Так называемый «транзит власти», под которым понимают тот близкий или далекий момент, когда Владимир Путин передаст бразды кому-то другому, годами волнует наших аналитиков всех квалификационных уровней. Не готов внести вклад в составление сценария этих событий, но считаю, что полезно помнить об уроках предыдущего нашего транзита. Без знания которых путинскую технику управления просто не понять. А сейчас как раз исполнилось двадцать лет с мая 1999-го. Именно тогда определился сценарий ухода Бориса Ельцина.
Вот три главных тогдашних события:
12 мая крайне непопулярный президент Ельцин увольняет очень популярного премьера Евгения Примакова.
13 — 15 мая Госдума изображает бунт и пытается отрешить Ельцина от власти, но пункты обвинительного акта немного не добирают до требуемых двух третей голосов.
19 мая та же Дума безропотно утверждает президентского кандидата в премьеры — «интеллигентного силовика» Сергея Степашина, хотя еще накануне в Охотном ряду ждали другую кандидатуру.
Именно в эти дни операция «Преемник» преодолела самую сложную свою фазу, и стало ясно, что следующим главой России станет человек из ельцинского шорт-листа. По словам участников событий, Путин на тот момент в этом листе уже точно присутствовал, а возможно и стоял первым номером.
Теперь пройдем по пунктам.
Евгений Примаков, ветеран спецслужб, который после августовского дефолта 1998 года возглавил правительство с весьма неохотного согласия Кремля, не скрывал своих консервативно-централизаторских установок и определенно был предтечей нашего действующего вождя. Народ вместе с большей частью руководящего класса видели в Примакове естественного преемника Ельцина. Если бы он им стал, то, отработав два срока, в 2008-м по возрасту, видимо, покинул бы пост, позаботившись о преемнике. Ничто не мешает предположить, что им мог бы оказаться, например, и Путин.
Майское увольнение Примакова было крайне дерзкой пробой сил, авантюрным вызовом, который ельцинский Кремль бросил одновременно и низам, и верхам. Понятно, что Ельцин и его круг не считали Примакова лояльным человеком и подозревали, что под его руководством транзит будет недружественным для прежней верхушки. Но его смещение, как показали тогдашние опросы, почти поголовно осуждалось массами, а у «элитных» недругов режима оставался в руках инструментарий для контрудара — подготовленный к обсуждению импичмент Ельцину.
На стороне Кремля были: силовая машина, контроль над которой к тому времени был восстановлен; сплоченная президентская администрация, недавно возглавленная Александром Волошиным, с его выдающимся даром организатора; и заметная часть машины телевизионно-пропагандистской.
И этого оказалось достаточно. Сразу же выяснилось, что «общественным мнением» можно пренебречь. При всем своем раздражении, народ из-за примаковской отставки на улицы не вышел. А то, что «элиту» тоже легко приструнить, обнаружилось чуть позже, в дни споров об импичменте.
В этом мероприятии странным было все. Два из пяти обвинений (геноцид российского народа и умышленное ослабление обороноспособности страны) выглядели заведомо абсурдно. Три других (роспуск СССР в 1991-м, разгон Верховного Совета в 1993-м и Первая чеченская война, начавшаяся в 1994-м) отсылали к событиям, произошедшим до переизбрания Ельцина в президенты (1996), причем многие из обвинителей либо разделяли ответственность за эти действия, либо их одобряли.
Но сами по себе пункты выглядели угрожающе, и в случае импичмента, уволенному президенту пришлось бы плохо. Впрочем, фрондирующая «элита» боялась своего успеха больше, чем Кремль. Полсотни депутатов вняли доводам волошинской администрации и куда-то испарились, благодаря чему самому популярному (чеченскому) обвинительному пункту не хватило семнадцати голосов до требуемых трехсот.
Даже если импичмент и был бы утвержден нижней палатой, он ушел бы в верхнюю, а Дума на время его обсуждения членами Совета Федерации получила бы лишь иммунитет от роспуска и право сколько угодно раз отклонять выдвигаемых президентом кандидатов в премьеры. Но и этого Кремлю, вопреки первоначальным своим опасениям, удалось довольно легко избежать. Попутно им был извлечен урок: номенклатура труслива и манипулируема, зато уж если ей вдруг улыбнется успех, растопчет побежденных безо всякой пощады. Разумеется, Владимир Путин, который наблюдал за событиями с короткого расстояния, прекрасно помнит и это.
И заключительным актом того судьбоносного мая несколько дней спустя стало мгновенное утверждение смирившимся депутатским корпусом (298 голосов «за», 55 — «против») кремлевского выдвиженца в премьеры Сергея Степашина.
Собственно, тогдашний думский спикер Геннадий Селезнев полагал, что голосовать надо будет за Николая Аксененко, министра путей сообщения, но старый президент в последний миг переиграл. Течение событий окончательно убедило Ельцина, что сменщиком Примакова, а затем и собственным его преемником должен стать человек из спецслужб. Сценарий следующих стадий транзита власти окончательно определился.
Низы, региональные верхушки, а в большинстве и кремлевские люди интуитивно тянулись тогда к выходцам из органов, видя в них воплощение порядка и твердой власти, по которой все стосковались. Рейтинги Степашина взлетели вверх за считанные недели — в этом смысле Примаков оказался легко заменим. Как чуть позже и сам Степашин, уволенный в августе 1999-го за нехватку решительности.
Заменивший его Путин, сразу же объявленный преемником Ельцина, мог не тревожиться ни по поводу прохождения своей кандидатуры через депутатское голосование, ни относительно своей популярности в народе. Все уже было отработано и обкатано в мае.
Вот какой опыт, вбирающий в себя простые и действенные способы манипулирования массами, номенклатурой, силовиками, высшими должностными лицами и средствами пропаганды, был получен Путиным в критические недели тогдашнего транзита. Вероятно, он будет опираться на этот опыт и тогда, когда дело дойдет до собственного его отступления из власти. Изменить сценарий могут только другие участники процесса — если окажется, что после 1999-го логика их поведения стала другой.
Сергей Шелин
