Бывший представитель США в ООН Саманта Пауэр не удовлетворилась коротким выражением соболезнования по поводу смерти своего бывшего коллеги Виталия Чуркина. После критики в свой адрес отставной дипломат опубликовала пространную колонку на страницах одной из самых авторитетных американских газет New York Times. Из этого текста видно, что Пауэр прекрасно помнит о всех одиозных заявлениях Чуркина в Совете Безопасности ООН и обо всех его голосованиях, которые стоили жизни тысячам людей — мирных жителей Грузии, Украины, Сирии. Но она отделяет Чуркина-дипломата от Чуркина-человека. Она воспринимает Чуркина просто как инструмент в руках государства, в руках Путина. И полагает, что другой инструмент был бы похуже предыдущего — поэтому не стоит возлагать на умершего дипломата ответственность за преступления, совершенные его собственным государством.
В чем истоки этого удивительного отношения к злу? Возможно — в смерти идеологий. Когда американские дипломаты противостояли национал-социализму или коммунизму, они прекрасно знали, что их германские или советские коллеги принимают решения, исходя из человеконенавистнических ценностей. Считалось, что решение идти на государственную службу в гитлеровской Германии или сталинском Советском Союзе мог принять только человек, разделяющий идеалы нацизма или большевизма. И вряд ли такой человек — настоящий черт с рогами — мог быть другом уважающего себя западного дипломата.
Но когда нацизм был побеждён, а коммунизм стал хиреть, в домах западных дипломатов появились советские приспособленцы, не ценящие в жизни ничего, кроме квартир, машин и денег. Конечно, такие люди могли даже тайком ругать Советский Союз — в коммунистические времена они не могли удовлетворить свою жажду потребления. Конечно, они не скрывали своей любви к Америке или Европе — там их коллеги жили богаче. Идеологических разногласий между западными и советскими дипломатами больше не было — а с победой в “холодной” войне они исчезли окончательно. Тогда же российские приспособленцы получили возможность ограбить страну и наконец-то зажить так, как они хотели до краха СССР.
Именно поэтому Саманта Пауэр не видела в Виталии Чуркине идеологического оппонента. Она видела в нем жертву путинского сумасбродства. Возможно, симпатия к умершему коллеге зиждется на том, что Чуркин говорил ей на самом деле — этого даже после смерти дипломата в газете не расскажешь. По своему опыту общения с советскими и российскими чиновниками я могу предположить, что живой Чуркин значительно отличался от телевизионного. Что он ненавидел все то, что защищал — и Саманта Пауэр знала об этой ненависти. Живой Чуркин мог мечтать пережить Путина и его Россия также, как пережил Советский Союз — и уже затем, в новой, проклинающей Путина и его клику стране, реабилитироваться, стать министром иностранных дел, работающим над выводом российских войск из Крыма или Сирии, дипломатом, голосующим в полном согласии с американскими и европейскими коллегами. И Саманта Пауэр знала о его мечтах. Просто все это не имеет ровно никакого значения.
Не имеют значения взгляды, высказанные шепотом в надежде понравиться порядочному человеку. Не имеют значения мечты, которые могут сбыться только в случае, если благоприятно сложатся обстоятельства.
Имеют значение только поступки.
Когда в Польше — социалистической Польше — ввели военное положение, целый ряд ведущих дипломатов этой страны отказался от работы на государство. Так было всегда и везде — когда государство проявляло враждебность к своему народу или окружающему миру, всегда находились дипломаты, которые не желали делить с ним ответственность. Не мечтали, не бесились в кабинетах — а просто уходили, чего бы им это не стоило. В том числе и в современной Украине времен Майдана.
Но только не в России. Только не в ней. Никто из российских дипломатов — какие бы преступления ни совершала его страна — не отказывался от своей службы. Потому что он делит с государством не ответственность, а дачи, машины и деньги. А еще возможность жить подальше от страны, которую эти люди коллективно презирают.
И я не думаю, что они что-то там ненавидят или о чем-то там мечтают. Просто за долгие годы жизни на Западе они научились делать вид — чтобы хоть как-то быть похожими на людей, с которыми там общаются.
Да и вообще — чтобы хоть как-то быть похожими на людей.
Виталий Портников
