"Наш день" - Павел Казарин

"Наш день" - Павел Казарин

День соборности, что наконец имеет реальный смысл и близок каждому.

У нас в Крыму День соборности был немного виртуальным. Праздник, отсылавший к чему-то очень давнему, недолгому и исторически обречённому. Вплоть до 2014-го.

В этом празднике — вся новейшая история Украины. Той самой Украины, что вплоть до войны оставалась перелицованной УССР. Если бы это было иначе — мы бы не тонули 23 года в бесконечных спорах о языках, истории и векторах интеграции.

В декабре 1991-го у Украины был свой «гавел» — Вячеслав Черновол. Но на первых президентских выборах он смог одержать победу лишь в трёх западноукраинских областях. Во всех остальных победил вполне себе номенклатурный Леонид Кравчук. И это не случайно.

Те, кто шёл на референдум и выборы в конце 1991-го, делились на три группы. Те, кто не хотел Украины, — голосовали против независимости. Те, кто хотел независимости и бегства от империи, — голосовали за Черновола. Но для большинства независимость была чем-то вроде права не кормить Центральную Азию — они голосовали за суверенитет и Кравчука.

Тогда, в 1991-м, страна не была готова к независимости. Для большинства она свалилась в руки просто по факту сложившегося внутриэлитного пасьянса. В отличие от Польши у нас не было «Солидарности». В отличие от Литвы — «Саюдиса». Страна была лишь в самом начале своего национально-освободительного пути. В результате его пришлось проходить уже постфактум — после появления нового государства на карте.

Реальное обретение независимости случилось лишь в 2014-м. События Майдана, аннексия Крыма, вторжение на Донбасс — это и есть наш 1991-й. Мы просто опоздали на четверть века. Дозревали.

И все промежуточные 23 года День соборности оставался для многих областей виртуальным именно по этой же причине. Потому что инклюзивной повестки — способной объединять Днепр и Львов, Тернополь и Одессу — попросту не существовало. Она появилась в тот момент, когда Майдан резко расширил сам контур «украинского». Когда оказалось, что нет смысла спорить о прошлом. Когда линией разграничения стали выступать споры о настоящем.

Политическая нация — та самая, которой нет дела до окончаний ваших фамилий и языка ваших колыбельных — стала появляться на улицах Киева зимой 2013-го. Её ковали волонтёрское и добровольческое движение. Выход из Крыма оставшихся верными присяге войск. Окопы на востоке. Она появилась тогда, когда вторжение Москвы уничтожило этический фундамент российской визии украинского будущего. И этнический фундамент, кстати, тоже.

Оказалось, что «украинский мир» — который не про «кровь и почву», а про ценностное — реален. Что Россия больше не имеет монополию на ценностное в постсоветском океане этнического. Что общий украинский контур шире, чем его представляли идеологи «новороссии».

Символы всегда полисемантичны. Каждое поколение само решает, каким содержанием их наполнять. Пять лет назад лозунг «Слава Украине — героям слава» принадлежал националистам, а сегодня он стал общегражданским. А апелляция к «героям» отсылает уже не столько к Крутам, сколько к Небесной сотне и солдатам в окопах на востоке.

Точно так же и День соборности — он ведь уже не столько про Акт воссоединения УНР и ЗУНР, сколько про нынешнюю страну. В которой внешняя стена оказалась выше внутренних. Именно поэтому оккупированные территории ограничены фактическим присутствием российских войск. Хотя расчёт у империи был совершенно на другое.

В итоге мы сегодня договариваемся о собственном прошлом. Создаём новое символическое. Отправляем в утиль пропаганду ушедшей в небытие империи. Спорим о будущем куда чаще, чем о минувшем. Мы попросту переигрываем свой собственный 1918-й.

Да, мы ещё не выиграли войну. Да, у нас бывают рецидивы. Да, мы нередко продолжаем спорить о том, чему равно дважды два. Но ничего более субъектного в новейшей украинской истории ещё не было.

Мы проиграем в тот момент, когда внутренние окопы окажутся шире внешнего рва. Поэтому с праздником.

Павел Казарин