Москва внимательно следит за реакцией на ее действия в рамках политики «сближения» на российско-американском треке и старается не допустить, чтобы ее позицию интерпретировали чересчур вольнодумно и чтобы не протаскивали в приоткрывшиеся ворота всяческие «европейские хотелки».
Для этого у Москвы есть «багор и ведро», то есть Лавров и ТАСС, всегда готовые напомнить миру о том, что такое традиции советской дипломатии, восходящие к Молотову и Громыко (я, конечно, предпочел бы Горчакова, но с этим пока туго). Именно в этом ключе следует воспринимать последние заявления Лаврова, где он сделал «осаже» всем тем, кто посчитал, что после Аляски позиция Кремля претерпела какие-то существенные изменения.
Отнюдь. Из заявлений Лаврова следует, что никакого «особого уважения» Путин к Трампу не проявил, а «каким он был (питерским пацаном), таким и остался». Главное в сказанном Лавровым сводится к тому, что Россия ни на йоту не отъехала от своих требований, изложенных в стамбульском протоколе 2022 года, в том числе по демилитаризации Украины. По крайней мере, так это можно понять.
Если это действительно так, то это естественным образом сводит все усилия по деэскалации на нет и превращает переговорный процесс Трампа в одну большую «Панаму», при помощи которой Москва хочет потянуть время, внести раскол в ряды своих противников, притормозить военную помощь Украине, создавая тем самым максимально благоприятные условия для своей армии «на земле», чтобы она как можно быстрее чисто военными средствами достигла первоначальных целей войны. Остроумно, но рискованно.
Есть две возможные интерпретации слов Лаврова. Мягкая: он просто дает понять, но не очень удачно, что, если Европа будет «наглеть», то Кремль может просто сдать назад. Жесткая: Путин решил сыграть с Трампом в ту же игру, в которую Зеленский сыграл с ним самим в Париже еще до пандемии: сымитировать согласие на смягчение позиции, а когда Трамп увязнет в переговорах, сделать вид, что его неправильно поняли.
Если речь идет о втором, то надо понять – это игра Путина или Лаврова? Второе маловероятно, конечно, но всякое бывает. Плюс просто случаются и ошибки (тогда они будут Лаврову дорого стоить). Но если первое, то Путин играет с огнем. Уязвленный и униженный в глазах Европы и собственной электоральной базы Трамп непредсказуем и очень опасен.
Впрочем, мне кажется, в Вашингтоне что-то в этом роде подозревают и поэтому так гонят лошадей, не желая растягивать процесс даже на месяц. Так что Путину придется в течение пары недель прояснить, кто из двоих блефует: он или Лавров?
О Кремле, как о смоковнице, можно судить только по плодам. Пока плоды не вызрели, остаётся лишь строить версии и сценарии. Нынешний всплеск дипломатической активности можно интерпретировать двояко: как «стратегию выхода» и как «операцию прикрытия». Каких-то точных критериев, позволяющих выделить один из этих сценариев как доминирующий, в моем распоряжении нет. Оба возможны.
В первом случае в Кремле осознают стратегическую тупиковость ситуации, в которую завел страну режим, и начинают искать комфортный для себя выход из войны. Во втором случае в Кремле не происходит никаких переоценок стратегии, но идет активный поиск тактических приемов и уловок, позволяющих эффективно довести первоначальный план войны до конца и достигнуть ранее намеченных целей.
В первом случае дипломатические усилия – это самостоятельный «второй фронт», на котором Путин предполагает «капитализировать» войну, «откэшиться» (хотя бы в виде признания Крыма российским и закрепления за собой де-факто Донбасса и сухопутного коридора в тот же Крым) и выйти из этого опасного бизнеса. Во-втором – дипломатия играет роль отвлекающего маневра в рамках «большой войны».
Я уверен, что в Кремле есть сторонники как первого, так и второго подходов, которые «вдувают Путину в уши» свои нарративы. В голову Путина не влезешь, и поэтому достоверно сказать, к какому из них он лично склоняется, я не берусь. Но есть индикатор, от которого может сильно зависеть, на какую чашу весов он в конечном счете бросит свою личную, решающую гирьку.
Таким индикатором является, на мой взгляд, персональное истинное отношение Путина к Трампу и его оценка Трампа. Тут возможны варианты, как говорится. Одно дело, если Путин рассматривает Трампа как «полезный бульдозер», с помощью которого можно снести ненавистные Кремлю леволиберальные нарративы и сформировать в Европе новый «священный союз». Совсем другое дело, если Трампа рассматривают в Кремле как «полезного идиота».
Нельзя исключить, - и для этого существует немало индикаторов, - что никакого искреннего доверия к Трампу в Кремле не испытывают. Более того, оценивая тенденции развития внутриполитической ситуации в США, не очень верят и в его перспективы, делая традиционную ставку на гражданский конфликт и грядущий хаос. В этом случае Трамп с его метаниями переходит в представлениях Кремля из разряда «политических тяжеловесов» в разряд тех самых «полезных идиотов», которых так любили на заре советской власти большевики и которым «с три короба наврёшь - и делай с ним, что хошь».
Для меня лично второй случай представляется крайне взрывоопасным, так как рано или поздно это истинное отношение вылезет наружу и создаст конфликтную ситуацию такого уровня, который, несмотря на весь наш богатый опыт последних лет, нам даже и не снился. Мыльный пузырь «спецдипломатии» лопнет в одночасье, и даже хуже того – в этот момент выяснится, что он был совсем не мыльный.
Амбре от всей этой истории с челночными визитами Уиткоффа и пионерским энтузиазмом Дмитриева будет таким, что нам лучше бы пока верить в первую версию, что все это делается искренне в расчете на полезное сотрудничество с Трампом. И, тем не менее, пока нам это достоверно знать не дано, и раньше, чем мы увидим согласованный между Путиным и Зеленским документ, мы ничего толком не поймем. Но самое главное, что и Трамп до последнего момента не поймет, кто он в глазах Кремля: «полезный бульдозер» или все-таки «полезный идиот».
Кладу слоями. Утром - Путин, вечером – Трамп. Привыкаю к новому стилю. Нахожу много сходства. Оба общаются с верноподанной массой без какого-либо намека на равенство. Оба – иконы, оба – формируют вокруг себя патриархальную среду. И я вдруг подумал, что, если бы Сталин жил в нашу эпоху, то его почетный титул, безусловно, был бы несколько скорректирован: «крёстный отец нации».