"Что было, то и будет. Изменит ли коронавирус человеческую цивилизацию" - Владислав Иноземцев

"Что было, то и будет. Изменит ли коронавирус человеческую цивилизацию" - Владислав Иноземцев

Апокалиптические прогнозы на тему «мир никогда не будет прежним» сопровождают каждое событие планетарного масштаба. Но часто ли они сбываются на самом деле?

22 ноября 1963 года на авиабазе Эндрюс приземлился бело-голубой Boeing 707 Air Force One, на борту которого находилось тело только что убитого президента Джона Кеннеди. На летном поле, где присутствовали журналисты и члены администрации, состоялся знаменитый обмен фразами между Мэри Макгрори, звездой The Washington Star, и Дэниэлом Патриком Монихэном, молодым заместителем министра труда. Журналистка, плача, сказала: «Мы никогда не сможем больше смеяться…», а чиновник ответил: «Нет, мы еще будем смеяться, но мы никогда не вернем дни нашей молодости».

Эта история вспоминается мне на фоне повсеместных стенаний относительно того, что «мир не будет прежним» после ныне поразившей его эпидемии; что люди перестанут путешествовать и общаться и что мир, оцепенев от страшной экономической катастрофы, «будет отброшен в лучшем случае куда-нибудь в средневековье». Скажу сразу: такие прогнозы смешны. Думаю, многие сегодня помнят страшный день 11 сентября 2001 года, когда в Соединенных Штатах за несколько часов лишились жизни почти 3 тысячи человек — всего в полтора раза меньше, чем за все время нынешней эпидемии. Первые же прогнозы говорили о несомненной «деглобализации», разрушении единства мировой экономики — и, конечно же, о том, что все будут сидеть по домам и никто не будет летать. Сколько пассажиров перевезли авиакомпании на 2000 год? 1,67 млрд. На сколько снизился пассажирооборот к 2002 году? На 2,8%. Какой был пассажиропоток в 2018 году? 4,23 млрд. Конечно, именно потому, что все предпочли никуда не ездить. Сейчас все всхлипывают по поводу «черного понедельника» 9 марта, когда Доу-Джонс обрушился более чем на 2000 пунктов и до сих пор не вышел из пике. Мне жаль всех, кто потерял на падении фондовых рынков, которое обошлось американским инвесторам в тот день в $2,1 трлн. Однако стоит напомнить, что 33 года назад, 19 октября 1987 года, рынок за один торговый день рухнул не на 7,8%, как сейчас, а на 22,6%, спровоцировав потери, которые на нынешние деньги составляли $3,8 трлн. Сколько лет потребовалось рынку для того, чтобы компенсировать потери, которые за осень 1987-го превысили 40%? Три с половиной года. Где находились индексы через десять лет? На вдвое более высоких уровнях, чем летом 1987-го. А чем, кстати, закончился тот жуткий год? Ростом американского ВВП на 3,4%1. И ведь пока мы имеем в основном экономические проблемы, которые лечатся весьма и весьма быстро, особенно с теми финансовыми возможностями, которыми обладают современные правительства (в отличие, например, от 1929 года). И даже войны, в которых гибнут миллионы людей, забываются за десятилетия, какой бы тяжести ни были совершенные во время них преступления. Французы и немцы давно лучшие друзья, никто не думает покушаться на американских туристов в Хиросиме, и даже отдельные части бывшей Югославии скоро воссоединятся в Европейском союзе. А если уж говорить о Средневековье, то, простите за цинизм, оно продлилось бы в Европе на пару сотен лет дольше, если бы катастрофический дефицит рабочей силы после чумы 1346–1353 годов, выкосившей четверть местного населения2, не взметнул в Старом Свете ростки капитализма.


Питер Брейгель Старший. Фрагмент картины «Триумф смерти», 1563. Национальный музей Прадо, МадридИллюстрация: Wikimedia Commons

На мой взгляд, нынешние настроения объясняются довольно просто — и в российском случае подпитываются двумя причинами.

Первая из них универсальна: плохие новости всегда и всюду привлекают больше внимания, чем хорошие. За этим явлением стоят, с одной стороны, страх, порождаемый возможными негативными изменениями в жизни (боязнь стать жертвой насилия или эпидемии, потерять деньги, активы, работу); а, с другой стороны, зависть, привлекающая внимание к тому, как плохо идут дела у кого-то еще (сколько умерло людей в Ухани, сколько миллиардов потеряли Безос и Гейтс, и т. д.). Эти две самых сильных эмоции современного человека, действуя как бинарный боезапас, начисто «вырубают» рациональность и способствуют распространению паники, лишь усугубляющей последствия первоначального кризиса. Желание «не оставить проблему нерешенной» или же «дать отпор», как правило, оборачивается действиями, имеющими еще более печальные последствия (можно, к примеру, сравнить $7 млрд компенсаций, выплаченные жертвам 11 сентября, с почти $2 трлн, в которые американцам обошлись последовавшие войны в Афганистане и Ираке). После того как острая фаза кризиса заканчивается, внимание к вызвавшим его событиям резко снижается. На мой взгляд, когда те же американцы сядут в конце года за стол в День благодарения, предметом обсуждения будут результаты ноябрьских выборов и встреча Рождества, а прогулки в масках и толпы желавших успеть вернуться домой европейцев в аэропортах превратятся в предмет для шуток.

Вторая более свойственна России и порождена двумя моментами, которые заметны все отчетливее. С одной стороны, Россия все больше отстает от остального мира — и поэтому наши соотечественники с особым тщанием выискивают признаки его якобы неизбежных проблем и неисправимых изъянов. Американские рынки упали на 30%. Мир никогда не будет прежним! Это, судя по всему, должно стать утешением для тех, кто в глубине души понимает, что в Америке рынки снижаются от уровней, в 2,1 раза превышавших докризисные показатели 2007 года — к которым, замечу, российский RTS даже не приблизился до того, как снова сорвался в пике. Вот, наконец, как глупо выступил Трамп, серьезно подорвав свои шансы на переизбрание. Ну конечно, давайте пожалеем старика Дональда и рушащуюся американскую экономику — но сначала, может, вспомним, насколько нас вдохновляют очередные 16 лет Путина, да подождем подведения экономических итогов 2020 года в собственной стране. С другой стороны, рассуждения о том, что сейчас на Западе люди «перестанут выходить из дома» и общество рухнет в связи с распадом социальных связей, тоже вызывают сомнения. На мой непросвещенный взгляд, еще большой вопрос, кто предпочитает сидеть на диване и проводить часы и дни, тупо глядя в экран. Во Франции в 2018 году число заполнявших улицы в отдельные дни «желтых жилетов», протестовавших против относительно незначительного повышения цен на бензин, превышало 100 тысяч человек. В 2017 году в Вашингтоне на «Женский марш» после инаугурации Трампа вышли 450 тысяч. А в Лондоне я был свидетелем того, как на волне недовольства Брекзитом город 23 марта прошлого года заполнило более миллиона людей. А что там в Москве в связи с недопуском оппозиции на местные выборы? 500 тысяч? 300? Нет, всего 20. Но зато сколько тревог за аполитичный Запад.

Нет ничего более ошибочного, чем судить об истории из настоящего. И нет ничего более бессмысленного, чем пугать людей будущим

Мир создан так, что он состоит из проблем и кризисов, но все они лишь укрепляют способность человечества выживать и развиваться. Конечно, случаются страшные преступления и ошибки, которые в итоге обходятся в миллионы жизней, но стоит лишь восхищаться тем, насколько реже (подсказываю: приблизительно в 400 раз за последние 100 лет, если брать десятилетние скользящие средние) европейцы стали погибать в военных конфликтах3 и (почти в 800 раз за тот же срок) становиться жертвами массовых эпидемий. Практически каждый большой экономический кризис становится школой для работы над ошибками — и если в 1901–1935 годах в США средняя рецессия обваливала ВВП на 8,5%, то после 1970 года — всего на 1,7% (о том, сколь эффективно помогают пострадавшим от экономических тягот современные социальные системы, я и не говорю). Что же касается нынешней эпидемии нового вируса, я лишь повторю очевидные факты. Наш мир становится все более глобальным. Перемещаясь по планете, люди постоянно вступают в контакт с микробами и вирусами, которые для них неизвестны и против которых у них нет иммунитета. Напомнить, во сколько обошлось в XVI столетии прибытие европейских колонизаторов в Центральную Америку? Приблизительно в 80% местного населения, не знавшего оспы и других привезенных из чуждых им стран болезней4. Сколько умерло в мире от гриппа H2N2, вырвавшегося из того же Китая в 1957 году? 1,1 миллиона человек. Что покажет нам Google, если мы поищем основные события этого года? Подписание Римского договора; стычки в Литл-Роке где афроамериканские дети впервые пошли в школы для белых; противостояние вокруг Суэцкого канала; запуск первого спутника; обострение ситуации во Вьетнаме; смерть Кристиана Диора. 2020-й лет через десять будет выглядеть подобным же образом.

Нет ничего более ошибочного, чем судить об истории из настоящего. И нет ничего более бессмысленного, чем пугать людей будущим. Потому что будущее — это наша жизнь. Пусть и не такая молодая, как та часть, которая осталась позади, но наша. Одна и единственная. И у нас нет выбора иного, как радоваться ей и надеяться на лучшее. А что до макропрогнозов, то лучший из них был дан несколько тысяч лет назад, когда Екклесиаст, сын Давидов, царь в Иерусалиме, сказал:

Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться,
и нет ничего нового под солнцем

Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»;
Но это было уже в веках, бывших прежде нас

Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет,
не останется памяти у тех, которые будут после.