Об экспериментах с массовым сознанием, побочных эффектах высокой духовности и уязвимости творческих людей рассуждает физиолог Святослав Медведев.
— Святослав Всеволодович, недавно вышла в свет ваша книга «Мозг против мозга» («Mind vs brain»). Одна из глав в ней посвящена вопросу о том, как можно управлять человеческим мозгом. И в самом деле — как?
— Это не так уж трудно. Еще в эпоху древнего Рима люди учились, произнося речь, управлять толпами. Впоследствии целые народы меняли свою философию и психологию просто исходя из того, что было написано в газетах. Для этого, кстати, создателям газет не нужно быть семи пядей во лбу: достаточно просто уметь агитировать. Потом управлять массовым сознанием стало еще проще — с помощью радио и телевидения. Или даже с помощью химических веществ.
Наш мозг необычайно устойчив: ни собака, ни кролик, ни обезьяна не выдерживают и доли тех нагрузок, которые под силу человеку. Но бывают воздействия, против которых он бессилен. Если вводить в организм определенные вещества, например — психотропные, наркотические, то сопротивление практически невозможно. Известны легенды о волевых разведчиках, которые молчали под любыми пытками. Но под воздействием специальных психотропных веществ человек теряет волю и отвечает на любой вопрос.
На этом примере видно противоречие между огромной интеллектуальной мощью мозга и его зависимостью от состояния тела. Влиянием биологического фактора часто пренебрегают. Например, человек нездоров, но, превозмогая себя, берется за работу и выполняет ее. Действительно, в подавляющем большинстве случаев усилием воли можно подавить движения тела и души. Однако пренебрежение биологическим аспектом пусть и не сразу, но приводит к тому или иному срыву.
— Видимо, не только в психике отдельного человека, но и в обществе в целом?
— Разумеется. Законы общества должны следовать биологическим законам и не вступать с ними в жесткое противоречие. Так бывает, когда начинает насильственно внедряться система взглядов и взаимоотношений, которые внутренне конфликтуют с инстинктами. Примеры — Советский Союз, Камбоджа в эпоху Пол Пота, Китай при Мао Цзэдуне.
В СССР, скажем, не социализм как экономическая система, а идеология шла вразрез с основными биологическими инстинктами среднего человека. В норме каждый из нас любит отца и мать больше, чем какого-нибудь условного первого секретаря обкома. Нас же воспитывали на примере Павлика Морозова, предавшего собственного отца. Противоестественными для человеческой природы были приоритет общественного (то есть ничьего) над личным, борьба против богатых — не только кулаков, но и середняков… Полагаю, что истинной причиной распада страны был именно этот антибиологический курс Политбюро, запрещавший все попытки заинтересовать производителя материальных благ в результате труда. Средний человек работает, чтобы жить, точно так же как звери идут на охоту, когда голодны, и сколько бы ни объясняли ему, что работать надо не ради жены и детей, а во имя торжества коммунизма, на биологическом уровне он этого все равно не поймет.
— Одно из ярких утверждений в вашей книге — о том, что проблемы у нас в стране возникают от переизбытка духовности…
— Да, на Западе так лоб себе не разбивают. Я не философ и не историк, но мне кажется, что основной причиной неурядиц во все времена была высокая духовность как всего народа, так и отдельных его представителей. Во имя торжества идеи, как я уже сказал, выстраивались системы отношений, которые приводили к сложностям экономического и политического характера. Очень просто руководить циником. А вот с «человеком духовным» все намного сложнее — ему подавай соответствие порядка вещей некой высшей правде и справедливости. Наш человек нередко готов пойти против логики и даже в ущерб самому себе просто потому, что он не хочет поступить «плохо», «несправедливо» и т. п.
В обществе внутренний конфликт может проявиться в виде жестоких репрессий для сохранения статус-кво (вспомните «красный террор»), в форме волны насилия и неповиновения, в виде резкого ухудшения здоровья людей, увеличения числа неврозов и самоубийств. У нас далеко не все законы сегодня логичны. Из-за неприятия этих нелогичностей в людях зреет раздражение, которое может вылиться в социальный взрыв по какой-то маловажной причине. Впрочем, это характерно не только для нашей страны. В любом государстве есть масса таких противоречий. Американское общество также ожидает серьезный кризис из-за системы моральных ценностей, антибиологичность которых очевидна.
— К чему, как правило, приводят эксперименты с сознанием?
— Все это на самом деле очень опасно. Возьмите некоторые религиозные течения: там все регламентировано, матрица стандартов развита великолепно, но человек, по сути, превращается в робота. Он не в состоянии придумать ничего нового, сделать что-либо выдающееся. Вот пример из фильма «Семнадцать мгновений весны» — разговор Штирлица с немецким генералом. Генерал утверждал, что человек, работающий «под вождем», не может быть инициативным и творческим. Вождь устанавливает границы, которые переходить не надо. Человек блестяще выполняет все поручения вождя, пишет для него речи. В выполнении заданий он инициативен, но у него на глазах шоры. Он не позволяет себе сомневаться в том, что делает вождь. При всем блеске исполнительской активности существуют границы, которые он не может перейти. А творчество допускает и весьма еретические мысли.
— Но почему в таком случае великая литература и искусство расцветали даже при достаточно авторитарных режимах, скажем, в позднем СССР или царской России? И наоборот — при более щадящей цензуре ситуация подчас ухудшается. В сегодняшней России, например, свобода выражения вроде бы есть, а шедевры не появляются.
— Причина в том, что в условиях жесткой, тотальной цензуры искусство — это, пожалуй, единственная возможность для человека самовыразиться. Вот творцы и самовыражались эзоповым языком, создавая зашифрованные, хитрые памфлеты.
Сегодня все не так. Дело в том, что, как ни странно, для творчества необходимо не поощрение вообще всего на свете, а наличие неких рамок. Творчество — это критика, выражение своей точки зрения в ситуации, когда это делать трудно, когда вас не понимают. А сейчас большинству наплевать на все — да выражайся, как хочешь. Человек может выйти на улицу и орать — это никого не интересует. Вот что самое страшное. В обществе нет понимания, социального договора, консенсуса о том, что любой протест вообще что-то значит. «Протестуй, не протестуй…» — дальше известно.
Упадок в искусстве наблюдается еще и из-за отсутствия организующей общей идеи. Когда в древнем Риме люди были готовы погибнуть за республику — это одно. А когда в том же Риме, но в другую эпоху, они умирали от обжорства на пирах у императора — согласитесь, немножечко другое.
— Значит, условием для настоящего творчества является некий запрет, пресс, барьер, то есть нечто, что надо преодолевать?
— Можно сказать и так. Если вас поместить в комфортную, спокойную, тягучую, тихую атмосферу, вам вообще ничего не захочется. Когда вас бьют, вы крепчаете. Но далеко не всегда. Чаще творчество является инструментом для решения человеком сверхзадачи, поставленной жизнью. Есть люди, которые просто не могут не творить. Вспомните повесть Айзека Айзимова «Профессия»… (Ее герой, молодой человек, живет в мире будущего, где людям за минуты записывают в мозг нужные знания с помощью специальной машины и обучающих лент. Однако этот юноша склонен к самостоятельному мышлению, и поэтому в итоге признается машинами непригодным к какой-либо специальности, а затем попадает в приют для слабоумных, где содержатся такие же, как он, люди без профессии. Там они пытаются учиться древним забытым способом, медленно постигая крупицы знаний из книг с помощью учителей). Эйнштейн создал бы общую теорию относительности независимо от состояния общества. Законы природы открывают независимо от партийной принадлежности. А вот произведения искусства очень даже зависят от состояния общества.
— Почему творческие люди зачастую бывают несчастны?
— Творчеству мешает детектор ошибок — наш внутренний «часовой», который дежурит в мозге и уберегает нас от неадекватных поступков. Творчество — это всегда выход за рамки. Однако любой организм стремится жить спокойно, поэтому «часовой» будет противиться отклонениям от курса. А если мы будем настаивать, игнорировать его предупреждения, то неизбежно начнем совершать ошибки, нести потери… Может быть, именно с этим связана частая неустроенность жизни творческих людей?
— Вы как-то сказали, что за творческие порывы человек всегда платит высокую цену, и чем дальше прорыв в творчество, тем эта цена будет выше. Что же делать?
— Это я говорил по поводу того, что гениальные люди все немножко повернутые, зацикленные. Гений видит то, что не видят остальные. И там, где нормальный человек пройдет мимо, гений остановится и начнет докапываться до сути. Это далеко не всем нравится. Почти все гении за редким исключением прожили достаточно тяжелую жизнь — Эйнштейн, Пушкин, Лермонтов, Высоцкий… Их судьбы были запрограммированы.
Творчество — это преодоление стереотипов. Творческий человек не делает того, чего от него ожидает окружающий мир. Он берет и совершает что-то непонятное, что всех удивляет и многим не очень нравится. Поэтому творческие люди зачастую оказываются неконкурентоспособными по сравнению с более примитивными особями. Нужно иметь очень сильную волю, чтобы победить варвара в себе. Нужно быть богатым, чтобы не предавать свои идеалы. Таких мало. Большинство идут на компромисс. А варвар не знает ни чести, ни компромисса — и побеждает.
— Неужели творчество и духовность обречены на проигрыш в борьбе с животным началом в человеке?
— На самом деле в нынешнем мире все же побеждает не общество грубых солдат и варваров, и в этом легко убедиться. Кроме того, многие идеологии, в том числе капитализм и социализм, допускают различные формы самореализации человека, среди которых есть и те, которые не конфликтуют с биологическим «каркасом».
