Наш человек, если сто раз в день не услышит, что живет в полном дерьме, не успокоится.
Он же должен во что-то верить!
Что железнодорожная авария была — верю, а что двадцать человек погибло — не верю. Мало! Мало! Не по-нашему!
Что чернобыльская авария была — верю, что первомайская демонстрация под радиацией в Киеве была — верю, а что сейчас там все в порядке — не верю. Счетчика у меня нет, а в слова: «Поверьте мне как министру», — не верю. Именно, как министру, — не верю.
Что делать — привык.
Что людям в аренду землю дают, с трудом — верю, что они соберут там чего-то — верю и сдадут государству — верю, а что потом — не верю.
Где начинается государство — не верю. Кто там? Здесь люди — Петя и Катя. Они повезли хлеб, скот и до государства довезли — верю. Дальше не верю. Государство приняло на хранение, высушило, отправило в магазины — не верю. Государство — это кто?
Когда государство ночью нагрянуло, знаю — милиция пришла.
Кое-как государство в виде милиции могу себе представить.
«Родина не простит!» И Родину представляю в виде ОВИРА, отдела учета и распределения жилой площади.
Какие-то прокуренные, мясистые бабы в исполкомовской одежде это и есть та Родина, которая главные бумаги дает.
Что что-то где-то хорошее появилось — не верю.
Что последнее мыло и сахар исчезли — верю сразу и мгновенно.
Что с первого января цены повысят, никого не спросят, а спросят — не услышат — верю сразу.
Во-первых, у нас вся гадость всегда с 1-го числа начинается, никогда с 16 или 28.
В то, что что-то добавят — не верю. Что отберут то, что есть — верю сразу и во веки веков.
Никто не войдет никогда и не скажет: «Добавим тебе комнату, что же ты мучаешься».
А всегда войдут и скажут: «Отнимем у тебя комнату — шикарно живешь».
Никакая комиссия самого близкого, народного революционного исполкома не позвонит: «Что-то не видно тебя, может, ты не ел уже три дня, одинокий, голодный, может, у тебя сил нет в магазинах стоять».
А радостно втолкнется: «Вот жалоба на вас — три дня не видать, а мусор жирный, кал крепкий, в унитазе вода гремить, значить нетрудовые пожираете, ночами при лампаде, государство беспокоится, как бы вы тут жить лучше не стали, а это противоречит интересам, мы должны по справедливости еще раз допеределить и допереконфисковать, чтоб руководству не обидно было...»
Верю. Верю. Оно! В слово «запрещено» — верю свято. Наше слово.
В то, что «все разрешено, что не запрещено» — не верю. И не поверю никогда. Сто раз буду биться, умру на границе «запрещено-разрешено», а не пересеку явно, потому что знаю, — тяжело в Воркуте пожилой женщине с гитарой.
В то, что, может, и будет закон не сажать за слова, с трудом, но верю, а в то, что даже этот закон будет перечеркнут одним росчерком пера начальника, где живет и суд, и подсудимые, — верю сразу и во веки веков. Ибо никто у него власть не отнимал.
А все кричат: «Идите возьмите, он отдаст, он уже спрашивал, где же они...»
Ах ты дурачок, Петя, кто же те власть отдаст, я что ли... Ты же видишь, что всего не хватает. А раз не хватает буквально всего, то, чтоб есть спокойно, жить спокойно, — власть нужна. Без нее войдут и скажут: «Ты сажал — тебя сажаем».
В море житейском, в отличие от морского, буря всегда внизу. Никакой урожай ни одной помидоры не добавляет, никакой рост добычи нефти в Тюмени ни капли бензина не добавляет.
Поэтому в то, что нефть в Тюмени добывают, — не верю, что урожай в стране убирают — не верю.
Бесконечные совещания, заседания, а ко мне ничего нет. Как к трактору: меня выпускают, а ко мне — ни еды, ни одежды, ни лекарств.
На хрена меня выпускать?!
Я сам лично не знаю, как страной командовать, — меня никто не учил, я и не берусь. Но можно подыскать тех, кто знает, особенно на местах, где мы все живем.
А то, что командиры теперешние на совещание соберутся, — я еще верю, что неделю сидеть будут, — верю, а что что-нибудь придумают, — не верю, не верю, извините.
Через желудок воспринимаю, через магазин.
Как на эти рубли смогу жить — так буду, и телеграмму сдам в правительство: «Начал жить. Чувствую правительство, чувствую».
А пока читаю в газетах: «Правительство приняло решение самое решительное среди всех решений...»
Всё! Пошел чё-ньть на ужин добывать.
