— Баюн! — позвала Баба-Яга. — Хватит уже в окно смотреть. Пошли в карты играть.
— Сейчас, — отозвался Баюн. — Тут такое зрелище — глаз не оторвать!
— Чего там интересного?
Яга вдруг нахмурилась:
— Ты что, опять зелья нахлебался, валенок? Опять у тебя там ёлки с берёзами танцуют?
— Ни в коем случае! — Баюн поморщился. — Я зарёкся пить неизвестные мне зелья после того случая. Тут просто Царевич застрелиться пытается. Жду вот.
— Чего? — ахнула Яга. — Как это — застрелиться?!
— Ну вот так. Из лука. Уже второй час пытается.
Яга выглянула в окно: Царевич сидел под ёлкой, лил горькие слёзы и пытался ногой удержать стрелу на тетиве.
— Да что ж ты делаешь, родненький! — завопила Яга, выбегая из избушки. — Да нельзя же так!
Она подбежала к Царевичу и выхватила лук из его рук:
— Ну кто же так делает-то, а? Ты чем думаешь вообще? Вот, возьми это зелье — одна капля и уже через секунду будешь на том свете!
Царевич выпучил глаза, пробормотал что-то невнятное и бросился наутёк через лес.
— Куда же ты, сынок? — с издёвкой закричала Яга. — Зелье-то, зелье возьми!
— А ещё и слёзы лил, — проворчал Баюн. — Я даже поверил в серьёзность его намерений. Что это было, бабушка?
— Дурь в голове, — усмехнулась Яга. — Есть такие люди, которые вместо того, чтобы попросить помощи, начинают привлекать внимание к своим бедам глупыми способами. Ты думаешь, Царевич случайно пришёл именно к моей избушке?
— Нашей.
Избушка дёрнулась и Баюн выпал с окна на землю.
— К моей, — повторила Яга. — Царевич знает, что я могу помочь, а просто попросить дурь мешает. Вот и разыгрывает представление. Понял?
— Само собой, — пробормотал Баюн, отряхиваясь. — Я же не дурак. Только мне теперь интересно, а почему тогда бывает так, что люди просят помощи без всяких представлений, а им не помогают?
— Это другая сторона. Одни не умеют говорить, другие не умеют слышать. Это как с дитями. Потеряет дитё куклу и слёзы льёт…
— Тоже мне горе!
— Вот об этом я и говорю, — закивала Яга. — Для тебя, как и для других, это глупость. А для дитя это настоящая трагедия. На чужую беду, нужно смотреть чужими глазами, а люди о ней судят по своему к ней отношению, понимаешь меня?
— А что же ты, на беду Царевича, его глазами не посмотрела? — ехидно спросил Баюн.
— Посмотрела.
— А чего не помогла тогда?
— Настроение пакостливое, — широко улыбнулась Яга. — Ты его лицо видел, когда я зелье предложила?
— Это было явно не то, чего он ожидал, — хихикнул Баюн. — Что у него за беда-то?
— Царевич в том году был в гостях у иноземного Короля и влюбился в его дочь. Теперь страдает, потому что они никогда не смогут быть вместе.
— Почему?
— Потому что он сам себе это придумал, — ответила Яга. — Он даже не знает, что Принцесса тоже в него влюбилась. Даже не пытался узнать. А вообще Король с радостью отдаст свою дочь за нашего Царевича.
— Погоди, — засмеялся Баюн. — То есть он мог написать Принцессе письмо, узнать, что чувства взаимны и жить счастливо, но вместо этого он молча страдает, потому что сам себе придумал, что и как будет?
— Именно.
Баюн задумчиво почесал лапой за ухом:
— А ещё нас злодеями называют. Люди сами себе больше зла делают, чем мы можем представить.
— Умнеешь, — с неподдельным уважением в голосе сказала Яга. — Царевич вот теперь меня винить будет — я ведь не помогла, значит, я и виновата в том, что он не может быть вместе с Принцессой.
— И так ему будет легче жить? — спросил Баюн.
— Намного. Настолько, что через полгода женится на боярской дочке. Но всю жизнь будет вспоминать о Принцессе и ругать меня на чём свет стоит.
— Хотя ты ко всему этому не имеешь никакого отношения, — усмехнулся Баюн. — Да уж, бабушка, весела наша злодейская жизнь. Пошли лучше в карты играть, ну их, этих людей.
Роман Седов
