Однажды халиф ал-Мутатид, Свет Веры и Повелитель Мира, заслушивал ежемесячный отчёт о расходах на содержание двора. Отчёт длился долго, визирь читал свои папирусы тихим монотонным голосом, и халиф начал было дремать, но тут визирь произнёс роковые слова:
— Куплено мускуса для дворцовой кухни на триста динаров…
— Ну-ка, постой! Что за мускус? — недоумённо спросил халиф. — Все знают, что я его терпеть не могу!
Растерявшийся визирь начал оправдываться, но халиф оборвал его:
— Может быть, я ещё что-то пропустил? Читай с самого начала!
Визирь покорно поклонился и снова забормотал:
— Отпущено для кухни и пекарен десять тысяч динаров…. Отпущено для водоносов сто двадцать динаров, на свечи и ламповое масло — двести динаров, на лекарства для дворцовой аптеки — тридцать динаров, на благовония и бани — три тысячи динаров…
— Три тысячи всего за один месяц, и только на бани? — изумился халиф. — Ну-ну. Читай дальше! — Отпущено сто пятьдесят динаров на жалованье отведывателей блюд Вашего Величества…
— Ты сказал — отведывателей? А сколько их всего? Дворцовый визирь так долго перебирал папирусы, что халиф начал терять терпение.
— Их пятеро, — наконец сказал визирь.
— А зачем мне пять отведывателей блюд? — снова удивился халиф.
Визирь грустно вздохнул:
— Я предусмотрел это на случай смерти отведывателя. Если в еде обнаружится яд — да сохранит Создатель от подобного злодейства! — то остальные блюда будет пробовать следующий отведыватель. Но если коварные враги отравили всю еду, не исключая вина, шербета, кураги, рахат-лукума, изюма, яблок, винограда и прочих фруктов, тогда придётся призвать третьего, а может быть, и остальных отведывателей.
— Да ты надо мной смеёшься! — вскричал халиф.
К трону приблизился начальник канцелярии — давний недруг дворцового визиря:
— Нижайше сообщаю, что все пять так называемых отведывателей являются двоюродными и троюродными братьями почтенного визиря.
— А кому же ещё я могу доверить жизнь нашего обожаемого повелителя, как не близким людям? — ничуть не смущаясь, ответствовал дворцовый визирь. — И почему уважаемый начальник канцелярии не упомянул собственного родного брата, который занимает должность капитана придворных судов? Именно занимает, потому что этот достойнейший из родственников ни разу в жизни не поднимался на палубу! И почему он забыл сказать о своём сыне, который получает жалованье чтеца священных книг, хотя всем известно, что он не умеет читать?
— Какая наглая клевета! — взвизгнул начальник канцелярии. — Мой сын прочитывает каждый день по книге, а то и по две!
Халиф поднял руку. Спорщики испуганно умолкли.
— Довольно! Я хочу знать, в какую сумму обходится содержание моего двора.
— На дворцовую службу отпускается полторы тысячи динаров в день, — без запинки ответил визирь.
— Полторы тысячи в день? То есть… сколько это будет в месяц? Сорок пять тысяч полновесных динаров в месяц?! Да за такие деньги можно содержать целое войско!
Визирь учтиво улыбнулся:
— Смею сказать, что Ваше Величество совершенно правы. Ведь на службе властелина Вселенной состоит не меньше двух тысяч человек, как-то: писцы, чтецы и толкователи священных текстов, муэдзины, астрономы, часовщики, рассказчики историй, шуты, курьеры, знаменосцы, барабанщики, трубачи, музыканты, золотых дел мастера, плотники, шорники, седельщики, портные, сапожники, конюхи, носильщики паланкинов, погонщики верблюдов, егеря, служители зверинца, повара, камердинеры, хранители гардероба, лекари, команды придворных судов, ламповщики, уборщики…
— Скажи, остался ли в Багдаде хотя бы один человек, который не служит при дворе? — воскликнул халиф. — Надеюсь, это все траты?
— Не совсем. В эту сумму не входят расходы на принцев дома повелителя, на его личную гвардию и содержание высочайшего гарема.
— Ах, да, — протянул халиф. — Кстати, я давно хотел узнать, сколько женщин в моём гареме?
Дворцовый визирь опять зарылся в кипу папирусов.
— В гареме его величества насчитывается триста пятьдесят восемь жён и наложниц.
— Так много? — удивился халиф. — Тогда скажи, скольких из них я посещаю?
Из толпы придворных вышел главный евнух.
— Великий господин одаряет своей милостью от пяти до восьми женщин в месяц. Причём некоторых счастливиц он навещает по два раза, а иногда и по три.
— Так почему я должен содержать всех остальных? Разве у них есть иные занятия, кроме как расчёсывать волосы, интриговать, сплетничать и истреблять благовония? Во сколько мне обходится гарем?
— В сто динаров ежедневно, о самый могучий из земных мужей, — в один голос ответили главный евнух и дворцовый визирь.
Толпу придворных растолкал командующий личной гвардией халифа.
— Эй, вы забыли добавить расходы на евнухов! Их уже больше, чем у меня солдат! Главный евнух в сговоре с дворцовым визирем пристроили в гарем семьсот своих друзей, родственников и друзей их родственников! И есть подозрение, что не все из этих охранителей целомудрия подверглись необходимой операции!
От такого чудовищного обвинения главный евнух и дворцовый визирь едва не потеряли дар речи, а потом завопили:
— А кто каждый месяц запрашивает на корм для трёхсот гвардейских лошадей столько овса, что его хватило бы на триста слонов?! Халиф в гневе поднялся на ноги.
— Довольно! Мне служат лжецы и казнокрады! Неудивительно, что в казне всегда не хватает денег. Нет на свете такой казны, которая бы смогла насытить ваши жадные желудки!
Он указал на дворцового визиря.
— Стража! Этому вору немедленно дать пятьдесят ударов палкой по пяткам, после чего повесить вместе с пятью отведывателями пищи! А бывшего начальника канцелярии, бывшего главного евнуха и бывшего командующего гвардией посадить в подземную тюрьму на хлеб и воду!
— Пощади, о повелитель! — вскричал визирь. — Я служил тебе двадцать лет!
— И за эти двадцать лет ты украл больше, чем любой другой смог бы украсть за тысячу! Хотя какая польза от покойника? Я дарю тебе жизнь и почётную должность уборщика дворцовой конюшни! Но сначала ты отведаешь палок!
Стража уволокла несчастного визиря. Как только стихли его вопли, халиф обвёл перепуганную свиту гневным взором:
— Я знаю, что у каждого из вас при дворе кормится кто-то из приятелей или родственников. Я знаю, что легче достать луну с неба, чем найти в этом зале честного человека. Поэтому с сегодняшнего дня я сам буду следить за дворцовыми расходами! А теперь прочь с моих глаз!
Придворные надеялись, что гнев повелителя быстро пройдёт. Гнев действительно прошёл, и больше никто не был наказан, но поводов для радости не было. Потому что произошло неслыханное: халифу понравилось экономить деньги!
Теперь за ним повсюду следовал писец и человек со счетами.
— Незачем подавать к столу тридцать сладких блюд и горы фруктов, — говорил халиф. — Я всё равно не могу всё это съесть. Пусть подают только три сладких блюда, двенадцать перемен основных блюд вместо сорока, а фруктов не больше чем на один динар в день. Подсчитал?
— Экономия восемьдесят динаров в день!
— А теперь сочти, сколько это будет за месяц, за год и за пять лет. Сто сорок шесть тысяч динаров? Великолепно!
По пять раз на дню халиф проверял списки дворцовых служителей.
— Зачем мне десять астрономов? Оставить двух. А чем занимаются три часовщика, приставленных к солнечным часам? Управляют движением солнца и облаков?
— Господин, один из них каждый час обходит весь дворец и объявляет время, — пояснил личный секретарь.
— Его оставить, остальных выгнать. Смотрим дальше. Двадцать ламповщиков! Уже весна, дни длинные, зачем нужны ламповщики в это время года? Немедленно уволить всех, осенью нанять снова. Сколько мы сбережём денег на ламповщиках? — Одну тысячу двести динаров? Отлично! А это что? Расходы на покупку масла для ламп? Ламп во дворце почти не зажигают, а на масло отпускается столько денег, сколько не расходуют во всем Багдаде. Начальника ламповщиков отправить в каменоломни! Навечно!
Визири и придворные трепетали в ожидании новых повелений халифа. И они следовали — одно страшнее другого.
— Приказываю оставить в моём гареме только тех, кто поступил туда за последние два года. Остальных женщин отправить в мои поместья, пусть работают на полях. А тех, что посвежее и помоложе, надо продать богатым горожанам. И смотрите не продешевите. Я проверю! Заметив дремлющих на солнце солдат, халиф рассердился:
— Мне приходится платить наёмникам, чтобы они защищали дальние границы государства, тогда как в столице бездельничают тысячи солдат. Повелеваю отправить в пограничные крепости половину дворцовой гвардии!
— Хранитель гардероба, сколько у меня шёлковых и парчовых халатов?
— Две тысячи сто шестьдесят три, Ваше Величество!
— Сто шестьдесят три оставить, две тысячи продать! И заодно уволить лишних слуг — прачек, гладильщиков, сборщиков моли, вытряхивателей пыли!
Халиф был счастлив как никогда в жизни. Он с гордостью показывал иностранным послам свою личную казну — десятки сундуков с золотом:
«Вот что значит рачительный подход к финансам! Я мог бы стать лучшим в мире начальником казначейства, если бы уже не был халифом!»
А в это самое время в Багдаде плакали, стенали, бились головой о стену тысячи и тысячи людей. И было отчего! Великое множество жителей ещё вчера богатого города осталось без всяких средств к существованию. Сотни уволенных слуг и их семей просили подаяние у таких же бедолаг. Лавочники бесполезно надрывали глотки, зазывая покупателей — ни у кого не было денег, никто более ничего не покупал. Разорились купцы, поставлявшие ко двору дорогие ткани, одежду, мебель, паланкины, золотые украшения, благовония для гарема, фрукты, сладости и тысячи других товаров. Каждый день город покидали ремесленники — в поисках работы они направлялись в Дамаск, Каир, Исфаган, Самарканд и даже далёкую Гранаду.
Беда не миновала и тех, кто, казалось бы, не имел никакого отношения ко двору халифа. Половина солдат из личной гвардии были высланы из города, и пошли по миру содержатели домов свиданий, игорных и питейных заведений, а за ними — виноторговцы и оружейники. Впрочем, до границ дошла только малая часть гвардейцев. Прочие дезертировали, не желая служить в безводных пустынях. Одни отправились к более щедрым государям, другие стали разбойниками, наводя страх на мирные края.
В столице тоже было неспокойно. Банды отчаявшихся людей раздевали прохожих и средь бела дня врывались в дома. Больше всего боялись ограблений дворцовые слуги — их ненавидели все, особенно лишившиеся места прежние собратья.
Когда халиф после долгого перерыва проехал по городу, его поразили пустые улицы и закрытые лавки. Не было привычного восторженного шума, никто не падал ниц, и страже не нужно было расчищать дорогу среди толпы зевак. Он видел только бесчисленных нищих, которые протягивали руки и кричали: «Спаси нас, халиф! Мы хотим есть!»
А однажды он обнаружил в собственной опочивальне письмо с одним-единственным словом: «Халиф — скряга!» Он приказал немедленно казнить весь караул, но настроение было надолго испорчено.
И эта неприятность была не последней. За обедом халиф выразил удивление:
— Почему подали только три перемены и всего одно сладкое блюдо? Почему говядина была жёсткой, как подошва? Я приказал беречь деньги, но не морить меня голодом!
Придворные пошептались. Вперёд вышел самый старый чиновник двора.
— Великий государь! Я прожил восемьдесят лет. Наверное, уже достаточно. Поэтому я могу сказать то, что не осмелятся сказать остальные. Мясо жёсткое, а еды мало, потому что в казне совсем не осталось денег! Нам не на что купить хорошие продукты! Халиф расхохотался:
— Ты просто выжил из ума! Все видели, сколько денег я сберёг для казны!
— Да, но каждый сбережённый динар обошёлся в три потерянных. Торговли нет, двери таможен заросли паутиной, жители обнищали, они не могут платить акцизы и подати. Багдад совсем обезлюдел, державе грозит гибель!
Халиф помрачнел.
— Ну, ладно. Допускаю, что я немного увлёкся. Но как нам быть? Что нужно сделать, чтобы вернуть былое процветание?
— На наше счастье, в Багдаде сейчас находится человек, который помог многим государям. Это сам Советник!
— Так призвать его сюда немедленно!
Час спустя перед халифом предстал Советник. Он был печален.
— Ах, государь, я не узнаю счастливый Багдад! Теперь он напоминает кладбище. Правда, на кладбище нет такого количества попрошаек.
— Я призвал тебя за советом, а не для того, чтобы выслушивать дерзкие речи, — раздражённо сказал халиф.
Советник поклонился:
— Тогда вот мой совет. Я предлагаю устроить большой пир. Такой большой и такой богатый, чтобы и через двадцать лет горожане радостно смеялись, вспоминая о нём. Например, по случаю дня весеннего солнцестояния. Или в честь годовщины победы над каким-нибудь врагом — над персами, византийцами или франками. Надо пригласить на пир лучших музыкантов и танцоров, самых искусных фокусников и канатоходцев, а в каждом квартале Багдада бесплатно раздавать мясо и плов. Халиф топнул ногой:
— Ты смеешь шутить, чужеземец? Казна пуста, а ты говоришь о каких-то пирах!
Советник ничуть не смутился:
— Пир — это ещё не всё. Необходимо сегодня же объявить о строительстве нового дворца, который превзойдёт величием и красотой всё доселе построенное в подлунном мире!
— Моё терпение истощается! — воскликнул халиф. — Ещё один такой совет — и ты отправишься в зиндан!
— Благодарю за напоминание, о мудрый государь! — сказал Советник. — Было бы чрезвычайно полезно освободить из тюрьмы командующего дворцовой гвардией, главного евнуха, а самое важное — вернуть ко двору бывшего дворцового визиря.
— Как? Ты советуешь помиловать тех самых негодяев, которые ввергли державу в расточительные траты?
— Да, помиловать и назначить на прежние должности, — подтвердил Советник. — Ведь мне рассказывали, что они большие знатоки во всём, что касается перерасходов. И, конечно, следует нанять побольше слуг и купить новых наложниц. Говорят, особенно хороши гречанки. Они очень дороги, капризны и постоянно требуют подарков. Одним словом, это как раз то, что требуется.
Увидев, что халиф побелел от ярости и уже подзывает стражников, Советник произнёс:
— Главная причина болезни государства — недостаток денежного обращения. Ваша держава сейчас обескровлена и находится при смерти. Спасение заключается в том, чтобы как можно скорее начать тратить как можно больше денег. Золото и серебро потекут по всем сосудам государственного тела, как растаявший горный снег наполняет весной сухие русла рек и арыков. И великий халиф увидит, как мгновенно оживут торговля и ремесло, как заполнятся народом улицы Багдада, как могучим потоком хлынут налоги и подати! Халиф погрузился в раздумья.
— Даже если ты прав, где я возьму деньги на все эти расходы?
— Они есть в личной казне государя, которую он создал благодаря своей необыкновенной предусмотрительности, — почтительно улыбнулся Советник.
— Вот именно, я так старался собрать эти деньги. А ты хочешь, чтобы я потратил их на бессмысленные пиры, нелепые покупки и постройку не нужных мне дворцов?
— Уверяю, государь, очень скоро ваши деньги вернутся в пятикратном и даже десятикратном размере!
И всё произошло в точности так, как обещал Советник. Уже через полгода Багдад стал таким же богатым, как и прежде. Во все сорок столичных ворот, гремя бубенцами, входили торговые караваны. Весело шумели огромные базары, истошно орали продавцы, кабаки и харчевни были набиты жующим и пьющим народом.
Ювелирные лавки не успевали обслуживать привередливых покупателей — поставщиков двора, строительных подрядчиков и дворцовых чиновников. Одни обогатились на поставках и подрядах, а другие — на благодарности поставщиков и подрядчиков.
Блистающие доспехами бравые гвардейцы снова радовали глаза горожан, а ещё сильнее — их жён. Прекрасные обитательницы гарема снова ни в чём себе не отказывали, и евнухи сбивались с ног, бегая с заказами к индийским ювелирам и продавцам сирийских духов.
А с каждым восходом солнца ко дворцу опять стекались бесчисленные слуги — писцы, чтецы и толкователи священных текстов, астрономы, часовщики, рассказчики историй, шуты, курьеры, знаменосцы, барабанщики, трубачи, музыканты, плотники, шорники, портные, сапожники, конюхи, носильщики паланкинов, погонщики верблюдов, егеря, служители зверинца, повара, лекари, ламповщики, уборщики…
И, как всегда, каждый месяц дворцовый визирь отчитывался о расходах. Цифры сыпались подобно песчинкам в песочных часах, халиф дремал под монотонное бормотание визиря, который боялся только одного: как бы ненароком не произнести роковое слово — «мускус».
