«Поступал по блату и не стыжусь» - Михаил Ширвиндт

«Поступал по блату и не стыжусь» - Михаил Ширвиндт

Михаил Ширвиндт – экс-ведущий дог-шоу «Я и моя собака» и передачи «Хочу знать». В эксклюзивном интервью Jewish.ru он объявил, что больше не хочет иметь ничего общего с российским телевидением, и рассказал, чем ему помогла громкая слава отца и как его записали в диссиденты за срыв советского флага.

Вы работали на НТВ и Первом канале в спокойном формате семейного ток-шоу. Почему ушли?

– Последние пять лет я вёл программу «Хочу знать!», но проект себя исчерпал. Да и я не захотел дальше быть причастным к тому, что происходит у нас сейчас на телевидении. По эфиру ровным слоем размазаны ток-шоу с бесконечными криками «Суки украинцы, падлы американцы! Чтоб вы сдохли! Будьте прокляты! Гады!!!» Это позор и бесчестие, если двумя словами. Формат тут не спасает. Я ввёл для себя санкции на телевидение в ответ на то, что оно положило большой болт на нас всех. У меня эти кнопки отключены.

Вы недавно открыли канал на YouTube c программой «Съедобное-несъедобное», про путешествия и еду. Как вам в свободном эфире?
– Мне всегда было скучно засиживаться где бы то ни было, я инфицирован перемещением. Это ж началось ещё с программы «Путешествия натуралиста» с Павлом Любимцевым», помните? C 1999 года я объездил весь свет и теперь уже просто не могу не рассказывать об этом. Канал не выстрелил в «яблочко», но пока этим интересно заниматься. Многим законам современных медиа я не соответствую – смотрю каналы с миллионами подписчиков и плачу. Но свою аудиторию я получил, теперь задача развивать её, а тут и время нужно, и деньги. Я рассказываю о еде разных стран, даю небольшой путеводитель, картинку.

Вы же ещё и как ресторатор себя проявили?
– Мой нынешний ресторан – второй по счёту. Первый был с Антоном Табаковым. Сейчас у меня маленькое заведение, которое начиналось как еврейское кафе «Семь сорок» – рядом синагога на Бронной, да и вообще район еврейский. Но для евреев с пейсами мы оказались гоями, а для русских – какой-то слишком еврейской кухней. Сейчас кафе называется Bronco, там европейская кухня, шеф-повар – Марк Гельман. Три месяца назад мы вышли наконец в оперативный ноль. Очень надеюсь, что через полгода Катя, моя управляющая, придет ко мне и выдаст первую зарплату.

Ваша автобиографическая книга называется «Мемуары двоечника». Учение не давалось совсем?
– Первый школьный день в 31-й школе был, пожалуй, единственным позитивным впечатлением за все время обучения. «Плохо себя вёл» – самая распространённая запись в моём дневнике. Меня ставили в угол, выгоняли из класса, били линейкой, я боролся со школой, она боролась со мной. По окончании первого класса меня перевели в жуткую школу при Даниловском рынке. Там директриса была ярой сталинисткой, и педагоги были ей под стать. В учебное время я, в основном, просто где-то болтался. Выгнали меня после восьмого класса.

Родителям пришлось придумывать, куда устроить неуча. Зиновий Гердт договорился в итоге с директором 45-й школы с английским уклоном, аж в Черёмушках. Тут училась их дочь, но в основном там были дети дипломатов и мидовских работников. Моими одноклассниками были правнук Александры Колонтай и Ренат Сейфуль-Милюков, на класс младше учился Тёма Боровик. На летние каникулы они разъезжались к родителям, во всякие там США, Швейцарии и Франции, а к началу учебного года радостно возвращались в СССР, в школу. Директору Леониду Исидоровичу Мильграму при первой встрече я надавал обещаний про дисциплину и прилежание. Многое не удалось, и отдувалась мама. Школу я окончил на одни «тройки». В театральный институт им. Щукина поступал по блату, и ничуть этого не стыжусь.

Вас же все равно вскоре выгнали?

– Ага, за срыв флага с ворот Архитектурного института в день празднования 60-летия образования СССР. Там во всем была виновата сгоревшая в проекторе лампочка – вместо того чтобы спокойно сидеть и смотреть кино, нам с друзьями пришлось выйти на улицу в поисках приключений. Я чуть отстал, гляжу – а приятели уже сняли флаг с ворот Архитектурного института и пошли с ним во двор напротив. Ну, и я второй флаг снял. Они сосредоточенно порвали свой флаг на 60 кусочков – в знак юбилея! А я со своим бегал по двору, любуясь, как он треплется на ветру, пока в арке дома не появился милиционер. Потом был побег, меня поймали, как и остальных участников мероприятия.


О наших флагах в ту же ночь сообщил «Голос Америки»: «Группа молодых правозащитников устроила около здания КГБ акцию протеста против нарушения прав человека в СССР. Все участники арестованы». Утром отчёт об «акции» лежал на столе у первого секретаря Московского горкома КПСС. Он ознакомился и выдал резолюцию: «Разобраться и наказать!». Дальше начался ад для родителей. Не знаю, скольких лет жизни им стоило «облегчить ситуацию», ведь по закону нам грозило от двух до семи лет за надругательство над государственным флагом. Плюс общественный резонанс! Кошмар, но в целом обошлось. Нам повезло со следователем, он быстро понял, что никакие мы не правозащитники, а просто молодые кретины, попавшие «под раздачу». В милиции всё окончилось штрафом за хулиганство, но за дело взялся комсомол. После бурных дебатов и споров в кабинетах партячейки я услышал: «Михаил, клади комсомольский билет на стол!» На следующий день на стенде приказов нашего института появилось: «Отчислить из института за поступок, несовместимый со званием студента». Аналогичное решение принял и Институт связи, где учились мои друзья-подельники. После отчисления ни одно советское учреждение не хотело брать на работу хулигана и диссидента, и спасла Галина Волчек, она взяла меня в «Современник» монтировщиком сцены. В команде были отличные ребята, но работа оказалась адовой.

Вы же по маме русский, а по папе еврей. Как дома уживались два великих народа?

– С удовольствием. По маминой абсолютно русской линии у меня в роду столбовые дворяне и купцы высших гильдий, по папиной – евреи литовского и одесского розлива. Император Николай I присвоил моему прапрадеду Павлу Белоусову за его заслуги перед Москвой звание почётного гражданина города. Мамин дедушка, академик Владимир Семёнов, был долгое время главным архитектором Москвы, по его плану столица строилась чуть ли не вплоть до эпохи точечных застроек. Есть в Литве на границе с Россией город Ширвиндт, ныне совершенно стёртый с лица земли, отцовская родословная оттуда. Я вырос в девятикомнатной квартире в самом центре Москвы. В коммуналке мы занимали две небольшие комнаты. Дедушка Теодор Гедальевич Ширвиндт был прекрасным скрипачом, музыкальным педагогом. Играл в Большом театре, выступал с концертами на фронте. Ни мне, ни отцу таланты деда не передались. Папу скрипочкой мучали несколько лет, но дальше «Сурка» он не продвинулся. Баба Рая – Раиса Самойловна Ширвиндт – родилась в Одессе, её папа носил имя Ицхок-Шмуэль Аронович-Кобыливкер.

Израиль когда впервые увидели?

– В 1999 году, когда приехали снимать «Путешествия натуралиста». Группа состояла из четырех человек: Павел Любимцев, в отрочестве Либерман, оператор Илья Шпис, я и моя жена Таня Морозова – все в Израиле в первый раз. В гостинице даем паспорта, ожидаем, пока нас оформят. Приходит через пару минут администратор, возвращает паспорта, называя фамилии: «Мистер Шпис, мистер Ширвиндт, мистер Либерман, миссис Мор... Море, Морье.. Мо-ри-её-озо-ва». И это после сотен раз, когда меня называли Шерлингом, Шурманом, Ширманом и всякими другими вариациями. Я не мог не полюбить евреев.