Джукановича, который из лучшего друга моментально стал чуть ли не главным врагом. И тут интересы Москвы совпали с интересами Белграда: новое руководство Сербии, сформированное из умеренных соратников бывшего лидера наиболее воинственной колонны сербских шовинистов Воислава Шешеля, всегда воспринимало черногорскую независимость как предательство «сербского дела».
Дело дошло даже до попытки государственного переворота в Черногории в 2016 году, в которой были замешаны российские и сербские спецслужбы и… некоторые руководители победивший сейчас на выборах оппозиции. Однако Джукановичу удалось удержать власть – за эти десятилетия, благодаря политическому и финансовому влиянию, он действительно превратился почти в монарха и было не важно, какой пост он занимает – президента, премьера или лидера правящей партии. Он стал просто Джукановичем, синонимом власти в Черногории.
Его нынешнее поражение связано не с тем, что черногорский президент утратил политическое чутье, как считают многие наблюдатели на Балканах. А с вполне логическим развитием самого процесса государственного строительства. Джуканович давно понял, что может установить над страной политический и экономический контроль. Что его политические оппоненты не обладают достаточным влиянием, что даже сербские и российские усилия не могут поколебать его влияние в государстве. Но что касается строительства самого государства и утверждения черногорской идентичности, то тут у Джукановича оставался куда более серьезный противник – Сербская православная церковь.
Рассчитывать на появление канонической Черногорской православной церкви в обозримом будущем Джуканович никак не мог, тут позиция Вселенского патриархата значительно отличается от позиции, занятой при предоставлении автокефалии Православной церкви Украины. А Сербская православная церковь оставалась не главным напоминанием о цивилизационном единстве двух соседних стран, она стала главным инструментом утверждения этого единства – причем в его наиболее реакционном шовинистическом духе.
И тогда Джукановичу пришла в голову идея уменьшить для начала экономическое влияние СПЦ – основываясь на том, что ее имущество в Черногории появилось только в 1920 году, когда после ликвидации независимого черногорского государства Черногорская автокефальной православная церковь вошла в состав СПЦ на правах митрополии (ничего не напоминает?).
И вот тут-то черногорский президент столкнулся с противником куда более серьезным, чем привычные ему политики – черногорским митрополитом Амфилохием, одим из наиболее влиятельных иерархов Сербской церкви, который выделяется своей реакционностью и приверженностью шовинистическим идеям даже на фоне и так переполненного клерикальными шовинистами синода СПЦ.
Амфилохий был одним из самых рьяных сторонников Милошевича, он поддерживал участие Черногории во всех авантюрах белградского диктатора, он дружил с военными преступниками, он благословлял черногорских солдат Югославской армии, отправлявшихся на войну с Хорватией – тогда его прозвали «воином в рясе». По идее, Амфилохий давно уже должен был бы оказаться на скамье подсудимых в Гааге – но, как известно, на «воинов в рясах» правосудие не распространяется.
Амфилохий долго ждал, пока Джуканович начнет борьбу с Сербской церковью – и дождался. Именно ему удалось сплотить разрозненную просерсбкую оппозицию. Именно ему удалось превратить предвыборную кампанию не в привычное противостояние власти и оппозиции, не в привычный выбор между независимой Черногорией и союзом с Сербией, не в борьбу народа с коррупционерами, а в кампанию, главным смыслом которой была защита национальных святынь от посягательств коррупционеров. А главная святыня – это, конечно же, Сербская православная церковь, её храмы и монастыри – для с трудом приближающегося к современности черногорского электората это вполне понятный лозунг. Даже глава ведущего оппозиционного блока, сплотившего просербские политические силы, профессор Здравко Кривокапич, пришел в политику именно как защитник церкви и был рекомендован в качестве главы оппозиционных сил самим митрополитом и ныне воспринимается многими наблюдателями на Балканах как кукла на дрожащей старческой руке одного из самых одиозных сербских священников.
Так что дело даже не в том, что опытный и скользкий Джуканович, которого часто называли «черногорским угрем», переоценил свои силы, а в том, что он в вопросе строительства государства просто подошел к очередному рубежу, который не смог преодолеть потому, что к его преодолению оказалась не готова большая часть черногорцев. И тут каждый легко может вспомнить украинскую реакцию на томос об автокефалии Православной церкви Украины и популярного комика, как-то назвавшего этот томос термосом, и затем избранного президентом Украины. А томос – это вам не закон о церковном имуществе. И 73 процента – это вам не перевес в один голос в парламенте, который разделяет новую черногорскую власть от старой. Так что просто нужно понять, что даже по сравнению с черногорцами украинцы в своем государственном строительстве и формировании национальной идентичности отстают на десятилетия – что и не очень удивительно, если вспомнить о столетиях существования суверенной Черногории.
Ну и с голосами не всё так просто. 41 голос, который есть у бывшей оппозиции для формирования правительства, получился только благодаря соединению голосов двух просербских блоков с коалицией гражданских активистов-антикоррупционеров (ничего не напоминает?), который возглавляет этнический албанец Дритан Абазович. Поэтому в совместной декларации оппозиционных сил просербским политикам пришлось отказаться от наиболее радикальных своих обещаний типа выхода из НАТО, промолчать об отмене санкций против России, подтвердить международные обязательства Черногории, её членство в НАТО и приоритет европейской интеграции. Абазович подчёркивает свою приверженность черногорскому суверенитету – поэтому резкий поворот в сторону Москвы и Белграда может означать для оппозиции потерю власти. Да, у антикоррупционеров мало голосов, но без них никакой власти нет.
Тем более что сейчас вообще неясно, как можно угодить и Москве, и Белграду одновременно в ситуации, когда сербский президент Александр Вучич рассчитывает на содействие Дональда Трампа в урегулировании отношений с Косово – что вызывает явное раздражение в Кремле.
К тому же Черногория, как и многие другие страны в эпоху коронавируса, находится на пороге экономического кризиса и велика вероятность, что жители страны сочтут ответственной за этот кризис не старую, а новую власть. И для возвращения сторонников Джукановича к власти не нужны будут даже новые выборы. Достаточно одной фракции или даже нескольких депутатов, которые откажутся от поддержки правительства, как у власти моментально окажутся сторонники черногорского суверенитета – я даже готов написать «коррумпированные сторонники черногорского суверенитета», это сути не меняет. Тем более что даже сейчас не ясно, как новое правительство будет выглядеть. Абазович и другие оппозиционные политики говорят о экспертной власти, а представители главных просербских сил не прочь сами усесться в министерские кресла. И пока что неясно, как будет разрешен этот первый конфликт в стане победителей, а ведь потом будут новые и новые разногласия.
Но, тем не менее, черногорские выборы показали самое главное: черногорская общество остается расколотым на сторонников суверенитета и сторонников Сербии, на эти же два лагеря расколоты и сами этнические черногорцы. Сторонники суверенитета могут рассчитывать на власть только в союзе с национальными меньшинствами, которые не хотят возобновления гегемонии Белграда и Москвы (собственно, если бы хорватские партии Черногории не раскололись бы перед выборами и получили бы свой один мандат, вообще не было бы никакой победы Амфилохия и компании). При этом среди сторонников суверенитета немало людей, которые не хотят, чтобы государство оставалось под властью вечного Джукановича. Эти люди готовы ради модернизации страны пойти на союз с просербскими силами и не замечать, что гвардейцы Амфилохия стремятся не к модернизации, а к уничтожению этого государства, что для них Черногория – это просто сербское побережье, сербский выход к морю.
И в этом смысле черногорское государственное строительство и обретение черногорского национального становления тоже удивительно напоминает процессы, происходящие в нашей стране.
