Сейчас трудно себе представить, что даже та, первая независимость - как и вторая, провозглашенная в 1991 году, - родилась не в результате боев и четкого осознания большинством граждан необходимости появления своего государства - а по воле обстоятельств. Февральская революция в империи, негибкость Временного правительства в украинском вопросе, большевистский переворот ... Нечто подобное происходило и в августе 1991 года - августовский путч, неспособность союзного руководства прислушиваться к украинским пожеланиям, фактический переворот Ельцина ... А результат всего этого - независимость, успех тех, кто хотел не украинской автономии, не "особых отношений" с Москвой, а своего государства.
При этом и в 1918, и в 1991 году независимость была как бы «отложенной». То есть она провозглашалась, но одновременно имелось в виду, что если империя "одумается" и поймет чаяния украинцев, то с ней возможны какие-то особые отношения. Даже в знаменитом Четвертом Универсале 22 января 1918 года указывалось на возможность рассмотреть в будущем украинском Учредительном собрании "федеральную связь" с "народными республиками бывшей Российской державы". Федеративное связь! Вам это ничего не напоминает? В 1991 году, уже после провозглашения второй независимости, Украина вступила в СНГ и на долгие десятилетия закрепила в сознании окружающего мира свою принадлежность к постсоветскому пространству и особые связи с метрополией. Мы не знаем, как поступили бы руководители УНР - ведь Ленин начал войну против Украины практически немедленно, а Путин - через 23 года после провозглашения независимости. Но не уверен, что нужно доказывать: украинское общество, украинская политическая элита инфицированы плохой московской болезнью. Этот политический сифилис отступает только тогда, когда Россия начинает убивать и сжигать. Но как только в Кремле успокаиваются, в Киеве снова начинают думать, как бы лучше договориться. Это напоминает брак с дебоширом, который пьет беспробудно, бьет родственников и соседей и практически безнадежный. Но стоит пияку "завязать", как соседи немедленно приходят к нему в гости с тортом и фикусом и предлагают дружить домами. А что делать, если он в соседней комнате и у него газ?
Конечно, такое восприятие независимости - я бы назвал его национальной склонностью к коллаборации - делает украинских государственников ужасно одинокими в собственной стране на протяжении всего этого века. Я бы никому не пожелал такой судьбы - жить у себя дома, иметь все возможности для государственного строительства и постоянно сталкиваться с ужасным национальным равнодушием, упрямым непониманием приоритетов и самого смысла существования Украины. Но такое отношение к независимости порождает и международное одиночество украинского государственного проекта. И в 1918, и в 1991 году к Украине в мире относились скорее как к недоразумению, чем как к настоящему государству. В 1918 году союзники появлялись только тогда, когда оказывалось, что можно использовать Украину как буфер в противостоянии с Россией - так думали немецкие генералы в последние месяцы существования монархии и так, очевидно, рассуждал Пилсудский, когда решил поддержать Петлюру. Но в целом отношение к самой идее украинской государственности совершенно невозможно сравнить с тогдашним отношением Запада к независимости Польши, Чехословакии, прибалтийских стран. Конечно, поляки, чехи или литовцы могли говорить о восстановлении государственности. Однако у латышей или эстонцев государственной традиции было не больше, чем у украинцев. И все же сомнений в том, что они - не часть России - не было. И даже тогда, когда Сталин оккупировал эти страны в 1940 году, они остались на политических картах. А Украина - исчезла, была заменена симулятором УССР. Потому что мало кто сомневался в том, что имеет дело с продолжением России. Нечто похожее повторилось и в 1991 году, когда нас долго уговаривали - между прочим, на уровне президента США - принимать участие в "обновлении" СССР, а потом долго воспринимали как территорию СНГ, как "недороссию".
Конечно, можно во всем обвинить Запад. Но дело не в Западе, а в нас самих. Постоянная борьба сторонников независимости со сторонниками капитуляции, украинцев "хохлами" происходит на глазах цивилизованного мира в наиболее решающие моменты нашей истории. Наши граждане - причем отнюдь не этнические россияне - публично сокрушаются по поводу исчезновения любимых российских телепередач и невозможности приобщаться к великой российской культуре. Мы все время стараемся придумать какой-то второй русский язык вместо того, чтобы перейти на украинский. Сотни тысяч украинцев продолжают жить и работать в России, ездить в Россию даже в те годы, когда россияне убивают их соотечественников - так было и после 1918, и после 2014 года. Оккупанту удается найти достаточное количество коллаборационистов, чтобы оформить "лицо" Малороссии - начиная от Юрия Коцюбинского и заканчивая разнообразными Януковичами и Захарченками. Сами украинцы готовы смотреть в рот любому заезжему гастарбайтеру, который учит их, как надо жить - так, будто здесь не самостоятельное государство, а Курская область. Задачи государственного строительства постоянно подменяются экономическими потребностями. Это сейчас на первом плане среди вызовов для общества - война. Но мало кто понимает, что единственное лекарство от войны - сильное государство. Сильное не только брюхом, но и духом. Прежде всего - духом. Бедные страны, которые осознавали свою особенность, выживали в противостоянии с сильнейшим врагом. А богатые государства с неопределенным менталитетом просто разваливались на части и становились добычей хищников.
Это - азбучные истины. Но именно они определяют Украинский век. И пока мы не поймем, что нужно не говорить правильные слова, а совершать правильные поступки ради своей страны - так и останемся для одних осколком их бывшей империи, для других - буфером между ними и этой империей, для третьих - инструментом для обуздания амбиций этой империи. Украиной мы для них не будем до того дня, пока не станем Украиной для самих себя.
