Количество саммитов Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) с участием центральноазиатских лидеров за последнюю четверть века перевалило за полсотни, но эти ритуальные встречи давно перестали вызывать интерес у широкой публики. А вот Консультативная встреча глав государств Центральной Азии, прошедшая в конце ноября в Ташкенте, – всего лишь вторая по счету (первая была в Астане в марте 2018 года), но на нее действительно стоит обратить внимание, и не только из-за отсутствия там России.
Впервые лидеры всех пяти государств региона оказались готовыми обсуждать центральноазиатские проблемы настолько дружелюбно и конструктивно. Это дает надежду, что нынешняя попытка скоординировать региональные усилия будет более удачной, чем многочисленные предыдущие.
Попытка вторая
Косвенным подтверждением важности прошедшего в Ташкенте саммита стал состав его участников. Если на предыдущей встрече в Астане в 2018 году одного из пяти президентов все-таки не хватало – лидера Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедова заменял его сын Сердар, то в этот раз Бердымухамедов присутствовал, как и президенты Узбекистана, Таджикистана и Киргизии, а Казахстан вообще представлял больше, чем президент – сам елбасы (национальный лидер) Нурсултан Назарбаев.
Назарбаев приехал не зря. В Ташкенте к его многочисленным титулам прибавился еще один – он был избран председателем Консультативных встреч лидеров Центральной Азии. Формат принимает регулярный характер, и, как объявил хозяин ташкентского саммита, президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев, в следующем году третий саммит проведут «в прекрасном городе Бишкеке».
Попытки создать общую площадку для стран Центральной Азии предпринимались и раньше. Так, в 1994 году появилось Центрально-Азиатское экономическое сообщество (ЦАЭС). В него вошли Казахстан, Киргизия, Таджикистан и Узбекистан. Туркменистан в том году провозгласил государственный нейтралитет и предпочел держаться в стороне от соседей.
Через восемь лет, в 2002-м, из аббревиатуры ЦАЭС исчезла «Э» и возникло Центрально-Азиатское сообщество (ЦАС). Спустя два года, в 2004-м, по приглашению покойного ныне узбекского президента Ислама Каримова к ЦАС присоединилась Россия. А еще через год Сообщество исчезло, растворившись внутри ЕврАзЭС.
Но кто сейчас помнит об этих структурах, кроме Википедии? И почему можно надеяться, что нынешняя попытка общей координации постсоветских государств региона будет успешнее? Есть несколько факторов, позволяющих хотя бы рассуждать об этом.
Старые помехи
В Ташкенте настаивают, что создается не структура, а «диалоговая площадка», которая позволит доверительно обсуждать важные для всех стран региона проблемы, начиная от водно-энергетических и до гуманитарных, включая вопросы безопасности и взаимной торговли.
Мирзиёев говорил о стремлении создать «безбарьерную» Центральную Азию. Он имел в виду снятие препятствий на границах, отмену виз, оформление пунктов пропуска, чтобы не мешать свободному перемещению людей и грузов. На первый взгляд все это кажется маниловщиной, ведь и раньше такие попытки не раз предпринимались.
Пожалуй, все предыдущие попытки не могли быть удачными. Каждое государство выживало, как могло. Выстраивало себе заграничные модели, ориентируясь на которые надеялось достичь процветания. Узбекистан в середине 1990-х провозгласил «турецкую модель» развития, но быстро отказался от нее, испугавшись распространения идей пантюркизма.
Туркмения со своими четвертыми в мире запасами газа мечтала стать вторым Кувейтом, но больших успехов на этом пути не достигла. Таджикистан долгие годы не мог оправиться от последствий кровопролитной гражданской войны. Киргизия меняла старых президентов на новых, путем проб и ошибок выстраивая свою пусть доморощенную, но демократию.
Одновременно чуть ли не между всеми соседями по региону время от времени вспыхивали жесткие пограничные конфликты из-за земли, воды, пастбищ, хозяйственных объектов. Оставшиеся в наследство от Союза неделимитированные границы стали главным препятствием на пути к выстраиванию цивилизованных отношений.
Именно столкновения, случившиеся в начале нынешнего года на киргизско-таджикской границе, где были и погибшие, стали одной из причин того, что планировавшаяся на весну встреча в Ташкенте тогда не состоялась. Уж слишком напряженным и драматичным был диалог между Бишкеком и Душанбе, чтобы можно было надеяться на доброжелательную атмосферу саммита.
Совсем не благостно выглядел и обмен взаимными обвинениями между Таджикистаном и Туркменистаном по поводу использования водных ресурсов. Ашхабад обвинял Душанбе в том, что строительство Рогунской ГЭС чревато опасными последствиями для всего региона. В ответ из Душанбе раздавались упреки из-за строительства на севере Туркменистана искусственного озера Алтын-Асыр (Золотой век), которое могло увеличить сток Амударьи, главной водной артерии Центральной Азии.
Однако в Узбекистане – главном организаторе центральноазиатского сотрудничества – не унывали и не опускали руки. Региональное сотрудничество стал одним из главных приоритетов второго президента страны Шавката Мирзиёева. То, что было невозможно при Исламе Каримове с его многочисленными фобиями и антипатиями по отношению к соседям, реализовалось при его преемнике.
Новые стимулы
Шавкат Мирзиёев резко сменил политику Узбекистана в регионе и был готов на самые неординарные шаги. Прежде всего, он занялся налаживанием отношений с соседним Таджикистаном. Такого же рода шаги Ташкент предпринял и в отношении Туркмении. Достаточно вспомнить, куда Мирзиёев совершил свой первый зарубежный визит после прихода к власти в сентябре 2016 года. Тогда в мировых столицах с напряженным интересом гадали, какой курс выберет новый лидер крупнейшей страны Центральной Азии – Москва, Пекин, Брюссель, а может, Вашингтон?
Не угадал никто. Второй президент Узбекистана первым делом направился в соседний Ашхабад. Именно в диалоге с Туркменией было важно показать, что Ташкент стремится искренне крепить добрососедские отношения в регионе. Эту готовность Ташкент подтвердил около года назад, когда учел возражения Ашхабада и перенес площадку для строительства АЭС подальше от туркменской границы.
Также Узбекистан успешно посредничал в напряженных отношениях между Таджикистаном и Туркменией, что было в интересах всего региона.
Все эти усилия помогли добиться того, что нынешний ташкентский саммит, в отличие от большинства подобных встреч, был лишен конфронтационных настроений и взаимной отчужденности. Напротив, и это стало определенным сюрпризом даже для его участников, лидеры демонстрировали готовность объяснять свои проблемы, не высказывая упреков в адрес коллег.
Скажем, президент Киргизии Сооронбай Жээнбеков объяснял, что его страна не стремится сделать воду товаром, но ей необходимо получать достаточно средств для поддержания своих ГЭС в рабочем и безопасном состоянии. А президент Таджикистана Эмомали Рахмон заверял коллег, что опасения насчет недостатка запасов питьевой воды в Центральной Азии не обоснованы, крупнейший на Памире ледник Федченко длиной 77 километров, шириной три километра и глубиной километр – тому гарантия.
Мирно и конструктивно обсуждали и другие вопросы. Говорили об урегулировании в Афганистане как о важнейшей проблеме для всей центральноазиатской пятерки. О демографии, которая к 2025 году покажет 78 миллионов населения в регионе, а значит, необходимо в опережающем темпе готовить рабочие места. О сотрудничестве в сфере безопасности. О проектах кооперации в экономике для «формирования цепочки добавленной стоимости». Шавкат Мирзиёев предложил организовать инвестиционный форум стран региона в Ташкенте. И даже указал на необходимость создания единого узнаваемого туристического бренда Центральной Азии.
Одним словом, все это можно назвать поисками центральноазиатской идентичности, которые возобновляются после не слишком удачных попыток прошлых лет.
Центральная Азия – не Россия
Однако вопрос, заданный выше, – что может быть гарантией успеха этих поисков, – остается актуальным. Не будут ли все эти благие пожелания очередным сотрясением воздуха, каким бывает послевкусие от очередных саммитов, а совместное заявление и регламент работы по организации консультативных встреч – единственными свидетельствами поисков идентичности?
В Ташкенте в ответ указывают на необычайно конструктивную атмосферу саммита, который и вправду можно назвать удавшимся. Ничего подобного регион не знал со времени распада СССР. Следовательно, говорят тут, можно надеяться на деятельное сотрудничество в рамках региональной пятерки государств.
Важно ли здесь говорить о политической характеристике этих государств? Безусловно, некоторые из них – это жесткие автократии, если не сказать больше. Точно так же утвердительно следует отвечать на вопрос, а не сказывается ли это на взаимном сотрудничестве. Но это не означает, что от него нужно отказываться, требуя в качестве предварительного условия построение демократии. К тому же сложно представить, как можно выстроить демократию в Центральной Азии раньше, чем это удастся сделать в России.
Важно и другое, и на этом особенно настаивает президент Узбекистана, что «проведение встреч глав государств Центральной Азии в формате консультаций – это не повод для разговоров о создании какой-либо новой региональной организации». Не приходится сомневаться, что эта фраза адресована Москве, где особенно остро переживают по поводу того, не уходит ли регион из-под заботливого крыла российского влияния.
Центральная Азия вряд ли хочет куда-то уйти. Скорее – заняться собой, причем не только в нынешних границах. Речь идет об Афганистане, который во многом свой для региона. Миллионы этнических таджиков, узбеков и туркмен живут там, но считают сопредельные страны своей исторической родиной. Готова ли Россия относиться к Афганистану с той же степенью близости? Вопрос риторический.
Показательно, что на состоявшемся перед ташкентской встречей саммите ОДКБ в Бишкеке президент Путин в своем выступлении ни разу не упомянул Афганистан, если не считать обсуждавшихся там мер по укреплению таджико-афганской границы. На что обратили внимание чувствительные к таким деталям афганские наблюдатели, расценившие это как свидетельство отсутствия глубокого интереса Москвы непосредственно к самому Афганистану. С этим трудно спорить, и в том числе и поэтому Центральная Азия – не Россия.
