Я не стану писать про историю минного тральщика «Черкаси». Вот вам ссылка – можете прочесть сами.
Этот текст о другом.
Я редко пишу рецензии на украинское кино. Во многом потому, что чаще всего оно напоминает упражнение в жанре. За последние полгода я посмотрел упражнение в жанре костюмированной мелодрамы, батальной комедии и фэнтезийной драмы. А к фильмам, посвященным нашей войне, я отношусь заведомо настороженно.
Потому что всегда велик соблазн перепридумать себя заново. Заштриховать одно. Рельефно выделить другое. Война продолжается – и у каждого режиссера есть соблазн «решить патриотическую задачу». Чувство меры редко бывает нашей сильной стороной – благодарная аудитория простит тебе обман, а лояльность публики аукнется хвалебными отзывами.
Но ведь тогда – в феврале 2014-го – мы понятия не имели, что происходит и где оно закончится. В бесповоротность происходящего верили единицы. И я помню, как в марте того года мои коллеги в Киеве искренне удивлялись тому, почему в симферопольском аэропорту украинские пограничники не арестовывают Аксенова, встречающего российские делегации.
Это сегодня мы привыкли к тому, что украинская армия открывает ответный огонь. А я помню шок, когда мартиролог погибших на фронте сравнялся со списочным составом Небесной Сотни. И потрясение того дня, когда танки впервые стали применять на востоке.
То, что в Крыму казалось нам образцом героизма – очень скоро померкнет на фоне Донбасса
То, что в Крыму казалось нам образцом героизма – очень скоро померкнет на фоне Донбасса. То, что мы считали примером верности присяге – растеряет свой блеск на фоне боев за Саур-Могилу. Но все это добавочное знание придет к нам позже. А тогда – в самом начале холодной весны четырнадцатого – мы держали кулаки за керченских морпехов, отказывавшихся спускать флаг. И за экипаж заблокированного в Донузлаве тральщика «Черкаси».
Кинематограф – это всегда пространство сценарной ретуши. В конце концов, мы изрядно устали от самоощущения слабого. А потому краски для Давида можно подобрать поярче. Для Голиафа – потускнее. Переписать себя задним числом – так, чтобы и знамя было повыше, и присяга погромче, и выправка погероичнее. Чтобы растерянность нашей весны 2014-го не выглядела столь угловато на фоне холодной решимости осени.
Но именно этого в «Черкасах» вы не увидите. И я могу только догадываться, каких усилий это стоило съемочной группе. Как часто им доводилось слышать, что они снимают не то, не так и не о том. Что государству и зрителю нужны иные акценты – а потому давайте не будем упрямиться и перепишем вот тут, вот здесь и вон там.
Принято считать, что потерянное поколение рождается из фронтовиков, вернувшихся с войны. А в Украине потерянным поколением были те, кому выпало служить до войны. Люди, в которых не видело смысла государство и соседи по лестничной площадке. Флаги состояли из ниток. Гимн – из нот. Ты должен был уважать себя сам, потому что больше этого делать никто не собирался.
История украинского минного тральщика могла бы стать отличным лубком. Но она им не стала. И это лучшее, что могло с нами случиться
Батальные полотна приучили нас к тому, что героизм должен быть монументальным. Пафос торжествует над бытом, а выправка над сутулостью. Все это хорошо сочетается с кассовыми сборами – и очень плохо с реальностью. При желании история украинского минного тральщика могла бы стать отличным лубком. Но она им не стала. И это лучшее, что могло с нами случиться.
Вместо этого этот фильм стал нашей исповедью. Предельно честной. Максимально безжалостной. Исповедью о том, как все начиналось. О том, какими мы были. Любая ложь всегда легко опрокидывается правдой – но именно поэтому «Черкаси» делают нас сильнее. Потому что историю этого корабля невозможно опровергнуть. Мы все о себе сказали сами.
А еще этот фильм о том, как мы способны меняться. И именно поэтому я буду его пересматривать.
