С Лениным она познакомилась еще совсем маленькой девочкой. Она с мамой тогда приехала в Женеву, где в то время должен был находиться ее отец – социал-демократ и подпольщик Яков Давидович Драбкин. Но он в тот момент уехал в Россию, и Лиза с матерью впали в отчаяние – у них не было ни гроша. Мать, бывшая провинциальная гимназистка Фейга Капелевич, чудом выяснила, где живут знакомые мужа – Ульяновы. Там их успокоили и накормили, а Лизе Ленин дал приклеившееся к ней на всю жизнь прозвище – «Елизавет-воробей».
Вскоре Яков Драбкин вернулся в Женеву, и семья воссоединилась, но денег у них по-прежнему не было – жить приходилось на скудное партийное пособие. Впрочем, жизнь им такая, видимо, нравилась – они сами выбрали революцию. Юная гимназистка, влюбившись в заезжего красавца-студента и обладателя великолепного баритона, уехала вместе с ним не задумываясь. Он был революционером, а воспитанные на Чернышевском школьницы тоже бредили революцией – как тут не стать верной спутницей и надежной соратницей? А заодно и войти в русскую литературу – именно Фейга стала прототипом пропагандистки Наташи в романе Горького «Мать».
И риски такой жизни были совершенно не иллюзорные. Накануне революции 1905 года Фейга перевозила через границу спрятанные в кофте револьверы и пироксилиновые запалы для гранат. От любого резкого движения запалы могли взорваться вместе с ней и вагоном, и ей приходилось сидеть абсолютно прямо, не шевелясь. К слову, вместе с ней в купе сидела 4-летняя Лиза, присутствие которой заставило вездесущих жандармов пройти мимо – путешествующие мать и дочь их не заинтересовали.
Вскоре после поражения революции 1905 года Яков Драбкин, дослужившийся на тот момент в партии до поста секретаря Петербургского комитета РСДРП, был арестован, провел девять месяцев в тюрьме на следствии, а затем был сослан в Тобольскую губернию, откуда в 1909-м бежал. На нелегальном положении он провел почти год, объезжая по заданию партии Киев, Одессу, Николаев, Харьков, Екатеринослав и другие города. Но измученный подпольной работой и жестоким безденежьем, постепенно отошел от революционных дел – жил тихо и незаметно, работая корректором в «Военной энциклопедии».
Однако в 1917-м Яков и Фейга Драбкины снова вернулись в партийный строй. Он становится секретарем Петроградского военно-революционного комитета и по существу руководит боевыми группами революционеров в столице. Во время Гражданской войны Драбкин был уже начальником Политического управления Реввоенсовета всей молодой Российской Советской республики, а после ее окончания – уезжает по заданию партии в Туркестан, чтобы возглавить местное бюро ЦК РКП(б). Затем он занимал различные посты в исполнительных органах партии, Коминтерне и «Интернационале», а Фейга Драбкина даже основала знаменитый советский женский журнал «Работница», но репрессии их на удивление не задели – просто не успели: оба умерли своей смертью в уважении и почете в первой половине 1930-х годов.
Для их дочери, Елизавет-воробей – девушки по настоящему неистовой – революция казалась праздником, в котором непременно надо было принять участие. Да и биография ее больше похожа на героическую: она брала Зимний, служила пулеметчиком в Красной армии, штурмовала восставший Кронштадт, ковыляя к плюющимся огнем фортам по иссеченному осколками льду. И одновременно крутила роман с известным американским журналистом Джоном Ридом, написавшим знаменитую книгу «Десять дней, которые потрясли мир». А затем работала личным секретарем у председателя Всероссийского исполнительного комитета Якова Свердлова, ранняя смерть которого пустила историю СССР совсем по другому пути.
Несмотря на столь воинственную биографию, Лиза Драбкина, как отмечают современники, была очаровательным человеком, и это меняет наше представление о тех мрачных и жестоких людях и временах. Как говорил Корней Чуковский, познакомившийся с ней в середине 1920-х годов: «Слушая ее рассказы о своих приключениях, бесконечных опасностях, крови, смертях, можно поражаться ее юмору и самоиронии».
Интересно, что для себя лично ей не надо было ничего – она могла занимать важные должности, а потом в одночасье от всего отказаться. Было бы странно, если бы с таким характером Драбкина послушно пошла за Сталиным. Ей была близка троцкистская идея перманентной революции, и она примкнула к оппозиции. В 1928-м, когда пошел окончательный разгром троцкистской оппозиции, ее исключили из партии и отправили в ссылку. Впрочем, отделалась она даже по тем, еще относительно гуманным временам совсем малой кровью – с большинством НКВД и суды обходились гораздо жестче. Вероятно, сыграли свою роль заслуги семьи и заступничество старших товарищей. И уже в 1930 году Драбкину восстанавливают в партии.
Она оканчивает Институт красной профессуры, защищает кандидатскую диссертацию по истории, устраивается на работу ученым секретарем в Наркомпрос и тогда же пишет свою первую книгу – «Отечество». Однако в 1936-м от беды её уже не могли спасти ни личные заслуги, ни родительские. Сначала был репрессирован ее муж – секретарь Киевского горкома, а вскоре и ей дали пять лет – как троцкистке. Потом к ним добавили еще 15, а на допросах ее били так, что она почти полностью оглохла. Свой путь в революцию шестилетняя Елизавет-воробей начала с того, что ходила с матерью по конспиративным квартирам, а закончилась ее революция в 35 лет в Норильлаге. И смириться с этим она не могла – даже в бараке организовала подпольный кружок по изучению марксизма.
Освободилась она только в 1956-м, проведя в лагере и ссылке двадцать лет. Казалось, что ее жизнь сломана навсегда, но сидевшие с ней вместе политзэчки отзывались о Драбкиной как об открытом, веселом и милейшем человеке. А потом была реабилитация, переезд в Москву, новое замужество и истинное призвание – писательство. Она напишет знаменитые «Черные сухари», «Зимний перевал» и «Черным по белому», и в них будет оживать революция, которой больше не было и в помине: Советский Союз быстро и неуклонно превращался в бюрократическое государство, граждане которого жили вполне понятными, но всё же исключительно потребительскими надеждами на получение квартиры или покупку автомобиля.
Она умерла в 1974 году, когда брежневский застой был в самом расцвете, и никто не мог представить, что до очередной русской революции осталось совсем немного. Незадолго до смерти молодые ученики у нее спросили:
– Не жалеете ли вы, что русская революция не закончилась февралем?
– Возможно, и жаль, но это было неизбежно: Россия той поры вынашивала революцию, как беременная женщина будущего ребенка, – ответила она.
Сегодня на фоне тающей потребительской сытости и нарастания протестных настроений в обществе Елизавет-воробей, конечно, дает пример нонконформизма и преодоления любых условностей и становится идеальной ролевой моделью для нынешних девочек-идеалисток, неуклюже играющих в революцию, но также служит отличной иллюстрацией и предупреждением, куда могут завести энтузиастов надежды на быстрые перемены.
