Дискуссии по поводу создания совместной армии Евросоюза вдруг реально оживились. Когда президент Франции Эммануэль Макрон недавно выдвинул эту идею, президент США Дональд Трампа её осудил (разумеется, в твите), а вот канцлер Германии Ангела Меркель её поддержала (хотя и призывая к осторожности).
Тема стала актуальной в ноябре, когда отмечалось столетие окончания Первой мировой войны, что естественным образом привлекло внимание европейцев к вопросам войны и мира. Совершая поездку по полям сражений Первой мировой, Макрон завил, что «мир в Европе не гарантирован», и что «мы не сможем защитить европейцев, если не решимся создать настоящую европейскую армию».
Цель создать европейскую армию была впервые поставлена ещё на самых ранних этапах европейской интеграции после Второй мировой войны. В 1954 году французский парламент отказался ратифицировать договор, который предусматривал создание «Европейского оборонного сообщества» и совместных вооружённых сил с участием Западной Германии, Франции, Италии, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга. После этого структуры интеграции, которые со временем легли в основу современного Евросоюза, стали больше ориентироваться на экономику, при этом территориальная оборона обеспечивалась НАТО и американским зонтиком безопасности.
Тем не менее, на протяжении уже нескольких десятилетий наблюдается тенденция к выработке единой политики ЕС в сфере международных отношений и безопасности, и именно с учётом этой цели создавались новые европейские структуры и институты. И всё же нынешние дискуссии о европейской обороне действительно необычны. До сих пор Евросоюз содействовал сотрудничеству, прежде всего, в сфере научных исследований и разработок, в то время как различные группы стран занимались созданием разнообразного потенциала в сфере обороны и безопасности. В бюджете ЕС на следующие семь лет, по всей видимости, будет выделено значительное финансирование на подобные проекты.
Макрон прав, оценивая стратегическую ситуацию вокруг ЕС как всё более нестабильную. Европейцы сегодня сталкиваются с реваншизмом России, самоутверждением Китая и разрушительными действиями США. Хотя в последние годы Америка расширила военное присутствие в Европе, она уже давно считает европейский континент в первую очередь платформой для проведения операций на других театрах действий. Сейчас, когда Трамп поставил под сомнение обязательство Америки защищать Европу, ни для кого не должно стать сюрпризом появление новых предложений создать европейскую армию.
Между тем, в Европе есть лишь три страны, обладающие серьёзной стратегической культурой: Франция, Великобритания и Россия. У всех трёх стран имеется глубокое институциональное понимание геополитической динамики, а также значения военной силы. Более того, российская программа модернизации армии позволяет сделать вывод, что эта страна расширяет опору на жёсткую силу для продвижения своих интересов.
Тем временем, Франция создаёт новый механизм – «Европейская инициатива быстрого реагирования». Эта инициатива объединяет государства с реальным оборонным потенциалом, которые готовы его применять. Самое важное: эта новая группа стран будет включать Великобританию даже после её выхода из ЕС. Впрочем, предложенная Макроном концепция европейской армии под центральным командованием на уровне ЕС в обозримом будущем будет оставаться лишь мечтой по одной простой причине: государства редко отказываются от собственных армий добровольно.
Но о более широкой цели Макрона всё же стоит задуматься, поскольку она простирается намного дальше текущих проблем, таких как Трамп или Брексит. Если кратко, Макрон призывает Европу выработать более последовательную и автономную стратегию продвижения собственных интересов в сфере безопасности и обороны в XXI веке.
Надо ли говорить, что такой проект наткнётся на множество препятствий. Угрозу применения Россией ядерного оружия можно сдерживать лишь ядерным оружием США. Хотя французы и британцы не любят это признавать, у них просто недостаточно собственных ядерных арсеналов, и это особенно очевидно сейчас, когда Россия обновляет свои ядерные силы. Помимо обеспечения ядерного сдерживания, США, по всей видимости, будут и дальше оставаться центром командования, контроля и разведки при осуществлении общеконтинентальных операций.
Кроме того, европейцам придётся урегулировать целый ряд внутренних противоречий. Германия будет настаивать, чтобы все новые программы осуществлялись структурами ЕС, а все операции обязательно одобрялись парламентом. Но британцы перестанут входить в ЕС, а кроме того, они сохранят скептическое отношение к французским идеям стратегической автономности, поскольку это предполагает ослабление НАТО. То же самое касается восточных стран ЕС, которые ещё меньше желают разрыва связей с НАТО или с США.
Несмотря на все эти трудности, явно формируется консенсус по поводу необходимости реструктуризации европейской обороны. Внешним предлогом для этого является возрастание угрозы со стороны России, Китая и Ближнего Востока (в широком определении). Однако неприятная реальность состоит в том, что возобновление интереса к военной интеграции является ещё и следствием ослабления стратегических позиций Европы из-за Брексита и – отчасти – Трампа.
Я ожидаю, что именно французская – а не европейская – армия будет маршировать по Елисейским полям в день взятия Бастилии ещё много десятилетий. Но я также ожидаю, что европейские страны начнут более убедительно защищать свой суверенитет и будут действовать коллективно в вопросах безопасности.
Карл Бильдт
