Письмо из Еревана:
"По всему городу встречаются российские эскаписты. Бегают по нотариусам, переводят документы, сидят, лежат на лавочках, греются на солнышке. Февральские - уже старожилы, помогают теперь сентябрьским - подсказывают что, где.
Познакомилась со спецназовцем.
- Давно из России сбежал, Кирилл?
- Как только обьявили, так я к вечеру и поехал. Я же в спецназе служил, так что мне бы первому повестку и вручили. А я не хочу никого убивать! Война уже проиграна, осталось недолго, дождусь здесь конца, а дальше посмотрим.
- Почему ты так считаешь?
- Потому что я пять лет назад своими глазами все видел, когда в армии был. Вы думаете, нас учили воевать?! Не-а! Я за год всего два раза с парашютом прыгнул! А парашюты, как и все остальное, допотопные, ещё со времён СССР, купол маленький, неудобный, вот ногу себе отбил, три года болела. Ведь правильно приземлялся: не на пятку, не на мысок, с наклоном, всей ступней, а все равно. И чем воевать - то? Автоматы Калашникова тоже советские. В учебке ещё пострелял вволю, а как в Хабаровск, в боевую часть перевели -там скукотища и уставщина.
- Уставщина - это что?
- Значит все строго по уставу, но это ещё хуже, чем дедовщина. Тебя никто не ударит, но не дай бог заметят, что ты кусок хлеба из столовой взял, заставят отжиматься тысячу раз. Я, знаете, больше всего в жизни боялся в тюрьму попасть, а когда пошёл в армию, оказалось, что там, как в тюрьме - все по понятиям.
И все всё воруют. Идём в столовую обедать, нас сто человек, сто бушлатов, с нами два охранника - бушлаты охранять. Пообедали, из столовой вышли - семь бушлатов не хватает. Охранники недоглядели. Зато бушлат потом можно у каптерщика купить. Я рядом с дневальным спал, дневальный обязан за имуществом смотреть. Просыпаюсь, у меня шапку украли. Я к дневальному: где шапка? Не усмотрел - отдавай свою. Он отдал, потом у кого - то купил за 500 рублей.
И это во всем! Где оно, сверхзвуковое оружие? Я его не видел. А мы элита - спецназ. В Новосибирске, в учебке, нас чему - то научили: как мина устроена рассказали, дали пострелять из револьвера, а как в часть перевели, так нами вообще никто не занимался. Офицеры ненавидят свою работу, им на все плевать, они на работу ходят только, чтоб деньги получать. И деньги собирать с солдат, как в школе, то на линолеум, то на шторы, но так их не покупали.
Ну, марш-броски были. Мне было интересно себя показать. И все. И кто будет обучать этих мобилизантов? Нас, спецназ, некому было обучать. Знаю и контрактников. Они сходили в зону и теперь по госпиталям лежат, пачками рапорты пишут, отказываются воевать. Сейчас рукопашных боев нет, ты противника не видишь. Поэтому ребята посмотрели на современные минометы и воевать расхотели. Так что мобилизованных скоро по домам распустят. До атомного оружия дело не дойдёт, а если захотят применить, то оно просто не долетит, на нашей же территории упадёт».
Кстати, в армянской армии солдат кормят по системе «шведский стол», в рационе всегда мясо, овощи и фрукты. никто хлеб из столовой не тырит».
Это письмо из Еревана с рассказом русского спецназовца я показал человеку, который не был в России больше 20 лет. Он сказал, что примерно так всё это и представлял себе в своих спокойных раздумьях «о судьбах моей родины», как он выразился. Мы привычно поговорили о том, что всё дело, как ни верти, в природе, имея в виду природу не только власти. Я рад был случаю опять вспомнить слова моей матери-колхозницы, закончившей три класса и третий коридор: «Всэ в людыні прыродою дієця». Всё в человеке природой вершится. В человеке – значит и в сообществе человеков, в любом народе, стал я добавлять с годами от себя.
