В семь утра звонит Андрей Стаценко. Сегодня у него только одно дело: подошла его очередь пасти коров, так что будет звонить с луга еще не раз.
- Что там, - интересуется, - с Китаем?
- Как его, забыл, по батюшке, этого Китая? – спрашиваю его в свою очередь.
- Ты шуткуешь, а дела-то сурьёзные. Китай и Америка будут воевать.
Значит, уже и до него дошло из столицы нашей бывшей Родины последнее профессорское слово. Есть там один. Не один, конечно, но я про того, кому позволено вещать. Московское градоначальничество уже отравило его тещу и сына, подбирается к любимой дочери и надоевшей, как слышно, супруге, сам подозрительно кашляет, в сортирной чаше ржавчины на сантиметр, но человек собирает последние силы ума и души, чтобы представить стране и миру свое видение ближайшего будущего Китая и США – до чего они уже дошли в своей сваре и что с ними будет завтра (измотают, мол, друг друга, изнурят).
… Они и об Украине все эти годы говорили больше и охотнее, чем о себе, не только потому, что Кремль так их настраивал и понукал, - нет, не только потому. Им это было интереснее, чем о своем, раз и навсегда опостылевшем.
Не это ли и было когда-то названо русской всемирной отзывчивостью?
Но при сём какая острота взгляда на себя со стороны! Это я про анекдот, у героя которого все хорошо – беспокоит же его только Гондурас.
… Может, все-таки не отзывчивость, а злосчастная цивилизационная неопределенность? Сами ею маются и других достают.
