В интервью Жанне Немцовой украинский режиссер Сергей Лозница рассказал об отличиях протестов в России и на Украине, и о своем фильме, представленном на фестивале в Каннах.
Гость программы "Немцова.Интервью" - украинский режиссер Сергей Лозница. В этом году его фильм "Кроткая" вошел в основную конкурсную программу Каннского фестиваля и был представлен 25 мая. Фильм - вольная интерпретация повести Федора Достоевского. Его действие разворачивается в наши дни. Лента повествует об одной истории битвы против политической системы. О теме протестов на Украине и в России, о том, как она отражена в творчестве Лозницы, режиссер беседовал с Жанной Немцовой.Жанна Немцова: В этом году ваш фильм "Кроткая" вошел в основную конкурсную программу Каннского кинофестиваля. Почему вы выбрали именно этот сюжет?
Сергей Лозница: По-моему, в 2010 году, когда я закончил фильм "Счастье мое", мне пришла в голову эта идея. Если "Счастье мое" - это судьба мужчины в этом пространстве, то эта картина - о судьбе женщины. Действие перенесено в наши дни. Это даже не весьма вольная интерпретация, это вообще очень далеко от Достоевского, но это "Кроткая". Когда я писал сценарий, герои, которые начали выскакивать, сами по себе возникать из этого темного угла, поменяли все: весь ход действия и развязку. Я хотел сделать фильм, в котором героиня в конце совершает поступок, который мы от нее не ожидаем, но оказалось, что в этом пространстве это сделать сложно.
Сергей Лозница
- Почему вы перенесли действие фильма в наши дни?
- Я ничего никуда не переносил, ведь тема она же не меняется со временем, как и российские реалии. Они тоже не меняются со временем.
- А какие они для вас - российские реалии?
- Вы имеете в виду условия жизни? Например, отсутствие закона, отсутствие личности, неуважение к человеку. Собственно, это же никогда не исчезало.
- А можете перечислить преимущества жизни в Германии или в Берлине по сравнению с Москвой для вас лично?
- Вами никто не интересуется (смеется). В этом смысле вы чувствуете себя расслабленным.
- Я посмотрела два ваших документальных фильма. Я думаю, вы даже можете догадаться, что это за фильмы. Это "Майдан" и "Событие". "Майдан" посвящен событиям на Украине в 2013-2014 годах. "Событие" - о путче 1991 года. Почему вас вообще заинтересовал гражданский протест?
- Кадры, использованные в фильме "Событие" - это потрясающий великолепно снятый видеоматериал. В то время никто не снимал на пленку. Я не видел больше никакого материала, знаю, что в Москве все камеры были закрыты. Я смонтировал эту картину после того, как я сделал фильм "Майдан", поскольку потом я увидел этот материал совершенно другими глазами. Разница между этими двумя революциями или, точнее - путчем в России - с одной стороны, и революцией на Украине, с другой, в том, что в 91-м году, была активной власть. Мне кажется, что все, что мы наблюдали, было большой, очень удачной и успешной, постановкой.
- То есть это была не народная революция?
- Народ пытались как-то очень активно вовлекать. Даже нагнали танки, чтобы люди вышли, возмутились. Но в момент, когда, например, в Петербурге подняли флаг, а это практически революция - водрузили триколор - люди разошлись в течение получаса, и там было не так много людей. А удивительно, что митинг в полмиллиона участников, по-моему, на Дворцовой площади, 20-го числа, кажется, прошел в течение одного часа двадцати минут. Как хороший фильм. И где-то спустя час Анатолий Собчак сказал: "Спасибо большое всем за поддержку, сейчас возвращайтесь на рабочие места, продолжайте тихосенько (тихонько. - Ред.) работать и, когда вы нам понадобитесь, мы вас пригласим. Об остальных действиях мы оповестим". Вы можете представить себе такое в Киеве? Этого человека вынесли бы с трибуны.
- А что произошло в Киеве?
- За это время родились люди, которые стали живыми. Я помню очень хорошо, как все радовались: 90-й год, трансформация, коммунизм навсегда умер, рухнул навсегда. И единственный, кто не радовался, это был Мамардашвили (Мераб Мамардашвили, философ. - Ред.) Он сказал: "А я с вами со всеми не согласен". А с кем он не согласен? С Михаилом Гефтером, например. А почему? Потому что то, что не жило, не может и умереть. Чтобы появился протест, необходимо, чтобы многое еще взошло: человек взошел, уважение к нему. Такие понятия, как достоинство, мои личные интересы и желание отстаивать эти интересы. Понимание того, что я часть гражданского общества. Все это появилось на Украине.
- А в России это появилось?
- Нет.
- В этом году, 26 марта, прошел массовый митинг против коррупции. Был протест против проекта реновации, против сноса пятиэтажек в Москве. Это разве не гражданский протест?
- Я вижу, что стоят мужики на Пушкинской площади, и какие-то оболтусы, одетые в военную форму, с дубинками, вот эти вот космонавты, хватают бабушку и тащат куда-то в автозак, жестоким образом, а вокруг бегают только фотографы! Ни один человек не подходит и не протестует, не говорит: "Что вы делаете? Так нельзя!". Так вообще быть не должно в мире! Это демонстрация для всех того, что так можно, так нужно. И это показывают, это репродуцируют и прививают отсутствие всего человеческого. Это расчеловечивание, которое было в советское время, которое продолжает существовать сейчас.
Что касается пятиэтажек, кто опять создал эту ситуацию? Меня всегда удивляло отсутствие базового юридического образования у населения. Мы сейчас узнали, что квартира принадлежит вам, она приватизирована, а дом принадлежит городу. Вот об этом нужно говорить! Не о том, что кто-то сносит эту, пятую, десятую пятиэтажку. В основе лежит обман. Не может здесь в Германии квартира принадлежать вам, это часть дома, а весь дом принадлежит всем жильцам.
- Вы с фантастическим пессимизмом смотрите на гражданский протест в России, в отличие от того, что происходило на Украине?
- Все это несерьезно пока что, на мой взгляд, выглядит. Я не должен об этом говорить, я не нахожусь там, конечно, но это мой сторонний взгляд. У нас очень сильна традиция "Гапонов", вот что я вам скажу.
- Знаете, я, возвращаясь к вашим фильмам. Я увидела, что и в том, и в другом фильме есть представитель духовенства.
- Да.
- Почему?
- Потому, что они играли важную роль.
- Тогда я парирую - политиков ведь практически нет на Майдане.
- Потому что не они там были важны…
- А почему духовенство было важным?
- На Украине это очень важный институт общественной жизни. Особенно западная часть Украины, там люди очень верующие. Когда вы приедете в любую деревню или в село, вы увидите, как утром в субботу все в белых одеждах идут в храм. Каждые 4-5 часов на Майдане звучала молитва. И был момент, мы сняли его, когда молились представители всех конфессий, кроме православных Московского патриархата.
- А какую роль сыграли представители духовенства?
- Они объясняли людям, зачем они там стоят. И это тоже есть в фильме. Что они хотели? Как можно поменять положение вещей? Не противостоянием, не войной, а покаянием! Это нечто другое. Это внутренняя работа, а не коллективная. И я тут же вспоминаю один из рассказов Варлама Шаламова. Вот как мы, они сидят в этой глухой деревне, где-то там Магадан, зима, ужас, кошмар всего того, что есть ГУЛАГ, а разговор о чем? О том, как же мы из этого будем выбираться. Покаянием! Вот единственный путь, другого нет. И об этом говорили священники. Они, между прочим, стояли в тех местах, где были не наемные ребята из "Беркута", а где были солдаты, которые не по своей воле туда пришли. Стояли с иконами, как-то старались оберегать, чтобы и эти солдаты не пострадали.
-Что если бы не было Майдана? Как развивались бы события на Украине?
- Он бы был позже. Дело в том, что выхода из того положения вещей, которое сложилось после распада СССР, иного нет. Никто добровольно вам ни власть, ни право продолжать дело Ленина и Сталина - не отдаст. Если вы хотите жить, а это вопрос выживания, то вы вынуждены будете сражаться.
- Я понимаю, что вы не политик, поэтому, наверное, не совсем правильно задавать этот вопрос, но, тем не менее: что если бы вас попросили решить проблему Крыма. Как бы вы это сделали?
- Очень просто. Его надо отдать. Надо просто вернуться в положение того статус-кво, которое было до того. Потому, что это было сделано в нарушение всех договоренностей, которые брала на себя Россия. Хотя бы это может поправить как-то репутацию тех людей, которые придут к власти. Это глупость, что народ России не поддержит такой шаг, это глупость.
- Что если бы вам одна из голливудских киностудий предложила написать сценарий и стать режиссером блокбастера?
- Нет, нет.
- Никогда в жизни?
- Нет.
- Почему?
- Потому что вы теряете степени свободы. Потому что вы попадаете в определенный механизм, в котором вам выделена определенная роль. А я с ней не согласен. Потому что я не могу выразить то, что я хочу делать. Тогда я буду делать то, что хочет еще дядя, помимо меня. Меня это не устраивает. Вот такие условия меня не устраивают. Зачем это мне нужно?
- Вы участвовали в компаниях в поддержку украинского кинорежиссера и политзаключенного, осужденного на 20 лет, Олега Сенцова. Но ничего не помогло. Что вы думаете еще можно сделать для того, чтобы российские власти его освободили?
- Существуют два пути. Один путь использует Израиль. Это путь игнорирования вообще всех международных законов. Это государство, защищающее граждан своей страны. Оно будет действовать невзирая ни на что, чтобы освободить человека. В этом смысле будучи гражданином Украины нельзя быть уверенным, что Украина будет вас защищать. Хотя у нее есть силы, которые способны выполнять такого рода задачи. Я думаю, что лидеры крупных государств, которые могут надавить каким-то образом и выторговать что-то, могут помочь. Больше ничего. Ну или смена режима в России. Вот три пути, мне кажется. И еще, в России бывает так: раз, и выпустили! Очень надеюсь на это. Может быть вот кто-то так поступит.
- Бывает, кстати.
- Бывает, да. И потом все так благодарны. И что-то прощается за это. Славянское решение этого вопроса, минуя логику, очень хотел бы, чтобы это так произошло.
- Сергей, больше вам спасибо.
- Да, спасибо.
