Ватниками с известных пор называют по-советски темных и злых людей, которым не хотят свободы ни для себя, ни для кого-либо, кроме высшего начальства, но при том условии, что оно должно быть такое же, как они – ватное, плоть от плоти.
О них – письмо из Харькова.
«Рано поутру на скамейке возле нашего подъезда уже сидели наши ватные соседи (у нас весь подъезд такой) – и точился у них разговор, который услышала остановившаяся возле них моя жена.
Рассказывает Владимир Михайлович, семидесяти лет, сам из села Ницаха Тростянецкого района. Обратите внимание, Анатолий Иванович: когда он говорит «наши», то имеет в виду русских оккупантов.
-- У нас в селе наши всю картошку у людей позабирали, а одну бабку ограбили.
Ему поддакивает некая Валя. Всю жизнь она проработала активисткой в профкоме «Турбоатома» и по совместительству кладовщицей. Любит хвастаться: «Я при советской власти по бесплатным путевкам весь СССР объездила и все страны соцлагеря». Жажда власти у неё какая-то неистовая. Полгода назад прорвалась в старшие по подъезду – и теперь не может решить ни одной малейшей проблемы: кому, например, запирать подъезд в комендантское время, кому быть начеку и отворять тем, кто возвращается домой ночью.
Так вот эта Валя добавляет
- У меня подруга в ДНР, так она рассказывала: там тоже наши такое творили, такое творили!
Моя жена спросила:
- И что они творили?
В ответ услышала:
- Та, та…
Анатолий Иванович, этой наволочи в Украине три четверти. Не даст она украинизировать Украину. Не даст. Ведь после победы их нельзя будет ни изолировать, ни выслать в Россию. Мои взгляды на будущее очень мрачные».
Для меня в этом письме главное то, что украинская вата, считающая своими русских оккупантов, не закрывает глаза на их безобразия. Дело, надо думать, в том, что она черпает соответствующие сведения непосредственно от людей, которые испытывают это все на себе. И харьковских ватников это поведение СВОИХ явно огорчает и тревожит.
Во всём остальном ничего нового. В подъезде этого человека привычно существует враждебность к украинству. Она не очень, как видим, скрывается и во время войны, и не потому, что вата такая уж смелая и упрямая, а потому что это, можно сказать, в крови, что-то природное, как цвет глаз.
Это, в основном, обрусевшие украинцы, выходцы из села или их потомки. С первых дней своей жизни в селе они рвались в город. В городе легче жить, там власть и культура. Уйти в город значило выйти в люди и в первый же день забыть родную речь, чтобы с полным правом смотреть на село сверху вниз.
И вот получилось так, что село ни с того, ни с сего – просто оттого, что кончился Советский Союз - стало брать верх. Украинский язык устами большого начальства объявил своё решение сделаться в государстве преобладающим, из сельской самодеятельности перейти во власть - да, быть отныне языком власти.
Вата поняла это по-своему: нами хотят править селюки. Нами, городскими, нами, культурными – некультурные. Мы были князи, пусть из грязи, это признаем, но все-таки князи, а нас теперь хотят вернуть в грязь. Не жалаем! Если до этих пор украинская вата все украинское презирала, то теперь стала ненавидеть его и бояться.
С российской ватой несколько иначе. Раньше она к украинству относилась снисходительно, даже не без добродушия, теперь же, во время войны, её чувство можно назвать злобной озадаченностью. Низшая раса не только сравнялась с высшей - в своих, конечно, глазах - но всё увереннее поднимается над нею. Примерно так можно, видимо, описать это чувство.
