"Обычная коммуналка… Живут вместе пять семей – двадцать семь человек. Одна кухня и один сортир. Две соседки дружат: у одной девочке пять лет, а вторая – одинокая. В коммуналках, обычное дело, следили друг за другом. Подслушивали. Те, у кого комната десять метров, завидовали тем, у кого она двадцать пять метров. Жизнь… она такая… И вот ночью приезжает «черный ворон»… Женщину, у которой маленькая девочка, арестовывают. Перед тем, как её увели, она успела крикнуть подруге: «Если не вернусь, возьми мою дочку к себе. Не отдавай в детдом». И та забрала ребенка.
Читайте также:
Переписали ей вторую комнату… Девочка стала звать её мамой… «мамой Аней»… Прошло семнадцать лет… Через семнадцать лет вернулась настоящая мама. Она целовала руки и ноги своей подруге.
Сказки обычно кончаются на этом месте, а в жизни была другая концовка. Без хеппи-энда. При Горбачеве, когда открыли архивы, у бывшей лагерницы спросили: «Вы хотите посмотреть своё дело?» – «Хочу». Взяла она свою папку… открыла… Сверху лежал донос… знакомый почерк… Соседка… «мама Аня»… написала донос…
Вы что-нибудь понимаете? Я – нет. И та женщина – она тоже не смогла понять. Пришла домой и повесилась".
"Когда я писала книгу об Афганистане «Цинковые мальчики», люди были честнее, матери орали, кричали...Недавно я одну мать (в России) спросила: почему вы молчите, ведь погиб ваш сын? А она говорит: мне тогда не дадут миллион, а за этот миллион я хочу купить дочке квартиру".
"Когда я писала книгу о Чернобыле, она раздвинула моё мировоззрение. Когда я поняла, что человек начинает бояться воды, земли, я почувствовала общность со всем живым, с какой-нибудь бабочкой, ежиком... Собственно, Чернобыль, мы ещё не осознали этого, выбросил всех нас в совершенно другой процесс".
"В первые же дни после аварии (Чернобыль) из библиотек исчезли книги о радиации, о Хиросиме и Нагасаки, даже о рентгене".
"Телевидение развращает. То, что говорят сегодня журналисты российских СМИ — их просто надо судить за это. Что они говорят о Европе, о Донбассе, об украинцах..."
"Найти какие-то элементы в каждой стране не составляет никаких проблем. Вот сегодня отправьте 100 танков в Белоруссию и контрактников, и что будет с этой мирной тихой страной? Часть захочет в Россию, часть захочет в Польшу, и это будет опять кровь...Натравливать братские народы друг на друга - это смерть для политика".
"Как русских везут обратно убитых? Их тихонько, тайком хоронят, как преступников. В то же время в интернете я видела документальное видео: огромные рефрижераторы развозят по Украине тела украинских солдат и офицеров. И вот сколько эти рефрижераторы едут по Украине, столько вдоль дороги на коленях стоят люди. Когда я увидела эти кадры, я поняла, что этот народ не победят".
"Власть (в Белоруссии) ведёт себя так, как будто меня нет. Меня не печатают в государственных изданиях, не пускают на радио или телевидение... Конечно, учитывая мою некоторую известность в мире, властям не так легко что-то предпринять против меня, хотя, как показывает опыт А.Санникова они могут всё. Для них нет авторитетов".
"У нас же тысячи безработных военных, тех, кто знает только автомат и танк. Непригодных для другой жизни. Нашим женщинам приходится быть сильнее мужчин".
"После смерти Сталина люди стали улыбаться, а до того осторожно жили".
"Недавно в одной семье мне достали с антресолей бюст Ленина. Хранят… вдруг еще пригодится…"
"В войну много чего узнаешь… Нет зверя хуже человека. Это человек человека убивает, а не пуля. Человек человека…"
"Вернулся домой дважды раненый. С тремя орденами и медалями. Меня вызвали в райком партии: «К сожалению, жену мы вам вернуть не можем. Жена погибла. Но честь мы вам возвращаем…». Мне отдали мой партбилет. И я был счастлив!"
"Звонок в дверь. Открываю. Стоит на пороге плохо одетая женщина: «Я пришла передать вам привет от вашей жены». – «Жива!» – «Год назад была жива. Одно время я работала с ней в свинарнике. Воровали у свиней мороженую картошку, благодаря этому не сдохли. Жива ли она сейчас, не знаю».
"Полстраны мечтает о Сталине…Если полстраны мечтает о Сталине, то он обязательно появится, можете не сомневаться".
«До сих пор воюют. До сих пор военные парады. До сих пор разговоры о войне».
С.Алексиевич: Недавно пришло такое письмо: "Нам, старикам, трудно жить... Но не из-за маленьких и унизительных пенсий мы страдаем. Больше всего ранит то, что мы изгнаны из большого прошлого в невыносимо маленькое настоящее. Уже никто нас не зовёт выступать в школы, в музеи, уже мы не нужны. Нас уже нет, а мы ещё живы. Страшно пережить свое время...".
Я по-прежнему их люблю. Не люблю их время, а их люблю.
