И вот пришёл Лукавый к человеку и спросил:
— Знаешь ли ты, зачем живёшь на свете?
И сказал человек:
— Конечно, знаю. Я живу, что бы жить. Вот родители мои, я должен уважать и заботиться о них; вот жена моя, я должен любить её и заботиться о ней; вот дети мои, ради них я работаю с утра до ночи, стараюсь дать им что могу. Вот соседи мои, не всегда люблю я их, но стараюсь не ссориться с ними и не искать соринок в глазах их. Вот мой Бог, ему я молюсь, когда положено, и заветы его соблюдаю. Но знаю я также, что ты — Лукавый, не просто так вопросы свои задаёшь, а совратить меня хочешь. Говори же, что хочешь, а я от своего не отступлюсь.
И улыбнулся Лукавый, и сказал:
— Да, мал мир твой, человек, и то, чего не видишь ты, о том и не говоришь, и вопросы не задаёшь.
Вот говорил ты о родителях своих. А ведь и у них родители были, и у тех — свои, и так до Адама и Евы. Скажи, зачем же жили они, уважали родителей своих, растили детей? Ведь если нет разницы между поколениями твоими, то не так же ли и лес молодой зеленеет каждую весну, а к осени становится старым и листву свою теряет? И если срубят одно дерево лесорубы, или само оно упадёт от старости, то не вырастет ли на его месте другое, такое же? И если будешь ты смотреть с горы высокой на лес, то увидишь ли, что одно дерево вместо другого стоит? И не скажешь ли ты: «Вот лес стоит такой же, как вчера, и ничего не изменилось в нём?» Разве не так же и ты в человечестве вашем? И если умрёшь ты завтра, то кто увидит это и скажет: «Вот, Человек умер!»?
И если смотрю я на плоды дел ваших, человеческих, коими так гордитесь вы, то не вижу ли я, что только проявления вашей безграничной гордыни они, и ничего больше? И если бы ты смотрел, как дети твои строят крепости из песка на берегу моря, то не смеялся бы ты, если бы дети твои сказали: «Вот, выстроили мы жилище, пойдём и будем жить там!» Ведь знаешь же ты, что придёт прилив и смоет все эти крепости, и камня на камне, песчинки на песчинке не останется. Не так же и постройки, и планы твои — вот придёт прилив и смоет их, и камня на камне не оставит? И кто вспомнит тогда и строителей гордых их, и жителей их?
И вот говорил ты о жене своей и соседях своих. Но не было ли так, что сердился ты на них и руку поднимал, хоть, может, и не в действии, но в сердце своём? И скажи, не желал ли ты самого страшного зла тому лишь, кто на мозоль твой наступил? И не бил ли ты детей своих, хоть и знал, что лишь дети неразумные они и ответить тебе не могут? И не считал ли ты соседей своих, как животных, недостойных имени человеческого?
И когда Богу своему молился ты, то не просил ли кары на головы врагов своих? Не просил ли ввергнуть их в море огня и серы и всякий след их с земли вытереть? И не о том же просили враги твои? И если есть Бог, то не должен ли он также и врагов твоих слушать? И если сказал тебе Бог заветы его соблюдать, то почему ищешь ты, как бы только форму от них оставить, что бы видели все, какой праведник ты, а смысла этих заветов не ищешь? Ведь если бы искал ты смысл их в сердце своём с тем прилежанием, что тело ты своё ублажаешь, то не стал бы ты праведником уже при жизни? А ведь Бог выше тела твоего.
И сказал Лукавый: «Не то плохо, человек, что мал ты и грешен, и не всегда жизнь ведёшь праведную, пусть даже лучшие из вас, но то плохо, что считаешь ты себя пупом земли и головы поднять своей не хочешь. И если шутишь ты, говоря, что продал бы душу дьяволу, что бы получить то и то, то вот он, дьявол, стоит пред тобой, а продать тебе ему нечего!».
И засмеялся, как водится, Лукавый, и ушёл, а человек, как водится, заплакал.
