Жил-был кот – сам по себе кот, ничейный. Как и все бездомные коты, бродил по улицам в поисках еды и ночлега, мерз в долгие зимы и спасался от жары в летние месяцы.
Людей не то, чтобы боялся, но относился к ним с недоверием – сколько этих людей вокруг? А сколько их готовы поделиться с ним едой, кровом, или сказать доброе слово?
А ведь и того, и другого, и третьего у них в достатке. Вот если бы нашелся такой, то кот с удовольствием называл бы его Хозяином, но пока таких ему не встречалось...
В этом же городе жил Семен Семенович – одинокий мужчина, возрастом за шестьдесят. Он не был одиноким всегда. Когда-то была у него счастливая семья, дети, любимая работа, друзья.
Но остались от семьи лишь дети, которые, повзрослев, разъехались, и вспоминали о родном отце лишь в день его рождения и по праздникам.
С работы его вежливо попросили – пенсионный возраст подошел, надо молодежи место уступить. Друзья потерялись на долгом жизненном пути. Обычная такая судьба среднестатистического человека...
Так бы и шли эти двое – человек и кот, параллельными путями, не пересекаясь по жизни, ведь параллельные прямые не пересекаются, если не брать во внимание геометрию Лобачевского.
Но геометрия Лобачевского, она же не для обычных людей, тем более – котов, а эти двое были обычными. А в обычной жизни это стало бы возможным, если чья-либо линия изменила направление в определенной точке своего пути, причем в сторону линии жизни другого...
Теперь, когда Семен Семенович вышел на заслуженный отдых, он окунулся в изобилие свободного времени. Не было у него такого никогда за всю прожитую жизнь. Дела и заботы всегда окружали его, и не мог он себя представить без них.
Теперь почему-то вспоминалось ему увлечение его юности – пешие туристические походы, когда нагруженный тяжелым рюкзаком, обливаясь потом, шел в цепочке таких же, как он, и не видел красоты окружающей природы, а лишь мелькающие пятки впереди идущего товарища.
И даже ночью, в растянутой палатке, перед закрытыми его глазами они продолжали мелькать. Как не силился он потом вспомнить прелести похода – в памяти непременно всплывали мелькающие перед глазами пятки.
- Вот так и жизнь прошла, - вздыхал он. – А вспомнить-то и нечего. Жил как все, с оглядкой на людей, не выделяясь. А чтоб так, как хотелось, чтобы, когда надо - голос возвысить, рубаху на груди рвануть за правду – так нет…
И всегда не хватало времени, чтобы остановиться, оглянуться, полюбоваться прелестями мира.
Даже и в голову не приходило, что можно просто поднять глаза и восхититься голубизной неба с белыми, как вата, облаками, яркой зеленью лугов с вкраплениями полевых цветов, желтыми и красными кострами крон деревьев, догорающими холодным огнем на осеннем ветру.
- Куда? Куда я вечно торопился, с тяжестью за спиной - грузом ответственности, забот и проблем? Все хотелось уйти дальше, дальше, чем другие. Ведь это так престижно – уйти дальше всех, забраться выше всех. А что в итоге? Что осталось в памяти? Пятки. Мелькающие пятки впереди идущего…
Он шел по аллее парка, возвращаясь домой из продуктового магазина. Захотелось присесть и не торопясь, основательно погрузиться в мысли, внезапно пришедшие в голову, но все скамеечки были заняты такими же, как он, пенсионерами, и только одну из них занимал кот...
Задрав кверху ушастую голову, он к чему-то прислушивался, или высматривал в редеющих кронах деревьев птичек.
Семен Семенович уселся на скамейку, стараясь не побеспокоить кота, пристроил рядом пакет с белым батоном, молоком в упаковке и кусочком докторской колбасы.
- Ну, и что ты увидел, кот? Что тебя так заинтересовало?
Еще раз взглянул на хвостатого соседа и, подражая ему, оглянулся вокруг, и вдруг…
Увидел, как кружась в хрустальном осеннем воздухе падают на землю листья, издавая едва слышный прощальный шорох. Услышал шелест шин на мокром асфальте, заметил, как спешат люди, обходя лужи, оставшиеся после ночного дождя, или озабоченно переступают через них.
Ему вдруг стало жалко людей, погруженных в заботы, вечно спешащих и потому не видящих и не слышащих друг друга. Стало жалко листья, покинувшие родные кроны и устелившие собой газоны старого парка.
Вдруг захотелось загрести их обеими руками, поднести к лицу, впитать их запах, умыться ими…
Кот спрыгнул на землю и, прикрыв глаза, вдохнул густой запах прелых листьев, упав на них, он повалялся на одном боку, перевернулся на другой. Взглянул на человека зеленым лукавым глазом, словно говоря:
- Ну, что же ты? Ты ведь тоже этого хочешь…
- Что ты! – отмахнулся человек. – Люди же кругом – что они обо мне подумают?
Но рука уже тянулась к листьям. Захватив в горсть, он поднес их к лицу и ощутил ни с чем не сравнимый запах. С блаженной улыбкой, закрыв глаза, он замер, и ему хотелось, чтобы это мгновение тянулось как можно дольше...
Кот с одобрением смотрел на незнакомого человека. Поднявшись с мягкого, пахучего ложа, он подошел к нему и потерся о его ногу. Человек не отстранился и даже потрепал кота по голове, будто благодарил за подаренное удовольствие. То, что они испытывали одни и те же ощущения – роднило их.
Кот поднялся и двинулся вглубь парка, оглядываясь на человека, словно приглашая его следовать за ним. Семен Семенович подхватил со скамейки пакет с продуктами и поспешил за котом.
В той стороне, куда они шли, был небольшой пруд, но он был не ухожен – ни скамеечек, ни дорожек, по которым можно было пройтись прогулочным шагом. Только одна неширокая тропинка, опоясывающая его, которая угадывалась под слоем листьев и обломанных ветром веток.
Кот остановился у кромки берега, присел и замер, замер и человек – потому, что увидел чудо…
По зеркальной поверхности пруда то тут, то там пробегали пятна ряби, беспокоя желтые и красные кораблики листьев, и они гонялись друг за другом, словно соревнуясь в быстроте и маневренности.
А там, почти на середине пруда, замерла стайка уток, не обращая внимания на человека и кота. Легкий ветер разогнал облака, и голубое небо окрасило своим отражением поверхность пруда так, что казалось, будто стайка уток плывет по опрокинутому наземь небу.
Кот подошел к воде и тронул ее лапкой, словно хотел дотронуться до неба. Человек тоже потрогал зеркало воды, и оба завороженно смотрели, как расплываются по голубому зеркалу пруда круги.
- Как ты думаешь, кот, если я покрошу хлеба, они подплывут к нам? – спросил Семен Семенович, считая собеседника равным себе.
- Что ты спрашиваешь? Делай! – поощрил его взглядом кот.
Человек крошил в воду белый батон, и они вдвоем наблюдали за утками, которые радостно гонялись за крошками хлеба.
Потом они с котом ели докторскую колбасу, кот - просто так, а человек с ломтем батона. И его уже не заботило, что люди могут увидеть его и осуждающе покрутить пальцем у виска.
Отмыв жестяную банку, человек плеснул в нее молочка, и кот с удовольствием угостился.
- Хорошо-то как, кот! – вздохнул человек полной грудью. – Почти всю жизнь прожил здесь и не знал, что есть у нас такие тихие, красивые места и такие мудрые коты. А надо было всего-то остановиться, оглядеться…
… После прогулки Семен Семенович и кот, которого он не пожелал отпустить от себя и уговорил-таки жить в своей квартире, сидели в креслах и беседовали.
Человек пил горячий кофе и рассказывал коту о своей жизни, суматошной и не всегда правильной. Он поглаживал собеседника по ушастой голове и ловил его взгляд, полный сочувствия:
- Это ничего, хозяин – можно я буду тебя так называть? Жизнь продолжается, значит, не все еще потеряно. Сегодня небо ясное, значит будет звездно...
Как стемнеет, я поведу тебя на чердак, а оттуда – на крышу. Будем с тобой любоваться звездами и молчать.
Это ведь так красиво – когда в полной тишине горят звезды. Они подмигивают нам, а мы – им. Главное, чтобы было тихо, и тогда можно услышать, как они звенят в ночном небе…
