В России продолжают активно обсуждать скандальные заявления разных чиновников. «Государство не заставляло вас рожать детей»… «Пенсионеры могут прожить на 3500 рублей в месяц, ведь есть же макарошки и сезонные овощи»… «Как начинающая учительница может требовать зарплату выше 9000 рублей в месяц, ведь она ничего из себя не представляет?»… Обсуждаются эти скандальные заявления исключительно в том духе, что чиновники на местах совсем совесть потеряли. Зажрались. Оторвались от народа. Как будто когда-то было иначе.
Если внимательно изучить сказанное, все эти заявления были сделаны региональными чиновниками в контексте разговоров о деньгах. Точнее, об их нехватке. Поэтому разные неприятные слова местных бюрократов являются всего лишь перепевами хита Дмитрия Медведева «Денег нет, но вы держитесь».
Однако есть во всех этих резкостях и колкостях в адрес народа другая, никем особо не замеченная, но не менее важная сторона. Не очень понятно, почему говорить в лицо народу какие-то неприятные вещи хуже, чем морочить «простым людям» голову высокопарными славословиями и неисполнимыми обещаниями.
Какой смысл начальству восхвалять народ, если оно не создает условий, чтобы люди могли достойно жить, кормить себя, стариков и детей?
Смысл есть. Негласный запрет на критику народа в российском культурном коде и политическом языке не случаен. Хотя критиковать народ в России неприлично было далеко не всегда. Впрочем, делали это все-таки не государственные чиновники.
«Никогда ни один народ не был менее пристрастен к самому себе, нежели русский народ...». Это Петр Чаадаев, «Апология сумасшедшего». 1837 год. Чаадаева, как известно, за год до этого объявили сумасшедшим, но вовсе не за критику народа.
«Народ, который блуждает по Европе и ищет, что можно разрушить, уничтожить только ради развлечения». Это Федор Достоевский. Написано во второй половине ХIХ века.
«Народ, который ненавидит волю, обожествляет рабство, любит оковы на своих руках и ногах, любит своих кровавых деспотов, не чувствует никакой красоты, грязный физически и морально, столетиями живет в темноте, мракобесии, и пальцем не пошевелил к чему-то человеческому, но готовый всегда неволить, угнетать всех и вся, весь мир». Это Иван Шмелёв, замечательный консервативный православный русский писатель, эмигрант, честный человек, бессребреник. И это уже начало ХХ века.
Даже еще в середине 90-х годов прошлого века в КВН могла проскочить кажущаяся невозможной теперь такая шутка. Один молодой человек говорит другому: «Не понимаю, как из таких придурков, как мы, получается такой великий народ, как наш».
В Советском Союзе публичная апология народа была возведена в культ и являлась частью официальной идеологии. Плакаты «Слава советскому народу» с разными приписками, объясняющими это величие, или без оных, встречались повсюду.
Более того, когда представитель какой-нибудь национальности добивался каких-нибудь успехов в творчестве или спорте, его было принято пафосно именовать «славным сыном» такого-то народа. При этом преступников или диссидентов той же национальности «сыновьями народа» не называли. Плохие или враждебные, с точки зрения государства, люди у нас частью народа вообще не считались.
И сейчас в речах политиков разного калибра дежурная похвала «народу-богоносцу» считается нормой. Хорошим тоном. Но это не бескорыстные похвалы. Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку.
Как известно, публичная критика власти на протяжении практически всей российской истории, мягко говоря, не приветствовалась. Редкие и короткие по времени исключения только подтверждают это правило. В позднем СССР у действующей власти завелась было привычка критиковать предшественников, причем не только «проклятый царизм». Но общего принципа «безгрешности» и «неприкасаемости» власти это никоим образом не отменяло. Причем он дополнялся потрясающей по степени отсутствия логики максимой «народ ошибаться не может». Почему, собственно? Миллион или 50 миллионов грешных людей могут ошибиться точно так же, как каждый из нас в отдельности.
Сейчас критика поведения народа в нашей стандартной картине мира — такая же «русофобия», как и критика политики власти. Но этот негласный запрет на критику народа очень выгоден обеим сторонам. Потому что если власть всегда все делает верно, а народ «мудрый, великий, терпеливый, высокодуховный» и никогда не ошибается, кто тогда виноват в наших бедах и проблемах? Правильно: третья сила. Внешний враг. Табуируя публичную критику народа, власть тем самым снимает и с него, и с себя ответственность за проблемы страны. Власть у нас хорошая, народ прекрасный — какие могут быть претензии? Мы не виноваты. Виноваты всегда «они».
Возникает такой негласный, но очень прочный союз безгрешных и неприкасаемых. Власть хвалит народ, чтобы тот не вздумал ругать власть. По крайней мере, публично. К тому же в России этот культ снисходительно-хвалебного отношения к народу подпитывается еще и тем, что любая власть у нас всегда считала себя хозяйкой страны, а народ кем-то вроде слуг. Сейчас, в лучшем случае — безличным «электоратом». Причем власть очень четко отделяет себя от народа, когда ей это выгодно, или, наоборот, прикидывается частью народа.
Понятно, что разговоры о собственном величии, могуществе, богоизбранности на хлеб не намажешь. Но людям чисто психологически приятнее чувствовать себя частью великого народа, а не потомками тех, кто написал «четыре миллиона доносов». Носителями истинной духовности, а не внуками тех, кто разрушал храмы и строил на их месте бассейны во славу новой коммунистической религии.
Признавать личную и тем более коллективную вину больно, горько, неприятно. Это требует работы над собой. Для этого нужно стать личностью, почувствовать ответственность сначала хотя бы за себя, а уже потом за страну.
Никакой народ сам по себе не может быть ни хорошим, ни плохим. Он состоит из людей. А люди — разные. При этом, очевидно, народ может совершать подвиги самоотверженности. Таким великим народным подвигом самоотверженности была наша победа во Второй мировой войне. Но это не значит, что и тогда в народе не было предателей, подлецов, палачей-коллаборационистов.
Когда чиновники говорят, что пенсионер может прожить на 3500 рублей в месяц или что государство не заставляло нас рожать детей, мы естественно и справедливо возмущаемся. Но кто выбирал губернатора, в администрации которого работает такой чиновник? Кто дал государству карт-бланш содержать лузерские политические режимы за тридевять земель от России за наш счет? Кто «горячо поддерживал и одобрял» любые решения партии и правительства? Массовые репрессии. Каждое колебание «линии партии».
Никакой абстрактной России не существует. Есть конкретные люди, населяющие страну. Совершающие конкретные поступки. Считать себя априори великими и безгрешными — как-то не очень прилично. А спрашивать с власти, но прежде с себя самого — прилично и правильно. Какая, в сущности, разница, хвалит ли нас власть или ругает, если мы все равно не спрашиваем с нее за ее действия и сами не хотим отвечать за свою страну?
Семен Новопрудский
