Я вот только сейчас, после того, как отошёл, а я тяжело отходил, могу написать вослед ушедшему Марку Захарову.
Это не ему нужно, а нужно мне, ибо он сыграл в моей жизни две роли - позитивную и негативную, о чём не знал.
Позитивная - он спас меня от ошибки в профессии, либо, по книжному, в жизненном пути.
Тогда, в середине 70-х, не знаю как сейчас, у студентов режиссёрского факультета ГИТИСа было принято бегать на репетиции в театры. Мы стояли у служебного входа, подходил руководитель театра, мы ныли, что хотим посмотреть. Руководитель театра немного кокетничал: "Господи, да зачем это вам надо?" и нас пускали. Вот так я попал на репетицию "Юноны и Авось". До этого я видел "Тиля", но сидел в последнем ряду и как-то спектакль "не вошёл", как говорят сейчас. Это была репетиция, но накануне премьеры - всё было готово. Вспыхнул свет и лазеры, заиграл "Аракс" и я... оцепенел. Спектакль останавливался, Захаров выбегал на сцену говорил несколько слов, сбегал в зал - и вот это ВСЁ продолжалось.
И именно в эту минуту я понял страшную вещь - я так не смогу! Я так не умею! Мне даже в голову не приходит то, что я сейчас вижу. Да, я возьму рок-группу, хороших артистов, будет свет и даже лазеры, но я просто не понимаю, как создать эту удивительную магию, этот волшебный захаровский стиль "парада аттракционов".
Да, я смогу его спектакли разобрать по винтикам, потом повторить. Повторить, но не более. Повторить, но хуже. И именно тогда, в том тёмном полупустом зале с грохочущей музыкой, я сказал себе, что уйду из этой профессии, даже её, собственно, не начав, осознав, что захаровское театральное чудо рождается на каких-то небесах, куда мне вход заказан.
Я так и поступил, и считаю, что это уберегло меня быть "вечно вторым" и, что хуже, понимать это, ибо нельзя и оскорбительно, для самого себя, быть позабытым художником "школы Микеланджело", если рядом с тобой творит сам Микеланджело. Возможно, что я ошибся и во всем том, что делал после этого, но там я не встретил какого-то другого Захарова, который мне бы воочию это продемонстрировал своим примером.
Поэтому, возможно, я живу ошибочно, но нет того, кто мне бы на это указал.
Потом, через много лет, когда Захаров пришёл на Эхо к Лариной, я в гостевой комнате его увидел, представился ему и рассказал эту историю. Он улыбнулся, пожал плечами и сказал что-то типа: "вот и хорошо", но вряд ли он вообще понял, кто я и что я ему говорю. Но мне было важно, что я ему это сказал, ибо он уберёг меня от тяжёлой жизненной ошибки.
Теперь о пользе консервирования.
Человека должно окружать что-то, что идёт с ним по жизни с юности. Город, в котором родился, к примеру. Или друзья детства. Или Эхо Москвы, где, слава богу, живы все мои дороги друзья и коллеги. Но Эхо - это уже зрелость. А Ленком - юность, впечатления юности. Так вот, именно Ленком 70-х стал таким главным впечатлением. Я пересмотрел все спектакли того времени, потом уехал и жил далеко, поэтому, именно тот театр сидит у меня в голове. И там, в голове, они все живы, хотя постепенно уходили. Но я не видел новых спектаклей, поэтому они, актёры и спектакли того времени, застыли у меня в памяти, как альбомы "Битлз", на которых они молоды и веселы. И не важно, что кто-то умер - ты поставь пластинку и они, худые с чёлками, прыгают у микрофона под рёв зала, снова и снова поражая тебя. Они - консервы, но они нужны тебе, потому что жизнь вырывает реальных людей, оставляя пустые рамочки и прощальное RIP. Так вот, смерть Захарова для меня - окончательный разрыв с моей юностью, мостиком к которой он был, просто потому, что он жил. Я не знал, что он ставит в театре, но понимал, что есть вот эта эстетическая константа, этот восторг от театра, от покинутой профессии, которые подпитывают меня. И я обещал себе, что когда-нибудь приеду в Москву, пойду в Ленком, посмотрю его новый спектакль и он снова меня чем-то поразит. Чем-то, что я не умею - ведь в жизни обязательно нужно чем-то восхищаться. А потом, может, зайду в его полутёмный кабинет, если пустят. И если он там будет, а он там должен быть, то скажу ему, что он гений и много для меня значит. И ему будет приятно.
Не получилось.
"Я спала в кроватке, мне было страшно и я звала маму.
А потом проснулась и поняла, что я и есть мама"
