"В историческое время живем, братцы..." - Аркадий Бабченко

"В историческое время живем, братцы..." - Аркадий Бабченко

Читаю о Махно. Прочитал три тома его автобиографии, которые он успел написать до своей смерти в Париже, сейчас заканчиваю читать биографическую книгу о нем Василия Голованова. И вот... Какое-то у меня внутри чувство, воротит, не отпускает. Не дежа-вю, конечно, потому что те события были раньше, но какого-то совершенного наваждения, расплывания времени и реальности.

Махно, в девятнадцатом году стоявший во главе шестидесятитысячной армии, в двадцать первом ушел в Румынию с отрядом в семьдесят семь человек. Левка Задов был с ним три года, потом вернулся в Советскую Россию, сдался ОГПУ, потом служил там, дослужился до полковника ГПУ и был расстрелян в тридцать восьмом. Владимир Белаш ушел с отрядом в Турцию, но не пробился, был схвачен, отсидел, работал, расстрелян. Феодосий Щусь зарублен в бою. Марусю Никифорову повесили деникинцы. Матушка Галина, жена Нестора, работала в Германии, схвачена после Второй мировой, отсидела восемь лет, доживала в Джезказгане как обычная бабулька в платке. Его дочь отсидела пять лет. Каретник схвачен и расстрелян. Атаман Григорьев убит самим Махно. Петр Аршинов вернулся в Советскую Россию и был расстрелян. Сам Нестор Иванович умер в Париже.

Гигантский водоворот, поднявший и объединивший людей во имя одного дела, от которого потом разлеталось, разлеталось ошмотьями - то шестьдесят тысяч, то двенадцать, то тысяча четыреста, то семьсот пятьдесят, то семьдесят семь, то два, то один. Это там, этот там, этот там. Объединенные вместе тектоническими историческими событиями люди слились воедино, и, казалось бы, никогда больше не должны были потом расставаться, но дороги их расходились, пробиваясь, как буров через гранит, через Красную армию, Махно терял и терял людей, и Днестр переплывал уже совсем с горсткой оставшихся. А умирал потом каждый из них уже сам, в одиночестве, совсем в разных местах.

И вот читая все это, у меня полное ощущение... Черт, не знаю, как сказать.

За последние годы водоворот событий поднял и объединил гигантское количество людей. Нас было много, нас только пива попить собиралось человек по тридцать-сорок, и этот водоворот поднял и слил воединое, а потом от него начали отваливаться люди, потом Майдан, потом Донбасс, потом война, кого-то убили, кто-то сдался и пошел служить в ГПУ, кто-то оказался на той стороне, кто-то погиб, и вот небольшим отрядом вы тоже уходите в эмиграцию, и там у людей у каждого тоже уже своя жизнь, и вас разводит в разные стороны, и портретов убитых уже все больше и больше, кто-то сидит, кто-то остался и там и что-то пробует еще сделать, многие смирились и приняли, а кто-то из твоих ближайших друзей стал твоим злейшим теперь врагом, и при встрече вы, наверное, убьете друг друга, потому что ненавидишь ты их теперь прозрачной, звенящей хрустальной ненавистью, и люди, с которыми ты познакомился уже здесь, в Украине, и которые стали близки тебе на Майдане и там, под Славянском, тоже уже уходят в стороны, потому что у каждого тоже своя жизнь, и прошло уже чуть не пять лет, и начинается этот второй круг разделения, и количество портретов погибших, с кем познакомился уже здесь, тоже растет, и «Белая гвардия», и «Бег» и акации гроздья душистые и «ничего теперь не надо нам, никого уже не жаль»...

Я об этом уже почти и перестал думать, я уже больше не строю планов на будущее, потому что уже вообще не представляю, каким оно будет, это будущее - как пойдет, так и пойдет - но осознать, уложить это в голове не могу все равно.

Этот гигантский водоворот осядет, и нас останется совсем небольшое количество от того, что начинали в начале. И никто из нас еще и не знает, останется ли он вообще.

В историческое время живем, братцы.

Аркадий Бабченко