В своих статьях по международной политике я не раз упоминал кино, которое, на мой взгляд, является самой точной и блестящей аллегорией современной мировой ситуации. Это фильм братьев Коэн 2008 года «После прочтения сжечь» с Джоном Малковичем, Джорджем Клуни и Брэдом Питтом. Фарс из жизни агентов ЦРУ, их профессиональных или случайных визави, показывает мир без границ как средоточие абсурда, густо замешанного на всеобщей паранойе и чувстве неполноценности. История о всесильном Путине, который руками умелых русских хакеров сокрушает демократические устои Америки, а главное — степень ее мазохистского раскручивания в публичном пространстве, еще раз убедила в провидческом даре братьев-режиссеров.
Однако последний поворот сюжета — явление отставного сотрудника MI-6 с полученными от «надежных источников» в Москве описаниями извращенных оргий Трампа на кровати, где почивал Обама с супругой, — заставляет вспомнить других выдающихся братьев-кинематографистов — Фарелли. Их блокбастер 1994 года «Тупой, еще тупее» с молодыми Джимом Керри (не путать с его однофамильцем — уходящим госсекретарем США) и Джеффом Дэниелсом. Именно там доминирует эстетика компромата на Трампа — с шутками на уровне прицельного пускания газов и прочих физиологических проявлений главных героев.
Традиция, конечно, восходит к таким вершинам мировой культуры, как «Гаргантюа и Пантагрюэль», так что можно гордиться возвращением духа Ренессанса в международные отношения…
Сюжет с избранием Дональда Трампа президентом Соединенных Штатов превратился в поразительную фантасмагорию, где и без того тонкая грань между реальностью и вымыслом, политической борьбой и издевательским троллингом просто исчезла. Кажется, пора отключить эстетическое чувство (страдающее от происходящего) и политические пристрастия (симпатии к той или другой стороне), чтобы попытаться понять, какого дьявола все делают то, что делают. Итак…
Почему все так? Политический истеблишмент в Вашингтоне формально признал результат выборов, но с ним не смирился. Идея о том, что итог — «неправильный», катастрофический и он должен быть пересмотрен любой ценой, весьма распространена в «продвинутой» части общества. Отчасти это напоминает настроения политической и интеллектуальной элиты после референдума в Великобритании, когда всерьез звучали предложения проигнорировать исход голосования, провести новое или принять другое решение в парламенте. Правда, быстро стало понятно, что последствия таких действий будут иметь разрушительный эффект для всей политической системы, так что процедура признания новой реальности с огромным скрипом началась.
В Соединенных Штатах, в принципе, есть варианты — отстранение избранного главы государства возможно, и это не будет крахом всей системы. Особенно с учетом того, что категорически против Трампа не только демократы, но и немалая часть республиканцев в конгрессе. Их куда больше устроил бы в качестве главы государства вице-президент Майкл Пенс, который займет пост в случае отрешения действующего хозяина Белого дома от должности.
Нагромождение обвинений, даже если их достоверность и убедительность вызывают сомнения, способствует атмосфере, которая позволяет при необходимости быстро создать нужное отношение.
Примечательно, что вопрос импичмента витал в воздухе еще во время кампании, когда все были уверены в победе Хиллари Клинтон.
Многие предполагали, что республиканцы копят аргументы, чтобы после выборов перейти в атаку по линии скандала с электронными письмами, крайне уязвимой точки Клинтон. В целом такая популярность темы возможного импичмента свидетельствует, насколько напряжена политическая атмосфера в Америке.
Есть ли текущая практическая цель? Не допустить кардинальной ревизии курса, прежде всего во внешней политике. В команде Трампа говорят о намерении пересмотреть не менее 70% наследия Обамы. И если по внутренним темам наподобие реформы здравоохранения или ряда экономических новаций у Трампа есть поддержка Республиканской партии, то его желание отказаться от «глобального лидерства» вызывает чуть ли не ужас. Так получилось (об этом ниже), что в центре идейной борьбы за место Америки в будущем мире (глобализм или национализм) оказались отношения с Россией.
Как точно заметил Дмитрий Тренин, республиканский истеблишмент, по сути, предложил Трампу своего рода сделку: никто не ставит под сомнение его легитимность (несмотря на активно тиражируемую версию о вмешательстве России в выборы на его стороне) в обмен на признание консенсусного взгляда на Россию как на опасного противника.
Таким образом, любая его попытка улучшить отношения с Кремлем запускает реакцию «мы же говорили — он прирученный», за чем следуют уже и основания для импичмента — угроза национальной безопасности и прочее.
Почему Россия? Присутствие России в американской политике, прежде всего внутренней, сейчас беспрецедентно. Что случилось?
Во-первых, обнародование конфиденциальной информации, касающейся выборов, имело место, и эта демонстрация уязвимости произвела большое впечатление на партийно-политическую общественность. Насколько к этому приложили руку специалисты, связанные с Россией, — вопрос веры. Несекретная часть доклада спецслужб не содержит ничего, кроме тривиальных умозаключений на основе открытой печати, но можно, конечно, предполагать, что в секретном разделе содержится нечто более конкретное.
В принципе, идея о том, что кто-то в Москве захотел осложнить жизнь Хиллари Клинтон, известной своей резко антикремлевской позицией (она не уставала ее заявлять на протяжении всей кампании), не противоречит здравому смыслу и логике российско-американских отношений. Что им противоречит — тот масштаб, который придали этому гипотетическому факту.
Начиналось с тревоги по поводу некоего вмешательства, сейчас речь уже идет о тотальном манипулировании умами американцев и угрозе демократии в США.
Это, вероятно, отражает общую неуверенность, которая неожиданно воцарилась в американских политических кругах по итогам событий 2016 года.
Во-вторых, Россия выступает не сама по себе, а как символ того, что быстро ставшее для американцев привычным устройство мира, как оно сложилось после «холодной войны», под угрозой. Путин превратился (отчасти справедливо, но в основном чудовищно преувеличенно) в олицетворение антилиберальных устремлений, о чем многократно говорила та же Хиллари Клинтон. И поэтому обещание Трампа договориться с Россией воспринимается как вызов самим устоям политики Соединенных Штатов. Вступление в должность Трампа, похоже, только обострит идейную борьбу вокруг того, какова роль Америки в мире будущего.
«Величие» в понимании Дональда Трампа не предусматривает трансформации мира и других стран, хотя подразумевает доминирование, в то время как «глобальное лидерство» — это изменение окружающей реальности по американским лекалам. Последнее — явление в американской политике довольно новое, в полной мере оно расцвело только после «холодной войны». Но за четверть века успело стать аксиомой, так что пересмотр ее под давлением обстоятельств меняющегося мира оказывается очень болезненным. Попытка Трампа вернуться к более ранним образцам американской же политической традиции вызывает яростное сопротивление.
Трамп — пророссийский политик? Эта идея — продукт политтехнологов Демократической партии, поддержанный республиканскими недоброжелателями Трампа и зачем-то подхваченный российской пропагандистской машиной. Все, что известно пока о взглядах Трампа и людей, которые составят костяк его администрации, — это американский великодержавный национализм, уверенность в том, что США как самая сильная держава мира должна жестко проводить в жизнь свои интересы. Россия, претендующая на повышение роли и веса в мировой политике, по определению столкнется с такой Америкой по многим вопросам.
Впрочем, формы такого столкновения могут быть другими, чем до сих пор. Как сказано выше, отличие Трампа от всех предшественников после «холодной войны» (Клинтона, Буша и в несколько меньшей степени Обамы) заключается в том, что он не собирается менять Россию, ему все равно, какова она, лишь бы она не переходила дорогу Соединенным Штатам по важным для них вопросам. Отсутствие тяги к «трансформационной дипломатии» (выражаясь словами Кондолизы Райс), то есть желания изменить собеседника во время разговора, сыграет стабилизирующую роль для отношений. Четкая приверженность национальным интересам Кремлю понятна гораздо больше, чем либерально-глобалистская риторика.
Но, как справедливо заметил Трамп, он может договориться с Путиным, а может и не договориться.
Во втором случае неизбежен конфликт, возможно, весьма острый и гораздо больше напоминающий «холодную войну», чем сейчас. Администрация Трампа — сочетание силовиков, готовых эту силу применять, и брутальных прагматиков-бизнесменов, знающих толк в переговорах с атакующих позиций. От этой команды можно ожидать гораздо более прямолинейного подхода, что имеет для России плюсы и минусы. В любом случае это больше соответствует российскому представлению о «нормальных» отношениях, чем то, что было прежде.
Что дальше? Америка вступает в период острой политической борьбы, когда очень многое будет зависеть от умения Дональда Трампа заявить себя как дееспособного лидера.
Если ему удастся это сделать, то и вопрос об импичменте перестанет быть настолько актуальным, в США уважают деловитость и эффективность, даже если по сути действия многим не нравятся.
Если же в силу неопытности, запальчивости, упертости или чего-то еще Трамп забуксует, все противоречия только обострятся. И возможны любые сценарии. Самое главное, как сейчас говорят многие комментаторы, в том числе в самих Соединенных Штатах, страна становится одним из крупнейших факторов неопределенности в мировой политике. Роль для США совсем нетипичная, но так получилось.
Федор Лукьянов
