— Не может быть! — вдруг вскричал он. — Это точно твой отец?
— Да, — второй глупо улыбался, будто предчувствуя, что сейчас случится нечто из ряда вон выходящее, настолько важное, знаменательное, что об этом долго ещё будет говорить весь народ, вся страна, все человечество.
— Господи, я же узнаю его! Эти руки, крепкие и вместе с тем нежные пальцы звонаря Успенской церкви на 15-ой линии Васильевского острова! Разве ж можно забыть эти мозоли, которыми он царапал мой голый зад, тайно крестя в церковной лохани? Заработанные на лесоповале, где он сидел с 1934 года? Я был тогда еще младенец, совсем несмышленый, пару недель всего, маленький совсем, безволосый. Но как же я до сих пор отлично все помню. Разве можно это забыть? Этот тошнотворный запах лагерного барака, шедший от его ватника. Такое ничем не выветришь, никакой хлоркой, никаким ладаном, никакими одеколонами. А этот взгляд! Взгляд человека с Колымы, пробовавшего, верно, человечину? Как он был по-звериному плотояден! Аж слюни на меня пускал, осеняя крестным знаменем. Не мудрено, что я тогда обмочил от страху его рясу! Шельмец, а? Поп – толоконный лоб!
Он тихо хохочет, стуча Патриарха костяшками пальцев по голове, и кругом его заискивающе смеются, трясущимися руками извлекая фотографии отцов и матерей. Сейчас он будет припоминать, где и кого из них и когда видел и, верно, не пропустит никого. Никогда и никого. Никогда и никого…
P.S.Редкая фотография с маленьким Владимиром Путиным и бабушкой Александра Залдостанова «Хирурга», которая спустя десять минут подарит ему первый в его жизни деревянный мотоцикл. На следующий день после крещения отцом Патриарха Всея Руси Кирилла (на заднем плане).
