Мой сын Паата в 12 лет так нагрубил маме, что довёл её до слёз.
Бабушка и сестра пытались с ним поговорить, но в такие моменты вмешиваться нельзя.
Даже объяснения отца ни к чему не приведут.
Я ничего не сказал.
Прошла неделя, Паата уже забыл о случившемся.
И я подошёл к нему и пригласил прогуляться для «мужского разговора».
Такого, о котором мама не должна была ничего знать.
Мы шли молча, а потом я обратился к сыну.
«Хочу, чтобы ты мне дал совет.
Однажды я влюбился в одну женщину.
И я пообещал ей, что если она выйдет за меня замуж, то я никогда не дам её в обиду.
Как ты считаешь, это правильно?»
«Конечно, правильно», - ответил он.
«А ты когда влюбишься, дашь своей будущей жене такое же обещание?»
«Конечно, дам!»
- ответил Паата.
И тогда я ему сказал:
«Теперь помоги мне, пожалуйста.
Я не знаю как быть со своим сыном, который обидел мою любимую женщину. Подскажи, что мне делать. Ведь я дал ей обещание».
Это и есть шоковая терапия. Он долго, долго молчит.
Но то, что в это момент кипит внутри него - именно это и творит человека. «Накажи меня», - наконец говорит он.
«Зачем? Я не для этого тебя позвал.
Нас двое, и мы должны защищать наших женщин. Поможешь мне в этом?»
«Помогу», - отвечает Паата. Я жму ему руку и говорю: «Пойдём домой.
И давай об этом никто не узнает: ни мама, ни бабушка. Это будет наш, мужской разговор».
Шалва Амонашвили.
