Зачем нам деньги МВФ?

Зачем нам деньги МВФ?

Отечественные реформы не могут не удивлять — под их аккомпанемент уже выросло первое поколение независимой Украины, которое теперь обивает пороги посольств западных стран и Китая.

Рецепты же реформ не меняются. Меняются их проводники. Сегодня они корят своих предшественников за незнание английского языка.

Программа с МВФ, тем не менее, буксует — третий ее транш планировался еще в прошлом сентябре. Но тогда не сложилось в основном из-за бюджетно-финансовых проблем. Потом затрещала парламентская коалиция, стал очевиден провал налоговой реформы, а бюджет-2016 сумели сверстать лишь под Новый год. В январе, по случаю войны и кризиса, депутаты и топ-чиновники всласть отдохнули. В феврале же парламент признал работу правительства неудовлетворительной. Меморандум с ним МВФ пересматривать не стал.

Новое правительство казалось настроенным решительно. Один из первых его шагов стал и самым радикальным — для всех потребителей была установлена единая цена газа. Эта рыночная атака должна была разблокировать программу расширенного финансирования (EFF). Тем более что она нас к тому и не обязывала. Однако МВФ этот радикализм оценил по-своему — миссию в Киев отправил, но денег… не дал.

Кроме этого, были и другие миссии, поездки в Вашингтон, рабочие встречи, конструктивные диалоги и твердая убежденность в получении транша в мае (июне, июле, августе). При этом его объем варьировался от исходных 1,7 млрд долл. до 1 млрд и обратно. Озвучивалась возможность получения не одного транша, а сразу двух. Сообщалось, что МВФ обсуждает его судьбу с первыми лицами страны.

Вопрос по сути

Тем временем Украина успела не только посеять, но и поднять урожай нового года. Это невольно заставляет задуматься о том, а зачем нам вообще эти деньги Фонда? Вопрос с подвохом. Особенно если вспомнить, почему мы обратились к программе EFF.

Ее согласовали в марте 2015 г., не закончив действовавшую тогда двухлетнюю программу Stand-by, так как с той не заладилось: международные резервы не столько росли, ксколько сокращались, свободный курс гривни “вылетал” за 30 грн./долл., ускорились инфляция и спад производства.

Выходом стала новая программа (EFF), в рамках которой был расширен с 17,1 млрд долл. до 17,5 млрд пакет помощи Украине, увеличен с двух до четырех лет срок его действия, поддержана рассрочка части наших внешних платежей.

Благодаря этому удалось перезагрузить отношения с Фондом, заручиться максимально длительной его программой, облегчить работу с другими иностранными партнерами. Были ли реалистичны все положения новой программы? Вряд ли. Хотя бы потому, что “амбициозность”, которую так ценят в МВФ, далеко не всегда означает “реализуемость”. Об этом свидетельствует и отказ от программы Stand-by, принятой годом ранее.

Но тут не меньше вопросов и к нам самим. Ведь Меморандум об экономической и финансовой политике — формально, наш собственный продукт, под который МВФ либо дает деньги, либо нет. Учитывая же результаты прошлого года (падение ВВП — 9,9%, инфляция — под 50% и такой же курсовой провал гривни), финансовая поддержка для Украины не казалась лишней.

Приятная неожиданность

Однако пауза с третьим траншем не повлекла за собой видимых последствий. Более того, сегодня еще надо доказать, что она чревата для Украины проблемами. По крайней мере, на это указывают наши регуляторы и их действия.

Первое, к чему они апеллируют, — курс гривни, на стабилизацию которого Фонд собственно и дает кредиты. А здесь, как ни крути, ситуация резко изменилась: с начала года гривня укрепилась как на наличном, так и на межбанковском сегментах, НБУ валюту на рынке вчистую выкупает (+1,5 млрд долл. за семь месяцев), население ее охотно продает (если полагаться на официальную банковскую статистику), международные резервы пусть медленно, но растут, внешние обязательства правительства и НБУ выполняются полностью и вовремя.

Потребительская инфляция упала до 7,9%, что позволило НБУ уменьшить почти вдвое свою учетную ставку (до 15,5%). Вслед за ней снизились ставки межбанковского рынка.

На этом фоне НБУ смягчает валютные ограничения: снижена с 75 до 65% норма обязательной продажи валютной выручки, увеличен до 12 тыс. грн лимит покупки населением наличной валюты, поднята до
150 тыс. грн планка обмена им валюты без предъявления паспорта, появилась возможность перечислять дивиденды иностранным инвесторам, сокращен до одного дня срок депонирования гривни для покупки безналичной валюты, увеличен с 90 до 120 дней срок оплаты внешнеторговых контрактов и т.д.

Параллельно Минфин сообщает о росте бюджетных поступлений. На 1 августа остатки на едином казначейском счете достигали 11 млрд грн (на 22% больше, чем в начале года). Стал показывать годовой рост и реальный ВВП: 0,1% в первом квартале и 1,3% — во втором.

При всем этом финансовую поддержку Украина не получает не только от Фонда, но и от многих других официальных кредиторов. Видимо, поэтому министр финансов сегодня уже не видит особой потребности в транше, рассматривая его сугубо как “сигнал инвесторам, что… правительство движется в правильном направлении”.

Тем временем Госстат уже фиксирует рост иностранных вложений в наш акционерный капитал (+5,4% за январь—июнь этого года). Так что вроде и не кризис получается, а идиллическая пастораль. Не жалеет для нее красок и НБУ, регулярно отмечая, что валюту в резервы он покупает “не от случая к случаю”, играя против рынка, а следуя его фундаментальным трендам (на укрепление гривни). Поскольку же такие тренды за месяц-два не появляются и не исчезают, наши перспективы должны быть безоблачными.

Без ретуши

Увы, причин для такого умиротворения не видно. Ведь, как свидетельствуют последние 20 лет, в каждое очередное пике наша экономика отправляется вслед за падением мировых цен на сырье. Тут-то мы и хватаемся за спасательный парашют Фонда. Между тем восходящие порывы на сырьевых рынках сегодня так слабы и мимолетны, что назвать их трендом не решится даже случайный любитель.

На рисунке приведена динамика мировых цен на пшеницу — один из важнейших экспортных товаров Украины. Период: январь 1996 г. — июнь 2016-го. Пшеница выбрана исключительно как пример. Вместо нее можно взять любой другой ключевой продукт отечественного экспорта: сталь, аммиак, подсолнечное масло, кукурузу, сою и т.д.

 

В каждой из этих групп ценовая амплитуда и ее отдельные фазы по-своему уникальны. Однако общий профиль их ценовых взлетов и падений аналогичен тому, что наблюдается на рынке пшеницы: провал в конце 90-х, восстановление после 2000-го, резкий взлет в 2007—2008 гг., крутое пике в 2008—2009-м, подъем в 2010-м и, наконец, затяжной спад после 2012 г.

Совместив эту картину с периодами наших обращений за кредитами МВФ, можно сделать нескольким простых, но крайне занятных выводов.

Прежде всего, оказывается, что помощь Фонда нам требуется исключительно при падении мировой конъюнктуры на сырье. Причем объем его поддержки зависит от длительности и глубины этого падения. Так, в 1996-м, 1997-м и 1998 г. были заключены три программы кряду — мировые цены на пшеницу тогда упали в 2,5 раза. Потребность в двух последних программах
2014-го и 2015 г., опять-таки, совпала с таким же провалом цен на зерно (2,3 раза после пиковых значений в 2012 г.).

Безусловно, текущие проблемы Украины несут глубочайший отпечаток военно-экономических потерь и издержек. Тем не менее не будь их, кризис бы все равно случился — из-за нашей сырьевой специализации.

По этой же причине потребность Украины в кредитах МВФ исчезает или вообще отсутствует при росте цен на сырье. Так, например, было с программой Stand-by 2004 г. при восходящем сырьевом тренде. Программа тогда носила упреждающий характер, и Украина не воспользовалась выделенными ей 605 млн долл.

Несколько иной оказалась ситуация с программой Stand-by 2010 г. Фонд ее утвердил довольно легко — он тогда старался максимально локализовать последствия глобального кризиса 2008—2009 гг. Программы им по этой причине открывались быстро, а кредиты раздавались щедро. С этой целью даже были увеличены квоты стран — участниц Фонда, дабы те могли занимать у него больше средств.

Однако Украина выбрала только два транша. После этого программа застопорилась не в последнюю очередь из-за подъема сырьевой конъюнктуры: благодаря ей отпала необходимость в выполнении жестких и непопулярных обязательств. Ведь и без них наш ВВП в 2010 г. вырос на 4,1% и на 5,2% — в 2011-м.

Оценка перспектив

Украинская экономика не просто малая и открытая, она сырьевая. Набор ее основной продукции нехитрый: сельхозтовары, черные металлы да простейшая химия. Вот, собственно, и все, чем она интересна миру. Это заметно не только на внешних рынках, но и на внутреннем, так как технологическому импорту нам противопоставить нечего — то, что было, за годы независимости утратили, нового же ничего не создали. Поэтому, когда снижаются цены на экспортное сырье, наша экономика впадает в кому: сжимаются не только доходы и пенсии, но и национальные горизонты.

Что на них сегодня маячит? Мелкая сырьевая рябь, благодаря которой мы и обходимся пока без внешних подпорок. Но пойдут ли цены на сырье в рост или продолжат снижаться, не знает никто. МВФ, например, не рисует им радужных картин. Согласно его апрельскому прогнозу, цены на продовольствие в этом году упадут на 5,6%, а в следующем — еще на 0,9%, цены на металлы, соответственно, на 14,1 и 1,5%. Сельхозсырье в текущем году потеряет в цене 10,3%. В следующем же, дай бог, замрет на месте (+0,4%). Но нам и этого критически мало, так как отечественная экономика оживает лишь при подорожании сырья.

Наихудшие же перспективы на нашем традиционном рынке — черных металлов. И дело здесь не только в потере части Донбасса. Страны G20 в своем июльском коммюнике специально отметили глобальный избыток мощностей по производству стали. Поэтому рассчитывать на устойчивый рост ее цен несерьезно, как и общей сырьевой конъюнктуры — та же “двадцатка” относит к главным проблемам мировой экономики низкую инфляцию и нестабильные цены на сырье.

Касается ли это Украины? В полной мере. Рост ВВП остается символическим. При падающей инфляции это углубляет дефицит бюджета. В первом полугодии он достиг 35 млрд грн, или 13% полученных госбюджетом доходов. Из-за этого остатки на казначейском счете снижаются — их объем хотя и значителен, но уже вдвое меньше, чем в начале апреля.

Затишье на валютном рынке — хрупкое. При низкой сырьевой конъюнктуре и открытых офшорных счетах его главным прикрытием были валютные и монетарные ограничения. Но НБУ встал на путь их отмены. Так что нынешнее скольжение гривни неудивительно. Что неясно, так это дальнейшие шаги Нацбанка, так как он продолжает указывать на “фундаментальные курсовые тренды” и опускать регуляторные затворы.

Реакцию на это населения и бизнеса легко заметить по растущим котировкам доллара. Будут ли они его и дальше охотно продавать? Зависит от новых курсовых высот и того, какие “фундаментальные тренды” увидит за ними Нацбанк.

В поисках выхода

Вопрос “Что делать?” — риторический, поскольку ответ на него всем хорошо известен: избавляться от сырьевого вируса. То, что им поражены бедные страны, ни для кого не секрет. Как и тот факт, что именно они — неизменные пациенты МВФ. Другое дело, что вслух об этом упоминать не принято. Публично говорят о странах с формирующимися рынками.

Однако эта политкорректность не всегда уместна, так как легко вводит в заблуждение, намекая, что этим странам надо лишь копировать манеры стран с развитыми рынками. Но то, что у них совершенно иной технологический уклад, производственные циклы и финансовые возможности, обычно не говорят.

Неудивительно, что МВФ в таких условиях превратился в валютную неотложку на сырьевой периферии. При этом его рецепты достаточно просты: меньше есть и больше трудиться. Правда, чего не знает и сам Фонд — кому нужен труд, когда нет спроса на его продукцию?!

Так что пульс своим бедным клиентам Фонд обычно реанимирует. Но самостоятельно они начинают дышать только при возобновлении сырьевой конъюнктуры. Когда же та становится достаточно высокой, пациенты покидают программу реабилитации, как вполне здоровые. Но лишь до поры до времени — пока их снова не свалит приступ сырьевой анемии.

Известно ли об этом МВФ? Да. Но все дискуссии на эту тему неизменно переводятся из экономической плоскости в… юридическую: Фонд не занимается программами производственного развития, это не его профиль.

Знают ли об этом в правительстве и НБУ? Должны бы. Но там все чаще связывают наше будущее с… сельским хозяйством. Не с авиастроителями, ракетчиками или электронщиками, а с аграриями. И немудрено, ведь сегодня наши государственные (!) банки, не зная, куда девать миллиарды гривен, дают их в долг (!!)… Национальному банку (!!!). За что тот платит им … по 15,5% (!) годовых. А недавно —и все 20%. Из воздуха — за счет эмиссии. Такое вот антикризисное ноу-хау.

Одна лишь незадача — заводу “Антонова” в это время не хватает средств для выполнения зарубежных заказов.

Какие реформы — такие и жертвы

Программы МВФ не панацея, а квалификационный минимум — по образу и представлению международных кредиторов. Участвовать в них Украину никто не заставляет. Но если она их подписывает, а после получения транша-другого резко сходит с дистанции, это со временем начинает раздражать. Зарубежных партнеров — из-за ощущения обмана. Внутри страны — по той же причине. А также из-за отсутствия иных альтернатив.

Каковы перспективы такой политики? Ответ очевиден: помимо испорченной репутации, судьба сырьевого придатка. “Благодаря” ей, минимальная пенсия в Украине уже составляет 45 долл./месяц, что лишь немногим выше черты бедности по определению ООН. Так что, если начнет дорожать сырье, и наши пенсии, возможно, задержатся на сегодняшних отметках. Нет — продолжат падать дальше. Плюс повысится пенсионный возраст. На сколько? Да на сколько упадут эти самые цены!

К сожалению, это и есть, по сути, “магистральный путь” украинских реформ. Ведь все уроки кризисов, пройденных за четверть века, мы свели не к борьбе за технологические преимущества, а к… отказу от них. Поэтому, оказываясь в очередной раз у сырьевой бездны, начинаем сетовать на безвыходность ситуации. И сталкиваем в нее самых беспомощных. При этом не перестаем сокрушаться безжалостностью реформ, которые требуют жертв.

Все ли так безнадежно? Отнюдь. Далеко не все — безропотные статисты. Пусть и локально, но прилагаются усилия, чтобы вытащить страну из сырьевой трясины. Наглядный пример — запрет на вывоз необработанного леса и тяжелая борьба за соблюдение этой нормы.

Парламентский комитет по промышленной политике пытается создать агентство по страхованию технологического экспорта, аналоги которого повсеместно работают не только в индустриальном мире, но и у наших ближайших соседей. Комитет по финансовой политике ищет пути перезагрузки банковской системы, чтобы использовать ее ресурс в системно важных сферах производства, не довольствуясь механическими чистками НБУ.

Смысл этих инициатив прост: обеспечить тому же заводу “Антонова” свободный доступ к приемлемым кредитам и страховой поддержке государства. Это — минимальный финансовый пакет в арсенале всех наших конкурентов, которые тотально давят отечественную продукцию как на внешних рынках, так и на нашем внутреннем.

Подобные проекты — возможность массового создания рабочих мест не только в наших технологических сегментах, но и в смежных с ними областях. Занимайся мы ими раньше, и, возможно, не было бы проблем ни с угольными копанками, ни с янтарными шурфами. Как, впрочем, и трагедий в Донбассе и Крыму.

Но даже эти давно перезревшие меры встречают сопротивление. Так, по невероятным слухам, указанные инициативы депутатов не поддерживают Минэкономики и НБУ. Верить в это, конечно, не хочется. Ведь по данным социологов, 72% опрошенных не довольны курсом страны, указывая одной из главных ее проблем некомпетентность власти (79%).
Источник